Истребитель драконов / Dragonslayer (роман)

Истребитель драконов / Dragonslayer (роман)
Автор	Уильям Кинг / William King
Переводчик	kirss
Издательство	Black Library
Серия книг	Готрек и Феликс_(цикл)
Предыдущая книга	Истребитель демонов / Daemonslayer (роман)
Следующая книга	Истребитель зверья / Beastslayer (роман)
Год издания	2000
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

«Пока мы возвращались из затерянной крепости Караг–Дум, меня будоражила перспектива свидания с Ульрикой и мысль о том, чтобы какое-то время отдохнуть от наших приключений. Тем менее я ожидал, что опасности для нас только начинаются, и вскоре нам повстречаются как старые, так и новые враги, а также одно из самых могущественнейших чудовищ, с которым я когда–либо имел несчастье столкнуться».

„Мои странствия с Готреком“ Том III, Феликс Ягер (Альтдорф Пресс 2505)

Пролог. Ночь скавенов

«Ещё немного, — думал серый провидец Танкуоль, — и мои отважные воины пойдут в наступление».

Танкуоль злорадно потирал лапы. Уже скоро окупятся все его приготовления и переговоры. Уже скоро он отомстит гному Готреку Гурниссону и его мерзкому прихвостню Феликсу Ягеру. Уже скоро они раз и навсегда пожалеют, что совали свой нос в дела столь могущественного волшебника. Уже скоро он заставит их, несомненно заслуживающих смерти, вопить и молить о пощаде. Уже скоро.

Танкуоль слышал, как вокруг занимают позиции его войска. Шеренга за шеренгой двигались сквозь мрак внушающие страх бойцы–скавены — элита вооружённых сил крысолюдей. Сверкали в сумраке розовые глаза, от подавляемой жажды убийства щёлкали длинные хвосты, слюна блестела на клыках. За спиной кровожадно бурчал чудовищный телохранитель Танкуоля — огромный Костодёр, третий по счёту крысоогр, носящий это имя.

Крысоогр был крупным — вдвое выше любого человека и раз в десять тяжелее. Голова его была ужасающим смешением черт волчьей и крысиной. В красных глазах светилась безумная ярость. Толстые и короткие пальцы оканчивались чудовищными когтями. Длинный червеобразный хвост яростно стегал по воздуху. На этого нового крысоогра, заменившего убитого Феликсом Ягером в бою у Одинокой Башни, Танкуоль потратил целое состояние в жетонах искривляющего камня. Тот был не единственным, на что потратился Танкуоль во время своего недавнего посещения Адской Ямы — огромной норы клана Творцов. В обмен на поддержку своего нового рискованного предприятия серый провидец был вынужден пообещать более половины своих личных сбережений и долю в трофеях поганым предводителям клана. Однако Танкуоль полагал сей факт несущественным. После неизбежной победы добыча с лихвой окупит все его расходы. В этом он не сомневался.

Он подсчитал силы, которые были стянуты в это захолустье для осуществления его выдающегося хитроумного замысла. Помимо штурмовиков и клановых крыс с отличительными знаками клана Творцов, тут также находились крысоогры и стаи огромных крыс, ведомые своими погонщиками. Его армия насчитывала почти тысячу бойцов.

С таким–то войском Танкуоль в победе не сомневался. Особенно потому, что их противник всего лишь какие–то люди. Разве смогут люди выстоять против потомства самой Рогатой Крысы, которое, вне всякого сомнения, унаследует мир? Ясно как день — не смогут. От гордости хвост Танкуоля затвердел, пока тот представлял себе величие победы, что скоро будет им одержана.

Нос на длинном крысоподобном рыле Танкуоля зачесался. Усы взволнованно подёргивались. Возможно, он почувствовал близость Пустошей Хаоса и присутствие огромного пласта искривляющего камня — самой сущности магической энергии. Танкуоль в очередной раз подивился недальновидному указу Совета Тринадцати, который запрещал армиям скавенов вступать в эти населённые демонами земли. Ведь нет сомнений, что потеря нескольких скавенских рабов будет с лихвой компенсирована значительными запасами искривляющего камня, который те смогут собрать. Да, в прошлом Пустоши бесследно поглотили целые армии крысолюдей, но неужели это является оправданием мнительности Совета?

Танкуоль ощущал уверенность, что под его предводительством или, по крайней мере, чутким руководством с безопасного расстояния — ибо, по правде говоря, нет смысла рисковать жизнью скавена столь выдающегося интеллекта — армия грызунов успешно выполнит задачу.

Имелись и альтернативы. Если Танкуоль станет обладателем воздушного корабля, который те проклятые гномы построили для Гурниссона и Ягера, и который до сих пор не смог захватить его прислужник–идиот Ларк Стукач — он сможет воспользоваться кораблём для поиска искривляющего камня в Пустошах. Какое–то время он разочарованно щёлкал хвостом, размышляя о некомпетентности придурка Ларка, но затем переключился на мысли о воздушном судне и злорадно потирал лапы. У Танкуоля имелись бесконечные варианты использования судна, лишь только то достанется ему.

На корабле серый провидец и его телохранитель смогут быстро перемещаться в любую точку Старого Света. Корабль сможет переправлять войска в тыл врагам. Взяв корабль за образец, можно построить воздушный флот, а с такой армадой Танкуоль, а посредством него и Совет Тринадцати — поторопился верноподданнически мысленно прибавить он, — завоюют мир.

Разумеется, сначала воздушный корабль нужно заполучить в свои лапы. Танкуоль переключил внимание на более насущные вопросы. Через подзорную трубу он рассматривал укреплённую усадьбу, населённую кислевитами — союзниками гномов. Та представляла собой укреплённое поместье, которые, по обыкновению, строили кланы людей в этой местности. Усадьбу окружал высокий частокол и ров, а сам дом был массивным строением из камня и брёвен. Окна были узкими, более напоминавшими бойницы для стрельбы. Двери и ворота — массивными и крепкими. Их назначением было противостоять нападению чудовищных созданий, что не были редкостью вблизи Пустошей Хаоса. Внутри располагались конюшни, потому как местное население с любовью относилось к своим лошадям, чего никак не мог понять Танкуоль. Он считал, что эти звери лишь на корм годятся.

Танкуоль радостно отметил, что по всем параметрам это поместье типично, за исключением одного. Рядом с главным строением находилась массивная деревянная башня с металлической площадкой наверху. За исключением материала, из которого она была построена, башня во всех отношениях была идентична причальной мачте, которую Танкуоль видел у Одинокой Башни перед тем, как воздушный корабль отправился в полёт, выскользнув из его когтей. Именно здесь, вне всяких сомнений, останавливался воздушный корабль перед тем отправиться на север, в Пустоши. Очевидно, чтобы заправиться топливом и провиантом. Проницательный Танкуоль сделал вывод, что имеется предел дальности беспосадочного перелёта транспортного средства. Весьма ценная информация. Но почему именно тут? Почему так близко к Пустошам Хаоса?

Танкуоль быстро просчитал, что это могло означать. Зачем гномы, в особенности проклятый истребитель троллей Готрек Гурниссон, решили отправиться на столь ценном устройстве в Пустоши? Если бы только олух Ларк смог это выяснить. Если бы доложил об этом, как ему предписывалось. Серый провидец не особо удивился неудаче Ларка. Такая уж у Танкуоля судьба — иметь дело с недотёпами, что существуют лишь для того, чтобы вредить его изобретательным планам. Танкуоль частенько подозревал, что такие исполнители подбрасываются ему вследствие махинаций врагов из далёкого Скавенблайта. Политика скавенов была бесконечно сложной и запутанной, а предводитель с гениальностью Танкуоля имеет множество завистливых соперников, которые не остановятся ни перед чем, чтобы напакостить ему.

Сомнений нет, как только Гурниссон окажется в лапах Танкуоля, тот различными хитроумными способами убеждения, известными серому провидцу, постарается выяснить задание гнома. А если не удастся, возможно, разговорчивее окажется мерзкий прихвостень Гурниссона — человек Феликс Ягер. «В самом деле, — думал Танкуоль, — из этой двоицы человек, вероятно, послабее». Не то чтобы Танкуоль боялся столкнуться с чокнутым одноглазым гномом, ни в малейшей степени. Танкуоль, насколько известно, во всех отношениях бесстрашен, и никак, никоим образом его не испугает безмозглая жестокая скотина, вроде Готрека Гурниссона. Он раз за разом доказывал это, сталкиваясь с истребителем. Однако, чтобы разговорить Ягера, понадобится меньше усилий.

Обдумав это предположение, Танкуоль вынужден был признать, что и сам Ягер в таком вопросе может проявить тупое упрямство. Возможно, проще будет захватить нескольких пленников из усадьбы и выведать у них про цель гномов. Те, разумеется, должны быть посвящены в эту тайну. Помимо прочего, разве коротышкам удалось бы с таким трудом соорудить башню в этой забытой богом степи, не поведав о своей цели союзникам–людям? Танкуолю следует позаботиться о том, чтобы для допроса его союзники взяли в плен нескольких людей. Он немедленно отдаст соответствующий приказ.

Некая мысль вызвала смешок у Танкуоля. Какой бы план не задумали гномы, тот явно важен для них — ведь для его выполнения они затратили много сил и средств, и даже рискуют воздушным кораблём. Возможно, в Пустошах они разыскивают золото или ценные магические предметы. Такое объяснение казалось Танкуолю наиболее вероятным, насколько он знал гномов. Но какие бы сокровища ни собрали его враги, Танкуоль наложит на них свою могучую когтистую лапу после того, как его замечательнейший план будет осуществлён.

Серый провидец мысленно проанализировал свой замысел. Такой простой, но притом такой замысловатый. Столь ясный, но притом завуалированный уловками. Столь мудрёный, но притом элементарный в исполнении — каковыми и должны быть все величайшие планы скавенов, дабы избежать вреда от неразумных подчинённых. Замысел являлся несомненным доказательством, каковых в принципе–то и не требовалось, исключительной гениальности Танкуоля. Шаг за шагом серый провидец заново рассмотрел свой план.

Сперва они захватят усадьбу. Затем, когда воздушный корабль возвратится, что не вызывает сомнения, они захватят гномов врасплох, лишь только те причалят. Прежде чем гномы смогут улететь, корабль будет обездвижен превосходящим колдовством скавенов — особенным заклинанием, что Танкуоль приготовил специально для этого случая. После этого останется лишь пожинать плоды победы.

Разумеется, кое–что может пойти не так. Танкуоль испытывал гордость, что составной частью его гениальности являлась способность позаботиться о непредвиденном. Для любого войска скавенов существовала вероятность провала задания исполнителями. Имелась также небольшая вероятность, что гномы могут уничтожить воздушный корабль, чтобы тот не попал в лапы скавенам. В прошлом подобное случалось, потому как гномы — гордая до дурости и упрямая до безумия раса. И была ещё столь же слабая вероятность, что обратно гномы полетят другим путём.

Танкуоль вздрогнул. Все его навыки предвидения подсказывали, что такое практически невозможно. Испытанным способом доказывая своё религиозное рвение Рогатой Крысе — целых тринадцать часов питаясь лишь перебродившим молоком, приправленным искривляющим камнем, и страдая от ужаснейшего скопления газов в кишечнике, — серый провидец затем гадал на собственных экскрементах. Освящённые указанным образом испражнения убедили Танкуоля в том, что план не сорвётся, и он встретит гномов здесь. Конечно же, следовало принять во внимание, что все предсказания имели определённый допуск на ошибку, но, тем не менее, богатый провидческий опыт Танкуоля подсказывал, что он будет вознаграждён. Другие, менее искушённые провидцы, могли допустить, чтобы их разум затуманили собственные желания и надежды, но Танкуоль изучал знаки со скрупулёзной беспристрастностью, являющейся одним из показателей его несомненной гениальности.

Он ощущал уверенность, что проклятущий Гурниссон возвратится из Пустошей. Честно говоря, Танкуоль сомневался, что что-либо может помешать этому. Танкуоль прочитал знамения и знал, что за плечами гнома стоит могучая судьба. Подобный вид предназначения может быть преодолён лишь тем, кому выпало предназначение более значительное. Естественно, серый провидец Танкуоль полагал, что он и является такой личностью. Однако не следовало недооценивать истребителя.

Разыскивая указания на местонахождение своих врагов, Танкуоль наблюдал множество необычных видений в своих снах, навеянных искривляющим камнем. Он видел могучую крепость, глубоко вгрызающуюся в недра горы, и схватку с демоном по–настоящему ужасающей силы — существом столь губительной и превосходящей мощи, что Танкуоль даже думать об этом не хотел. Он выбросил эту мысль из головы.

Гном возвратится, а с ним и воздушный корабль. Гному предназначено пасть от титанического интеллекта Танкуоля. Нечто меньшее остановить Гурниссона не в состоянии.

Танкуоль заметил, что за ним наблюдают лидеры когтя клана Творцов. Он еле слышно выругался.

— Какие будут приказы, серый провидец Танкуоль? — пробасил самый здоровенный из них. — Что тебе нужно от нас?

— Мои приказы таковы, — многозначительно произнёс Танкуоль, — что ты и твои скавены действуете точно по плану. Захватите усадьбу и оставьте в живых как можно больше людей для допроса. Особое внимание уделите сохранению самок и их детёнышей. Когда тем начинаешь угрожать, человечишки становятся особенно податливыми.

— Их мы сохраним в любом случае, серый провидец Танкуоль. Для наших экспериментов.

Танкуоль склонил голову набок, обдумывая слова лидера когтя. Что тот имел в виду? Его клан задумывает какую–то новую программу разведения, что будет включать мутировавших людей? Это ценная информация. Похоже, скавен заметил, что проболтался, потому как развернулся от Танкуоля и грузно двинулся к подножию холма — отдавать приказы своим бойцам. Волнение охватило Танкуоля. Нападение начнётся в течение пяти минут.

Ульрика Магдова стояла на зубчатых стенах усадьбы и вглядывалась в дальние горы. Она была высокой женщиной, одетой в кожаные доспехи воина–кислевита. У неё были короткие пепельно–белые волосы, точёное и необычайно красивое лицо. Пальцы её руки постукивали по рукояти меча.

В небе над горами ярко сверкало северное сияние. Искрящийся свет Пустошей Хаоса ночами подсвечивал лежавшие перед ними вершины. Те выглядели огромными пилообразными клыками далёкого чудища, что собирается пожрать мир.

В этот момент она гадала, проглотило ли чудище Феликса Ягера и его спутников. Неделями от них не было никаких вестей, и все попытки волшебника Макса Шрейбера магическими способами выяснить их судьбу не принесли успеха. Ульрика прикидывала, увидит ли она Феликса когда–либо снова. И недоумевала — а хочет ли этого.

Не то чтобы она желала ему смерти. Совсем нет. Всем сердцем Ульрика желала, чтобы он возвратился в целости и сохранности. Дело лишь в том, что присутствие Феликса её… волновало. Ульрику влекло к Феликсу куда сильнее, чем следовало. В конце концов, он же безземельный искатель приключений из Империи, сам признающий себя преступником и революционером. Она же — дочь и наследница боярина Пограничья, одного из тех аристократов, что охраняют северные рубежи Кислева от созданий Пустошей Хаоса. Долг Ульрики — выйти замуж согласно воле отца и тем скрепить союзы с соседями, сохранив кровь её клана сильной и чистой.

«Идиотка, — твердила она себе. — Причём тут это? Подумаешь, переспала с понравившимся мужчиной, которого захотела. Ты поступала так раньше, так будешь поступать и впредь. Подобное в порядке вещей и не осуждается в Кислеве, где жизнь коротка и зачастую заканчивается насильственной смертью; где люди, раз уж довелось, получают те удовольствия, что им доступны. Какое вообще значение имеет тот факт, что ты спала с безземельным искателем приключений? Никакого будущего это не имеет». Однако с тех пор, как он улетел, Ульрика редко думала о чём–либо ином. В самом деле, как это типично для мужчины — вызвать у неё подобное замешательство, а затем отбыть одни лишь боги ведают куда.

Ульрика понимала, что у него были свои мотивы. Феликс Ягер поклялся сопровождать истребителя Готрека Гурниссона в его поисках смерти, сколько бы они не продлились, несмотря на то, что те вполне могут закончиться смертью и самого Феликса. Ульрика происходила из общества, уважающего клятвы, насколько способны на это едва цивилизованные люди, устанавливающие свои собственные законы силой меча. Здесь, на границах, не было юристов и письменных договоров, столь распространённых в Империи. Здесь ты либо исполнял свою клятву, либо навлекал бесчестье на себя и свою семью.

И посмотри, что эта клятва сделала с недалёким человеком. Из–за этой клятвы Феликс на большой летающей машине гномов отправился в Пустоши Хаоса на поиски Караг–Дума, затерянного города гномов. Ульрика хотела было просить его остаться с ней, но ей не позволила гордость. И она опасалась, что он может отказать — а такого позора ей бы вытерпеть не хотелось.

Ульрика продолжала всматриваться в горы, словно от упорного их разглядывания она смогла бы сквозь скалы увидеть то, что лежит за ними. Но, в любом случае, она понятия не имеет, есть ли у него к ней чувство. Возможно то, что между ними произошло, для него лишь развлечение на одну ночь. Ульрика знала, что мужчины таковы. Вечером они могут пообещать тебе весь мир, а на рассвете даже слова ласкового у них не найдётся.

Ульрика улыбнулась. Она сомневалась, чтобы Феликс оскудел на ласковые слова или на слова вообще. Вот что в нём нравилось Ульрике. В отличие от местного сурового народа, Феликс был красноречив. Эта его способность вызывала зависть Ульрики — по правде говоря, ей не очень удавалось словами выражать свои чувства. Ульрика чувствовала, что Ягер — хороший человек, хоть и весьма своеобразный. Феликс умел сражаться, когда требовалось, но этим жизнь его не ограничивалась, в отличие от тех мужчин, рядом с которыми она выросла.

Иногда Ульрика полагала, что Феликсу не хватает твёрдости, но иногда он удивлял её тем, насколько холодным и безжалостным мог быть. Безусловно, лишь рискованный человек мог стать товарищем Готрека Гурниссона. Судя по рассказам, что Ульрика слышала от гномов, строивших башню, истребитель уже стал мрачной легендой среди своего народа.

Ульрика покачала головой. Подобные рассуждения не ведут никуда. Ей следует заняться своими обязанностями. Она наследница своего отца, и нужна здесь, чтобы объезжать границы, командовать всадниками. Подобные обязанности она выполняет столь же умело, как любой мужчина, и даже лучше большинства из них.

Рядом послышались шаги. Ульрика обернулась и увидела Макса Шрейбера, идущего по насыпи в её сторону.

— Не спится? — улыбаясь, поинтересовался он. — Могу сделать для тебя снадобье.

— Проверяю часовых, — ответила Ульрика. — Это моя обязанность.

Она посмотрела на чародея. Тот был высоким и смуглым, с широкими глазами и бледностью, свойственной учёным. Недавно Шрейбер начал отращивать козлиную бородку, которая ему шла. Он носил строгое одеяние мага своего колледжа — длинную ниспадающую золотую мантию поверх зелёного камзола и жёлтых штанов. На его голове выделялась странно выглядящая шапочка. «Красавец», — подумала Ульрика, но от него она испытывала беспокойство, которое совсем не было похоже на то волнение, что вызывали у неё привлекательные мужчины. Шрейбер действительно выделялся из основной массы людей благодаря своей магической силе и той подготовке, что позволяла ему применять её. Ульрика не вполне доверяла ему, что она полагала обычным для большинства людей отношением к чародеям. Ты всегда прикидываешь: могут ли они читать твои мысли, подчинить своей воле посредством заклинания, околдовать иллюзиями? И просто на случай, если они на такое способны, ты опасаешься произносить некоторые вещи вслух или даже думать о подобном в присутствии чародеев, чтобы тех не обидеть.

Сам же Шрейбер никогда не давал Ульрике повода усомниться в его доброжелательности. Он всего лишь…

— Ты гадаешь, что случилось с воздушным кораблём? — произнёс Шрейбер.

— Значит, умеешь читать мысли?

— Нет. Просто изучаю человеческую натуру. Слыша, как вздыхает молодая женщина, и видя, как она смотрит на северные Пустоши, мне несложно сложить одно с другим. Я видел тебя и Феликса вместе. Из вас получилась хорошая пара.

— Сдаётся мне, ты слишком многое себе вообразил.

— Возможно, — Шрейбер улыбнулся, как показалось Ульрике, несколько печально. — Феликс Ягер — счастливчик.

— Что за счастье в том, чтобы отправиться пересекать Пустоши?

— Ты знаешь, что не это я имел в виду.

— Я не умею читать мысли, господин Шрейбер. Как я могла понять, что имелось в виду, если вы этого не высказали?

— За что ты меня невзлюбила, Ульрика?

— Я не испытываю к тебе неприязни.

— Не похоже, чтобы я тебе нравился.

— Это лишь потому, что ты…

— Волшебник?

— Да.

Шрейбер печально улыбнулся.

— Я привык. Люди склонны не доверять нам, и мы не особо им нравимся. Чародеев не так уж давно перестали преследовать в Империи.

— Здесь тоже время от времени сжигают ведьм. И чернокнижников. И я уверена, что кое–кому из моих людей понравилась бы идея и с тобой так поступить.

— Меня предупреждали.

— Здесь мы находимся слишком близко к Пустошам. Люди подозрительны. На твоём месте, я бы не принимала это близко к сердцу.

Он уныло покачал головой, и его печальная улыбка стала шире. Ульрика осознала, что, возможно, мужчина действительно мог бы ей понравиться.

— Не вижу способа, как иначе я мог бы отнестись к тому, что меня собираются сжечь на костре.

— Резонное замечание.

— Благодарю, — со слабым намёком на иронию ответил Шрейбер.

Внезапно он склонил голову набок. Похоже, к чему–то прислушиваясь.

— Что такое? — спросила Ульрика.

Неожиданно она испугалась.

— Тихо! Мне кажется, там что–то есть.

Он закрыл глаза, и его лицо расслабилось. Ульрика ощутила, как вокруг чародея заиграла энергия. Сквозь его опущенные веки она увидела сияющий свет, словно глазные яблоки чародея стали крошечными солнцами, что просвечивали сквозь кожу! Челюсти Шрейбера сжались. Он бормотал слова древнего языка.

Его глаза резко открылись. Ульрика заметила, как свет меркнет в них, словно угольки затухающего костра. Шрейбер дотянулся и взял её за руку. Для учёного хватка оказалась неожиданно крепкой.

— Оставайся спокойной, — произнёс он. — Чтобы ничто не отразилось на твоём лице. Там находятся твари, и мы должны уйти с этой насыпи.

— Мы должны поднять тревогу.

— Мы не поднимем тревогу, если нас пристрелит меткий стрелок, — мягко возразил он.

— Кто сможет в нас попасть при таком освещении?

— Доверься мне, — произнёс он, ведя её по насыпи. — Иди, как ни в чём не бывало, затем лезь вверх по лестнице в сторожевую башню.

— Что происходит? — спросила Ульрика.

Настойчивость в голосе волшебника сама по себе многое ей сообщила.

— Снаружи скавены. Крысолюди — последователи Хаоса.

— Откуда тебе известно? — спросила Ульрика, а затем обругала себя.

Ответ–то ей известен. Шрейбер — маг. Она уточнила вопрос, чтобы немного сгладить свою ошибку:

— Я имею в виду, что там именно скавены?

— Я досконально изучал прислужников Хаоса, — спокойным голосом ответил он.

Ульрика понимала, что спокойный тон должен был обнадёжить её, успокоить. Её немного разозлило, что, по мнению Шрейбера, она нуждалась в подобном обращении. Даже если он это заметил, то не подал виду.

— В конце концов, именно поэтому гномы меня и пригласили.

Они подошли к лестнице.

— Полезай. Через мгновение я последую за тобой. Как только окажешься в башне — звони в тревожный колокол. Времени у нас немного.

Несмотря на недоверие к магу, Ульрика никогда не сомневалась в его серьёзности. В этом отношении она полностью полагалась на Шрейбера.

Ей показалось, что уголком глаза она заметила слабую мельтешащую массу, словно приближаются быстро двигающие существа. Вскочив на лестницу, она ощутила, как между лопаток поползли мурашки. Ульрика представила, что на неё нацелен лук, арбалет или одно из тех необычных магических вооружений, которыми, по словам Феликса, пользуются скавены. Она почувствовала, как по спине потёк холодный пот.

Ульрику изумило мужество Шрейбера. Всё это время тот выглядел, как человек, ведущий непринуждённую беседу, и невозмутимо продолжал разговаривать. Сам он начал подниматься по лестнице лишь тогда, когда Ульрика оказалась наверху.

Со всей резвостью Ульрика бросилась вперёд, и как только её ноги коснулись пола башни, дотянулась и схватила верёвку большого колокола. Ульрика потянула изо всех сил. Чистый колокольный звон раздался в ночи. Она знала, что звон слышен по всей усадьбе, от глубоких подвалов до самых верхних покоев.

— Подъём! — завопила Ульрика. — Враги снаружи!

Не раньше, чем стал стихать звон колокола, она расслышала на расстоянии мощный звериный рёв. Без тени сомнения Ульрика удостоверилась, что там находятся скавены. С оружием наголо бойцы уже начали выбегать из главного здания усадьбы. Она заметила, как из темноты показалась массивная фигура её отца. На его груди находилась частично пристёгнутая кираса, а один из слуг помогал подтягивать ремни, пока боярин выкрикивал приказы своим людям.

— Олег, бери свой отряд и занимай стены. Станда, мне нужны лучники на всех четырёх стенах, пока мы не увидим, с какой стороны на нас нападают. Марта! Собирай всех служанок, и набирайте воду из колодцев на случай пожара. Держать наготове бинты и мази для раненых! Давай! Шевелись!

Ульрика была рада, что отец находится здесь. Он был ветераном тысячи сражений на этом опасном рубеже. Само присутствие Страгова воодушевляло его людей так же, как её саму.

Ульрика выглянула со сторожевой башни и увидела приближающуюся к ним орду. Там находились сотни скавенов, наползающие на голую землю, словно меховой прилив. Она прикидывала, хватит ли отцу людей в усадьбе, чтобы сдержать скавенов. Почему–то она сомневалась. Приходило всё больше донесений об увеличивающемся количестве последователей Хаоса, проникающих через перевалы. Большая часть всадников патрулировала границу с Пустошами. То ли по несчастливому стечению обстоятельств, то ли благодаря коварству скавенов, но нападение произошло как раз тогда, когда множество их всадников находилось на границе.

Доставая свой меч, Ульрика прикидывала, доведётся ли ей когда–либо снова увидеть Феликса. Затем первая волна скавенов бросилась на штурм, и настало время думать лишь о битве и спасении своей жизни.

1. Возвращение

Феликс Ягер глядел вниз с мостика „Духа Грунгни“. Он был высоким широкоплечим блондином с узкими бёдрами. У него было загорелое лицо, а вследствие постоянных волнений от внешних уголков глаз расходились морщинки, которым обычно не место на лице в столь молодом возрасте. Однако, как впервые вынужден был признать Феликс, за прожитую жизнь на его долю выпало беспокойства больше чем положено.

Его руки сжимали массивный штурвал воздушного корабля, которым он корректировал курс, направляя могучее судно прямиком туда, где должен находиться, по его разумению, выход из Пустошей Хаоса. Рука Феликса по–прежнему болела от ожогов, которые он получил, воспользовавшись молотом Огнебородого. Радовало уже то, что он хоть способен этой рукой брать предметы. Феликсу повезло. Лечебная мазь гномов сделала своё доброе дело.

Острые глаза Феликса пристально разглядывали искажённую землю внизу, наблюдая, как безводная полупустыня разворачивается перед „Духом Грунгни“. Ему показалось, что он различает вдали поднимающееся облако пыли.

Феликс вздрогнул. Что бы ни подняло эту пыль, вряд ли оно дружелюбно. Как, собственно, и всё прочее в здешних местах.

Он посмотрел на компас, понимая, что в Пустошах тому не всегда можно верить. Несколько раз Феликс видел, как магнетитовая иголка вращается по кругу под воздействием злой магии. К счастью, сейчас они недалеко от края проклятых земель, и тут небо не всегда закрыто странно расцвеченными облаками, звёзды часто видимы ночами, а иногда и в тусклом свете дня. По ним он хоть как–то мог вести корабль. Несколько раз они далеко отклонялись от курса, прежде чем удавалось найти звезду, по которой можно было ориентироваться, и общее время в пути увеличивалось на лишние дни.

Феликс громко вздохнул. Он чрезвычайно устал. Теперь Феликса более не радовало, что Малакай Макайссон обучил его управлять судном, хоть это и позволяло заниматься делом, а не грузить мозг беспокойными мыслями о вещах вне его контроля.

Нос корабля поворачивался неторопливо, что неудивительно. „Дух Грунгни“ был загружен под завязку и даже чуть больше. Уцелевшие гномы крепости Караг–Дум, которые пережили последнюю смертельнюю схватку с демоном Кровожадным и его приспешниками, заполняли каждую каюту и свободный закоулок на воздушном корабле. Трюм был до отказа забит сокровищами, которые они забрали из покинутой цитадели. Феликс гадал, как Харгрим и его люди воспримут свою новую жизнь вне Пустошей.

Двигатели громко гудели, ведя корабль против ветра. Феликс чертыхнулся. Похоже, даже сами стихии сговорились помешать их возвращению из Пустошей. Он подозревал, что не обошлось без зловредной магии. В землях под ними полно чародеев, поклявшихся служить Тёмным Силам, и легко было представить, как кто–то из них вызывает ветер, дабы замедлить воздушный корабль, или бурю, чтобы сбросить его на землю. „Дух Грунгни“ был защищён от непосредственного воздействия магии, но какой–нибудь чародей мог навредить и подобными косвенными способами.

Феликс постарался изгнать подобную мысль и подумать о чём–либо приятном. Он прикидывал: чем сейчас занимается Ульрика, скучает ли она по нему, и думает ли о нём вообще. Возможно, Ульрика уже его позабыла. Возможно, для неё Феликс лишь мимолётное увлечение. Все эти мысли вылетели у него из головы, когда он услышал позади громкие проклятия.

На мостик воздушного судна вошёл Готрек Гурниссон, недвусмысленными выражениями заявивший о своём прибытии. Тяжёлой поступью он обходил командную палубу, пристально разглядывал начинающих инженеров и бросал гневные взгляды через кристаллическое окно, словно ожидая увидеть там врага, летящего по направлению к ним.

Принимая во внимание, что лишь несколько дней назад Готрек находился при смерти от ран, полученных в бою с Кровожадным Кхорна, на поправку гном пошёл поразительно быстро. Однако его внешний вид оставлял желать лучшего. Могучая грудь гнома была перебинтована. Огромный хохол выкрашенных в рыжий цвет волос высовывался из тюрбана таких же бинтов, намотанных на голову. Под той же тканью скрывалась повязка, которая обычно закрывала пустую левую глазницу Готрека. Одна из рук была подвешена на перевязи, но гном всё же умудрялся в правой руке нести свой здоровенный топор. Это был впечатляющий поступок, учитывая, что Феликс едва поднимал то оружие обеими руками.

Несомненно, то обстоятельство, что после всего произошедшего Истребитель находится на ногах, было доказательством повышенной выносливости гномьего телосложения. Феликс понимал, что получив такие же ранения, как Готрек, он или любой другой человек был бы прикован к постели на месяцы, если бы вообще остался в живых.

— Чувствуешь себя лучше? — поинтересовался Феликс.

По проклятиям Готрека он уже получил ответ на этот вопрос.

— Чувствую себя так, словно по мне пробежалось стадо ослов, человечий отпрыск.

— Улучшения есть?

— Да. Вчера я чувствовал себя так, словно проиграл Снорри Носокусу состязание по сшибке головами.

— Хорошо. Тебе повезло, что вообще сумел выжить. Так говорит Борек.

— И в чём тут везение, человечий отпрыск? Если бы я пал в бою с тем проклятым демоном, то искупил бы свои преступления, а ты сочинил бы сагу о моей гибели. А сейчас я вынужден выслушивать храп и хвастовство Снорри Носокуса по поводу того, скольких зверолюдов он сразил. Верь мне, бывает участь куда хуже смерти.

Феликс удивлённо поднял бровь. Он достаточно неплохо знал гнома, чтобы понять, что сейчас тот пошутил. Как ни странно, учитывая открыто заявляемую цель его жизни — принять героическую смерть в бою, — слова Готрека не содержали сожаления по поводу того, что он остался в живых. Феликс подозревал, что даже расслышал в голосе Истребителя нотки исполненного печали удовлетворения, но дипломатично решил не упоминать об этом. Вместо того он сказал:

— Но погибни ты, не спасся бы никто из народа Караг–Дума, молот Огнебородого попал бы в руки хаосопоклонников, а великий демон Кровожадный исполнил свою месть расе гномов. Разве не следует быть благодарным, что этого не случилось?

— Возможно, тут ты прав, человечий отпрыск.

— Ты знаешь, что я прав. И мы помогли Бореку проверить его теорию о местонахождении Караг–Дума. Мы отыскали затерянный город и возвратили священный молот.

— Нет необходимости вдаваться в такие подробности.

— А ещё мы успешно противостояли силам Тьмы, забрали солидный груз золота и…

— Я сказал…

— Феликс Ягер дело говорит, Готрек, сын Гурни, — раздался глубокий сдержанный голос.

Бросив взгляд за спину, Феликс увидел вошедшего на мостик Борека — пожилого гнома–учёного. Под грузом прожитых лет тот согнулся едва ли не пополам и при ходьбе опирался на посох, но была в нём какая–то энергичность и эмоциональное возбуждение, которых Феликс никогда не замечал ранее. Борек словно светился от оживления и ликования. Их успешный полёт в Караг–Дум, если можно назвать успешным участие в сражении, в котором погибла большая часть населения города гномов, придал смысл всей жизни Борека. Они вновь обрели молот Огнебородого и возвращают его народу гномов. Феликс полагал, что Борек думает о том, что они совершили выдающийся подвиг. Сам Феликс не был столь уверен. Подле учёного находился его племянник Варек, который сопровождал Феликса, Готрека и Снорри в затерянный город и сделал записи об их деяниях. Очки Варека отсвечивали на свету, что просачивался на командную палубу. Он радостно улыбался Феликсу и Готреку.

«Да уж, на то есть причина, — подумал Феликс. — Немногие гномы могут заявить, что пережили столкновение с демоном Хаоса».

Прямо позади них стоял Харгрим, сын Тангрима Огнебородого. В знак скорби по своему отцу он покрасил бороду в чёрный цвет своих одежд.

После смерти отца он стал предводителем народа Караг–Дума. Лицо его было мрачным как смерть. Глаза отражали такую печаль, что могла быть лишь у гнома, одновременно потерявшего и отца, и обиталище предков.

Феликс заметил, каким взглядом одарил его Борек. То был взгляд, не совсем подходящий старцу, чья седая борода ниспадает на пол. Во взгляде проскальзывало преклонение, отчего Феликсу становилось неловко. С момента возвращения Феликса из Караг–Дума похожим взглядом его удостаивало большинство гномов воздушного корабля. Феликс смог поднять молот Огнебородого и воспользоваться его мощью в бою с великим демоном. Феликс, несомненно, стал первым и единственным человеком cо времён человека–бога Сигмара, совершившим подобный подвиг; и теперь гномы полагали, что он благословлён их богами. Феликс не особо ощущал на себе благословение. Всего лишь воспользовавшись мощью молота, он едва не погиб. Что до боя с демоном — Феликс надеялся, что никогда в жизни ему больше не придётся совершать подобный подвиг.

— Посмотрите вниз! — позвал Феликс.

Его острые глаза уловили движение на краю обширного облака пыли. Видят боги, оно огромно. Если эту пыль подняли люди, Феликс подозревал бы, что их там целая армия. Кто знает, что это может предвещать здесь, в Пустошах Хаоса?

Когда они приблизились, Феликс заметил группу фигур, скачущих по земле, поднимая огромное облако разноцветной пыли. С высоты полёта корабля те казались крошечными. Борек уставился вниз через линзы своего пенсне.

— Что там? Говорите! Я ничего не могу различить.

— Пылевой след, — произнёс Готрек. — Там внизу всадники. Много всадников.

— Я бы сказал, несколько сотен. Рыцари Хаоса в чёрной броне. Скачут на юг, в том же направлении, что и мы.

— Твои глаза зорче моих, человечий отпрыск. Верю тебе на слово.

— Это уже десятый отряд, что попался нам на глаза с момента вылета из Караг–Дума. Все двигаются в том же направлении.

Постепенно кое–что для Феликса стало очевидным. У него пересохло во рту, а сердцебиение ускорилось. Сейчас они пролетали над самым центром облака, и он смог разглядеть множество других фигур. Тысячи, возможно десятки тысяч. Ему показалось, что он различает уродливые тела зверолюдов и прочих, более омерзительных существ. Стало ясно, что те хаосопоклонники, которых они заметили ранее, были то ли отставшими, то ли арьергардом куда более значительного войска. Которое направляется прямиком в земли человечества.

— Ради Грунгни, это же армия на марше, — услышал Феликс голос Варека.

Молодой гном поднёс к глазу подзорную трубу и пристально в неё смотрел.

— Она больше, чем войско, что осаждало Караг–Дум. Что происходит?

— Я боюсь, Силы Хаоса готовят новое вторжение на земли людей, — произнёс Харгрим. — Нигде мои люди не будут в безопасности.

Феликс содрогнулся от страха. Последняя вещь, которой бы хотелось кому–либо в землях людей — это полномасштабное вторжение последователей Сил Разрушения. Они многочисленны и могущественны, а после всего, что довелось повидать в Пустошах, Феликс подозревал, что лишь постоянная междоусобная борьба удерживает их от того, чтобы уничтожить человеческую цивилизацию.

— Хорошо. Намечается славный бой, — сказал Готрек.

— Мне кажется, совсем недавно уж этого–то ты получил предостаточно, — недовольно произнёс Феликс.

— Истребителю никогда не бывает достаточно сражений, Феликс Ягер, — заметил Борек. — Уж ты–то должен знать.

— К несчастью, сие мне известно.

На ум Феликсу пришла очередная тревожная мысль, от которой он пытался избавиться целый день.

— Если это вторжение, то орды Хаоса двинутся через перевал Удара Секиры.

— Что с того, человечий отпрыск?

— Прямо у них на пути лежит усадьба Ивана Страгова.

— Стало быть, нам следует поторопиться и предупредить их.

Феликс был напряжён и взволнован. Они пролетали через перевал. Перед ними лежали земли Кислева. Через несколько часов он снова увидит Ульрику. Феликс нервничал сильнее, чем признавался себе. Столь же сильно, как перед сражением, возможно, и того больше. Он прикидывал, будет ли Ульрика рада встрече с ним. Он гадал: что она скажет, что он ответит, что на ней надето. Феликс покачал головой. Он понимал, что ведёт себя, как застенчивый школьник, но ничего не мог поделать. Много воды утекло с тех пор, как он испытывал к кому–либо подобные чувства. Это случилось впервые с момента гибели Кирстен в форте фон Диела, произошедшей, казалось бы, многие годы назад. Как жаль, что он принесёт с собой столь плохие вести.

Он приложил подзорную трубу к глазу и обследовал горизонт, надеясь заметить усадьбу. И был вознаграждён видом того, что показалось ему причальной башней. «Скоро, — думал Феликс, — уже скоро».

— С нетерпением ждёшь возвращения? — произнёс голос за его спиной.

Склонив голову, Феликс заметил Варека. Молодой гном смотрел на Феликса с какой–то застенчивостью, словно преклоняясь перед героем. Феликс не понимал причины. Спустившись в Караг–Дум, Варек перенёс все те опасности, что и Феликс, и принял участие в успешном завершении их поисков. Причин боготворить Феликса у Варека не было, однако тот явно думал иначе. На гноме был кожаный шлем и лётные защитные очки. На обратном пути Макайссон обучал Варека управлению гирокоптером. Феликс понял, что гном только что вернулся с вылета.

— Разумеется, Феликс ждёт, — вмешался Снорри Носокус. — Это заметно даже Снорри. Он собирается повидать свою подружку.

Снорри с пониманием подмигнул Феликсу. Не самое успокаивающее зрелище. Даже перебинтованный, Снорри Носокус был единственным из когда–либо встречавшихся Феликсу гномов, чей внешний вид был более устрашающим, чем у Готрека. И вряд ли это исправили раны, полученные Снорри в Караг–Думе.

Как и Готрек, Снорри состоял в культе истребителей, поклявшихся искать героической смерти в бою. Как и у Готрека, приземистое обезьяноподобное туловище Снорри было покрыто татуировками. Однако, в отличие от Готрека, прямо из его обритой головы торчали три гвоздя. Они заменяли хохол волос, что носило большинство истребителей. Будучи не самым умным гномом, Снорри, тем не менее, был довольно дружелюбен для истребителя.

Феликс сфокусировал подзорную трубу на приближающейся усадьбе. Та выглядела как–то необычно. Поначалу Феликс не разобрал, в чём странность, однако постепенно понял и указал пальцем. Не хватало людей на близлежащих полях. Вообще никого. Хотя там должны были находиться: крестьяне, повозки, рабочие лошади, солдаты, часовые и верховые курьеры, развозящие сообщения. Феликс окинул взглядом горизонт, чтобы убедиться в своей правоте. Сердце его забилось быстрее. Ладони внезапно покрылись потом. Какое–то болезненное ощущение появилось в животе. Здесь что–то не так. Неужели тут уже побывали войска Хаоса?

Феликс прошептал молитву Сигмару, чтобы ничего не случилось с Ульрикой, а затем добавил ещё одну за её отца и остальных обитателей поместья, но не было уверенности, что молитвы были услышаны. Внимательно разглядывая усадьбу, он заметил следы катастрофы.

Ворота выглядели так, словно их взломали осадным тараном. На каменных стенах виднелись следы пожара. Участки частокола целиком обвалились. Это зрелище до тошноты напоминало ему последствия бойни в форте фон Диела.

— Нет, только не снова, — бормотал он.

— В чём дело, человечий отпрыск? Что ты увидел? — спросил Готрек.

Феликс не ответил. Единственную надежду ему давало то, что не было заметно ни одного трупа. Хотя он и не был уверен, что это хороший знак. Не было заметно никаких признаков жизни. Никаких следов сражения, за исключением повреждений на зданиях и укреплениях. «Несомненно, — раздумывал он, — должны были остаться тела или хотя бы следы погребения». Он поспешно обследовал местность на предмет наличия массового захоронения или погребального костра. Возможно, вон та насыпь свежая.

— Что ты увидел, человечий отпрыск? — снова спросил Готрек.

На сей раз его голос прозвучал угрожающе.

— Усадьба подверглась нападению, — ответил Феликс твёрдым голосом, который непонятно как смог сохранить в данных обстоятельствах. — И, похоже, все попросту исчезли.

— Не оставив следов?

— Именно так.

— Мне это не нравится, — произнёс Готрек. — Попахивает западнёй.

Феликс был вынужден согласиться с мнением Готрека. Что–то неправильное было в сложившейся ситуации, что ему, по меньшей мере, тоже не нравилось. С другой стороны, Феликсу отчаянно требовалось выяснить, что случилось с Ульрикой. «Пусть она будет жива!» — молил он.

Воздушный корабль приближался к усадьбе, что казалась заброшенной.

Через окуляры своего перископа серый провидец Танкуоль пристально вглядывался в приближающийся воздушный корабль. И как всегда, это изделие гномов впечатлило его больше, чем хотелось. То обстоятельство, что столь массивному судну удаётся летать, подразумевало более мощную магию, чем его собственная. Хоть он и понимал, что в воздухе огромное судно удерживает не магия, но загадочная технология гномов.

Танкуоль начал грызть бережно хранимые кусочки измельчённого искривляющего камня, сознавая, что вскоре потребуется вся магическая сила, которую тот способен предоставить. Серый провидец ощущал небольшую слабость. Вчера ночью на магический поединок с волшебником–человеком ушли почти все силы. Тщательно подготовленные планы серого провидца едва не сорвались. Кто мог ожидать, что среди людей окажется столь сильный маг? Тем не менее, Танкуоль вышел из поединка победителем, что было неизбежно. Сила истинного служителя Рогатой Крысы всегда будет одерживать верх над хилой магией человечества. Точно так, как замечательным воинам–скавенам в итоге удалось захватить укрепление людей. Танкуоля распирало от гордости, что они таки умудрились это сделать, хотя имели превосходство в численности всего лишь десять к одному. Даже при столь ненадёжных шансах, победа досталась серому провидцу, что явилось достойной наградой гениальности его предводительства.

Они даже захватили нескольких пленных, которые, несомненно, послужат подходящим материалом для экспериментов клана Творцов, когда эта военная операция завершится. Танкуоль страдал при мысли о том, что у них не оказалось достаточно времени, чтобы как следует допросить своих пленников. Серый провидец не знал ничего более расслабляющего, чем подчинять своей воле запуганных людишек. Особенно его порадовало, что удалось захватить человека–волшебника. Человек потерял сознание от возвратной магической волны, когда попытался отразить последнее заклинание Танкуоля. Нужно будет выпытать из человека секреты его заклятий, когда тот придёт в себя, а у Танкуоля появится время.

Им даже удалось захватить нескольких самок, что явилось неожиданной удачей. Самки были заключены в подвалы, за исключением самой молодой и, по предположению Танкуоля, наиболее привлекательной, которую он собирался использовать для завлечения в ловушку Феликса Ягера и Готрека Гурниссона.

Благоприятным для него оказалось даже время прибытия воздушного корабля. Наступающие сумерки помогали скрыть размещённые в доме и погребах войска, поджидавшие гномов в засаде. При виде воздушного корабля Танкуолю пришло в голову, что Ларк мог выжить и, возможно, с ним можно будет связаться. «Во всяком случае, — подумал Танкуоль, — попытаться стоит. Может оказаться крайне полезным наличие на корабле агента, выполняющего мои задания».

У Ларка раскалывалась голова. Теперь это было обычным явлением. В недалёком прошлом он претерпел больше страданий, чем любой скавен с момента сотворения мира. Как несправедливо. Он не просил становиться незваным пассажиром проклятого воздушного корабля. Он не просил тех изменений, что произошли с его телом. «Это искривляющий камень, — думал Ларк, — и те разряды молний, что ударили по воздушному кораблю, казалось бы, лет сто назад. Они вызвали изменения». Он слышал, что похожие изменения происходят с серыми провидцами после продолжительного употребления искривляющего камня, а лишь одной Рогатой Крысе известно, сколько той пыли он вдохнул с момента, как тупые гномы завели свой дурацкий корабль в Пустоши.

Если бы он только оставался в гондоле, где было безопасно. Воздух там фильтровался сетками, было полно еды, а магия людей и гномов защищала от воздействия Хаоса. Увы, это оказалось невозможно. Его тринадцать–раз–проклятый хозяин, серый провидец Танкуоль, настаивал на ежедневных докладах, но его магия не могла связаться с прислужником, пока тот находился в защищённой зоне. И чтобы угодить проклятому хозяину, Ларк покинул защищённую гондолу. А теперь, когда гондола чуть не лопалась от коротышек, Ларку едва удавалось тут прятаться. Его обнаружение лишь вопрос времени, и Ларк сомневался, что столь многих воинов–гномов смог бы одолеть даже невероятной силы скавен вроде него.

И он не знал, что хуже — боль, раскалывающая голову, или голод, глодающий его внутренности. Ларк не мог припомнить, чтобы когда–либо был столь голоден, даже после сражения, когда каждый скавен наиболее нуждается в пище. Голод стал его одолевать после того, как изменилось его тело. Теперь он стал огромен и мускулист, как никогда ранее, с большими, как у крысоогра, мышцами и крупным, словно канат, хвостом. Тело увеличилось, наверное, раза в два против прежнего размера, а когти напоминали кинжалы. Выпячивающиеся рога, похожие на те, что находились на черепе серого провидца Танкуоля, выросли на его голове. «Неужели я становлюсь серым провидцем? — недоумевал Ларк. — Или это всего лишь знак какого–то иного благословения Рогатой Крысы?» Как раз сейчас Ларк не чувствовал себя особо благословлённым. Прямо сейчас он ощущал усталость, голод и жалость к самому себе. Ларк испытывал вполне позволительные опасения перед лицом врага, которые некоторые ошибочно называли „страхом“. А в голове раздавалось это странное жужжание. Жужжание, которое, казалось бы, начало обретать форму слов.

— Ларк! Вот болван! Это ты?

Ларк не понимал, то ли это галлюцинация, вызванная голоданием, то ли перенесённые ужасы, в конце концов, свели его с ума. Однако странно знакомым показался голос - раздражающее высокомерие и презрение ко всем остальным.

— Ларк! Отвечай мне! Я знаю, что ты тут! Я тебя чувствую!

Лапы Ларка нащупали амулет, который выдал ему серый провидец Танкуоль. «Неужели такое возможно? — вопрошал Ларк. — Неужели после долгого времени Танкуоль умудрился восстановить связь?»

— Я вижу воздушный корабль, олух ты эдакий! И могу ощущать твои ничтожные мысли. Если не ответишь мне — сожру твою жалкую душонку и скормлю твой разлагающийся труп Костодёру.

Первые слабые проблески возмущения вспыхнули в мозгу Ларка: «Кто такой этот серый провидец Танкуоль, чтобы обращаться к Ларку в подобной манере после того, что ему довелось вынести? Предпринимал ли когда–либо Танкуоль опасное путешествие в Пустоши Хаоса? Доводилось ли ему проделать столь длинный путь на опасном экспериментальном средстве передвижения? Подвергался ли Танкуоль когда–либо воздействию пыли искривляющего камня и мутировал ли в столь неудержимое создание? Пусть только попробует скормить меня Костодёру, — подумал охваченный яростью Ларк. — Я разорву это существо на куски, сожру его плоть, высосу мозг из разломанных костей, а хрящи выплюну на тебя, могучий серый провидец Танкуоль. Вот увидишь».

Однако Ларк потянулся и дотронулся до кристалла.

— Могущественнейший из хозяев, — прочирикал он. — Неужели это действительно ты? Неужели твоё всемогущее волшебство наконец–то преодолело ужасные препятствия, созданные на его пути мерзкими гномами, и ты восстановил связь со своим верным Ларком?

— Да, идиот, восстановил!

Угрожающая мысль пронеслась через эфир и засела в мозгу Ларка. Скавен был изумлён тем, как его рот и сознание могут излагать столь явную и лицемерную лесть, пока его подсознание и вся душа терзались от возмущения. Ларк понимал — представься ему возможность, он убьёт Танкуоля, и мир от этого станет только чище. Серый провидец некомпетентен и безумен. Он заслуживает смерти и замены на кого–нибудь получше. Кого–то вроде Ларка, если уж честно. Теперь Ларк понимал, что искривляющий камень изменил не только его тело, но и разум наряду с характером. Он стал умнее, и у него открылись глаза на многие вещи. Теперь ему было ясно, что он смышлёнее Танкуоля, и сможет руководить гораздо лучше, если выпадет шанс. Немного подумав, Ларк решил, что лучше всего придерживаться благоразумной осторожности скавенов.

— Где ты, могущественнейший из хозяев?

— Я в человеческой крепости под тобой, жду, когда захлопнется ловушка за этими глупцами коротышками. А теперь докладывай! Где ты был? Почему не отвечал на мои мощные магические вызовы на связь?

«Потому что до меня они не дошли, властолюбивый ты дурень», — подумал Ларк, но ответил:

— Возможно, мой слабый мозг не способен вобрать в себя столь мощное волшебство, искуснейший из чародеев.

— Докладывай! Сколько гномов на борту воздушного корабля? Имеет ли он повреждения? Где вы находились? Много ли сокровищ на борту?

«О чём говорит этот сумасшедший скавен? Сокровища? Какие тут могут быть сокровища? Серый провидец Танкуоль понятия не имеет о том, что происходит на корабле, это более чем очевидно. Он полагает, что я свободно перемещаюсь по воздушному кораблю? Что гномы радостно приветствуют меня и отвечают на все мои вопросы?» — презрение Ларка к Танкуолю росло с каждой проходящей минутой. А его рот произнёс:

— На какой вопрос я должен ответить сперва, мудрейший из предводителей?

— Отвечай, на какой пожелаешь, но быстро–быстро! У нас будет не так много времени, прежде чем…

— Прежде чем что, проницательнейший из властителей?

— Неважно. Просто будь готов действовать, когда получишь мой приказ.

— Всегда готов, представительнейший из командиров.

Закрыв глаза, Ларк мог представить перед собой серого провидца Танкуоля — красные глаза светятся безумным знанием, с губ капает пена от понюшек искривляющего камня, к которым тот пристрастился. Хотел бы Ларк, чтобы серый провидец прямо сейчас оказался перед ним в пределах досягаемости, чтобы сломать ему костлявую шею. Ларк изогнул свои когти в предвкушении.

— Скоро корабль причалит и наша ловушка сработает! Приготовься произвести как можно больше смятения и хаоса среди недомерков, но осторожнее — не повреди воздушный корабль!

«Ты имеешь в виду, приготовиться к тому, что меня прикончат из–за твоих сумасшедших интриг?» У Ларка не было намерения подвергать опасности свою жизнь ради великой славы серого провидца Танкуоля. Ему пришло в голову, что он и так довольно часто рисковал жизнью, не совершая оплошностей, за что Танкуоль ему обязан.

— Конечно, хозяин. Слушаю и повинуюсь, — произнёс Ларк.

— Хорошо–хорошо! Следи за тем, что делаешь, и будешь достойно вознаграждён. Подведёшь меня и…

— Я всё понял, убедительнейший из ораторов. Я не подведу тебя.

— Теперь отвечай на мои вопросы! На борту много гномов?

Ларк ответил на поток вопросов, осторожно преувеличивая силы гномов во всех отношениях. Заранее подготовить оправдания для серого провидца Танкуоля – идея неплохая. Кое–чему Ларк всё–таки у своего хозяина научился.

Феликс пристально рассматривал усадьбу. Как он и опасался, дело было плохо. Никаких признаков жизни. Нет! Погоди–ка! Что это там? Что за движение за окном? Он навёл подзорную трубу на окно, однако время ушло? и ничего там не оказалось.

— Я считаю, нам лучше спуститься вниз и проверить, — раздражённо произнёс Готрек, снимая руку с перевязи и пробуя пошевелить мускулами.

— А что, если это ловушка? — спросил Феликс.

— И что с того, человечий отпрыск? Даже если это и есть ловушка?

Феликс тщательно обдумал его слова. Весьма заметно, что Истребитель по–прежнему нацелен на поиски смерти. Но в этот раз Феликс стремился присоединиться к нему. Феликсу нужно выяснить, что же там внизу произошло. Не заботясь о последствиях, он хотел знать, что случилось с Ульрикой. И её народом — пришла запоздалая мысль, однако, чувствуя себя виноватым, Феликс вынужден был признать, что внизу находится лишь один человек, чья участь его действительно волнует.

— Мы спускаемся вместе, — заявил Феликс.

— Снорри пойдёт с вами, — сказал Снорри.

— Я думаю, остальные должны оставаться на воздушном корабле, — высказался Борек. — Нет смысла рисковать всем и всеми на последнем этапе путешествия.

По крайней мере, старый учёный приличия ради выглядел смущённым, произнося эти слова. Феликс его не винил. Если бы командовал кораблём он, то запретил бы спускаться вниз всей команде за исключением истребителей. И единственная причина, по которой не запретил бы истребителям — понимание, что отдавать им какие–либо приказы бесполезно.

— Мы причалим к башне, — сказал Борек. — И вы сможете спуститься вниз. По крайней мере, эта штука по–прежнему стоит. Да и выглядит абсолютно неповреждённой. Это удача.

— Ой ли? — заметил Феликс, обнажая свой меч с эфесом в форме дракона. — Я сомневаюсь, что тут как–то замешана удача.

Серый провидец Танкуоль тихо и злобно посмеивался. Всё складывается как нельзя лучше. Все фигуры на своих местах. Ему даже удалось восстановить связь с этим придурком Ларком. Танкуоль подумал, что мелкий крысёныш, возможно, окажется в какой–то мере полезным, хотя больших надежд на него не возлагал. В прошлом Ларк не смог доказать на деле, что является таким уж ценным слугой. Хотя, как знать.

Он рассматривал самку с белым мехом, которую приказал доставить из подвала. Как он предполагал, по странным стандартам людей она была привлекательна, и кто его знает, придётся ли ему использовать её в роли приманки. Лишь одной Рогатой Крысе известно, почему самцы–человеки так упорно защищают своих самок.

Танкуоль угрожающе оскалил на неё клыки, но к его удивлению, самка не выказала ни страха, ни трепета. Наоборот, она плюнула ему в лицо. Танкуоль слизал плевок длинным тонким языком и угрожающе изогнул свои когти. И самка снова его удивила. Она потянулась за рукоятью меча, что ранее висел в ножнах на её талии, а Танкуоль неожиданно обрадовался, что меча там не оказалось. Похоже, что эта самка может быть по–настоящему опасной.

— Веди себя тихо! — мягко и угрожающе прочирикал он. — Или лишишься жизни. Слово серого провидца Танкуоля.

Если она и знала его имя, то не подала виду.

— Всегда следует знать имя крысы, которую собираешься прикончить, — произнесла она.

Танкуоль приоткрыл глаза и дал самке возможность узреть силу его горящего взора. На сей раз она немного оробела, как едва ли не все, кто оказывался лицом к лицу перед этим сверхъестественным блеском.

— Не глупи, самка. Убить меня тебе не удастся. Жизнь твоя в моей власти. Если разозлишь меня — умрёшь.

— Ты тот самый скавен–волшебник, о котором рассказывал Феликс, — прошептала она столь тихо, что Танкуоль едва–едва, но всё же расслышал.

— Ты знаешь проклятого Феликса Ягера? — требовательно спросил он.

Похоже, она обнаружила свою оплошность, закрыла рот и более не произнесла ничего.

Танкуоль обнажил клыки в усмешке:

— Интересно. Весьма–весьма.

Серый провидец обдумал эту информацию, соображая, как он может воспользоваться подобным знанием, прикидывая, какова природа взаимоотношений этой самки и Феликса Ягера. Они спариваются? Такое возможно. Люди постоянно находятся в состоянии течки. Такова их особенность. Есть ли у них детёныши? Нет. Времени прошло недостаточно. Танкуоль выругался. Знай он об этом ранее, возможно, смог бы как–нибудь воспользоваться этой информацией. А сейчас времени нет. Ему следует подготовить свой разум к великому заклятию связывания.

— Костодёр! Следи за этой самкой. Не дай ей сбежать, — приказал Танкуоль.

Почувствовав на себе чужой взгляд, он заметил, как пристально смотрит на него лидер когтя клана Творцов, стоящий к нему ближе остальных. Серый провидец прикидывал, что тот слышал из обмена репликами между Танкуолем и самкой? Не имеет значения. Скоро появится достаточно времени во всём этом разобраться. Враги уже почти у него в лапах.

Феликс наблюдал, как воздушный корабль осторожно приближается к башне. Гномы забросили захваты и потихоньку притянули корабль на место. Между башней и кораблём протянулся погрузочный трап. Феликс вынул меч с эфесом в виде дракона и приготовился к долгому спуску на землю. Он нервничал. Ощущал на себе злобные взгляды. «Разыгралось воображение», — убеждал он себя, сознавая, что это не так.

— Готов, человечий отпрыск? — спросил Готрек.

— Как обычно.

— Снорри тоже готов, — добавил Снорри Носокус.

— Тогда пошли.

Проходя по трапу быстрым шагом, Феликс снова заметно встревожился от того, как трап прогибается под его весом, и насколько высоко они находятся. Ветер развевал его длинный красный плащ и дёргал за волосы. Лишь в северных степях ветер бывает таким студёным.

Готрек и Снорри, обмотанные бинтами, выглядели бы комично, не будь они столь серьёзны. Феликс сомневался, что кто–либо в здравом уме стал бы смеяться над двумя истребителями, пока они в таком настроении. Ему и самому не очень–то хотелось смеяться. Феликсу ничего не оставалось делать, лишь только наблюдать, как Готрек и Снорри медленно передвигаются, оберегая травмированные части тела. Он надеялся, что нападать на них внизу некому. Феликс знал, что полностью здоровый Готрек мог противостоять практически всему, что ходит на двух ногах, и почти всему на четырёх. Но сейчас гном был тяжело ранен, что крайне плохо скажется на нём, если придётся сражаться.

— Я пойду первым, — сказал Феликс, подходя к лестнице.

Он сомневался, что сейчас будет работать подъёмная клеть, и ему в любом случае не хотелось оказаться пойманным в ней, если на них нападут. Слишком смахивает на смертельную западню.

— Размечтался, человечий отпрыск, — произнёс Готрек.

— Снорри тоже ищет смерти, — сказал Снорри. — Твоя задача — написать о ней, юный Феликс.

— Я согласился сделать это лишь для Готрека, — раздражённо ответил Феликс.

— Да ладно, случись Снорри оказаться там, где я найду свою погибель, ты же не пожалеешь для него пары строчек, человечий отпрыск?

Феликс смотрел вниз на землю. Он был почти уверен, что видел движение за окнами главного дома.

— Есть внизу кто живой? — закричал он.

Не было смысла таиться. Прибытие „Духа Грунгни“ уже бы увидел и услышал любой враг.

— Конечно же, есть, человечий отпрыск, — сказал Готрек. — Я их слышу.

— Снорри чует скавенов, — заявил Снорри.

— Замечательно, — заметил Феликс. — Как раз этого нам и не хватало.

— Я рад, что ты так думаешь, юный Феликс, — сказал Снорри. — Снорри думает так же.

— Мне нужно свести кое–какие счёты с этими крысолюдьми, — произнёс Готрек.

— Я более чем уверен, им тоже есть, что нам предъявить, Готрек, — заметил Феликс.

После Нульна он был уверен в том, что скавены едва ли склонны к общению с ними. Это уж точно. Феликс заставил себя продолжить спуск.

* * *

Ларк бродил по огромному аэростату. Он понимал, что воздушный корабль готовится к остановке. Он слышал, как шум двигателей постепенно затихал и смолк. Сначала он ощутил, как корабль вздрогнул, словно наткнувшись на что–то, а затем слабое боковое покачивание, словно корабль привязывали. Ларк понимал, что подходит его время действовать. Но в своих интересах, а не серого провидца Танкуоля. Ларк понимал, что если он вообще собирается сбежать с этого проклятого судна, полного коротышек, не будет времени лучше, чем во время атаки Танкуоля. Команда будет занята, а Ларк совершит побег. Позже у него будет время оправдаться перед Танкуолем. Ларк принялся готовиться к активным действиям.

Ульрика наблюдала за маленькими фигурами, вышедшими на верхнюю платформу башни. Среди них, насколько она разглядела, был Феликс. У неё упало сердце. Так плохо она не чувствовала себя с тех пор, как атакующие силы скавенов прорвались за стены и начали убивать её людей. Она утешалась мыслью, что убила, по меньшей мере, полдюжины шныряющих чудищ, прежде чем её огрели дубиной сзади.

Не то чтобы это что–то меняло — тварей там было слишком много. Однако по её подсчётам люди уничтожили добрую половину войска скавенов. Из–за беспокойства она чувствовала себя плохо. Целый день Ульрика провела запертой в подвале, из которого сделали тюремную камеру, не зная, жив ли ещё отец и её друзья. А теперь ещё была вынуждена наблюдать, как этот злорадный волшебник–альбинос с рогатой головой готовится напасть из засады на Феликса и его команду. Она не надеялась, что им удастся отразить атаку крысолюдей. Гномов на борту корабля было недостаточно, чтобы противостоять чирикающим ордам.

Ульрика огляделась по сторонам, желая снова обзавестись оружием. Не то чтобы Ульрика предполагала, что есть шансы против огромного крысоогра–телохранителя серого провидца Танкуоля, даже будь она отлично вооружена, но могли обнаружиться хоть какие–то возможности. Выходило, что надеяться не на что. Хотелось бы ей обладать волшебной силой Макса Шрейбера, тогда не имело бы никакого значения, вооружена она или нет. Какие опустошения маг произвёл прошлой ночью перед тем, как на её глазах его поразило какое–то заклинание безумного крысолюда! Шрейбер в одиночку уничтожил, должно быть, полсотни скавенов.

Такие мысли ни к чему не ведут. Как говаривал отец: «Будь желания лошадьми, все бы ездили верхом». Она должна сделать что–нибудь, как–то предупредить Феликса и остальных и суметь убежать. Ульрика думала над этим. Даже если нет возможности убежать, она должна предупредить гномов. Она истинная дочь своей суровой родины. Если ей суждено поплатиться жизнью — так тому и быть.

Ульрика оглядела зал и колышущееся море крысоподобных лиц. «Как ни печально, они — последнее, что мне доведётся увидеть в жизни, — подумала Ульрика и, помедлив мгновение, открыла рот, приготовившись поднять тревогу.

Серый провидец Танкуоль почувствовал прилив внутренней энергии. Почти настало его время действовать. Гурниссон, Ягер и прекрасный, замечательный воздушный корабль почти у него в лапах.

Танкуоль залез в мешочек и нащупал необходимые компоненты: кусочек намагниченного искривляющего камня; покрытый рунами обломок металла; тринадцатигранный амулет, с вырезанными на них тринадцатью смертоносными рунами невероятной мощи. У него было всё, что требовалось. Танкуоль готов был начинать. На сей раз его врагам не скрыться. В этом уж он был уверен.

Серый провидец развёл лапы, сосредоточился, зачерпнул энергию ветров магии и приготовился произнести заклинание.

2. Засада в усадьбе Страгова

Феликс смотрел вниз. Радости он не испытывал. Среди множества вещей, которых он в жизни ненавидел и боялся, скавены находились где–то в верхней части списка. Он испытывал отвращение к мерзким грызунам с момента, как вместе с Готреком впервые повстречал их в канализации Нульна. Что ещё хуже, похоже, отвратительные создания с тех пор следуют за ними по пятам — даже напали на Одинокую Башню перед тем, как экспедиция отправилась в Пустоши Хаоса. Кто мог предположить, что скавены окажутся даже здесь? Самые северные провинции Кислева сильно удалены от чего бы то ни было. Неужели область влияния Рогатой Крысы простирается столь далеко?

Однако чему он вообще удивляется в этой жизни? Временами Феликсу казалось, что он и Готрек — самые неудачники из всех существ, когда–либо населявших мир. Куда бы они ни пошли — везде натыкаются на служителей Хаоса, везде сталкиваются с бедствиями и разрушениями. Эту мысль вытеснила из его головы другая, ещё более худшая. Может ли оказаться так, что Ульрика жива и находится в лапах крысолюдей? Думать о подобном было нелегко.

— Надо ли нам спускаться? — спросил Феликс.

Они уже прошли половину пути вниз и находились на пятой площадке лестницы.

— Почему бы и нет? — возразил Готрек. — Ты же хочешь выяснить, что произошло с кислевитами.

— В подобных обстоятельствах, вполне могу догадаться и так.

— Догадываться не достаточно, человечий отпрыск. Эти люди предоставили нам кров и еду, а внизу могли остаться выжившие.

— Кров, еду и ведро водки для Снорри, — любезно вставил Снорри.

Феликс понимал, что бурчит лишь для проформы. Феликс полагал, что даже не находись тут два истребителя, он в любом случае стал бы выяснять судьбу Ульрики и её семьи. С Готреком и Снорри по бокам, повернуть назад было невозможно. Он утешил себя мыслью, что если внизу скавены — множеству из них предстоит сдохнуть.

«Если только среди них нет тех ужасающих стрелков, — подумал Феликс. — Или кого–нибудь с арбалетами. Проще всего на свете было бы подстрелить их на расстоянии. Хотя, нет. Не при этом освещении. И не со всеми этими деревянными перекладинами вокруг. Кроме того, Готрек и Снорри невысоки, что делает их неудобными целями. Разумеется, одна заметная цель остаётся для любого прицельного выстрела». Феликс попытался выбросить эти мысли из головы, продолжая спускаться ступенька за ступенькой.

Сияние окружило серого провидца Танкуоля. На минуту Ульрика застыла, недоумевая, что за новую напасть готовится высвободить скавен–волшебник. Аура мощи, окружающая существо, была ошеломляющей. Скавен поднял два предмета, вынутые им из мешочка, и начал что–то речитативом напевать на своём пронзительном языке. На него уставились глаза всех скавенов в помещении. Крысоогр недовольно заворчал, почувствовал сосредоточение энергии. «Не имеет значения, что собирается сделать скавен, — решила Ульрика. — Для меня это лучший шанс что–либо предпринять. Какую бы злую выходку не готовится совершить Танкуоль, я это остановлю».

Ульрика прыгнула вперёд и с размаху ударила своей обутой в сапог ногой в пах серому провидцу. Скавен завизжал от боли и согнулся пополам, выронив свои магические предметы. Внезапно воздух наполнился странной мускусной вонью. Крысоогр заревел и потянулся к Ульрике. Она нырнула вперёд, под его вытянутые когти. Пройдя на дюйм ниже них, она проскочила между колонноподобными ногами чудища и понеслась к двери.

Пришедшие в замешательство скавены пронзительно кричали. Ульрика отбросила дверной засов и выбежала в следующую комнату. Позади неё в ярости ревел крысоогр. Перед собой она увидела удивлённого скавена. Отчаяние придало Ульрике сил. Она врезала скавену кулаком по рылу. Тот завопил от боли и выронил меч. Ульрика наступила скавену на ногу, а когда тот отскочил, наклонилась, чтобы поднять его ятаган. Не то чтобы она собиралась им воспользоваться, но с оружием в руке Ульрика чувствовала себя лучше.

Она осмотрелась: слева лестница вела вниз в подвал, где заперты её люди, справа был длинный коридор, заполненный скавенами. Стало быть, выбор направления понятен. Если повезёт, она сможет освободить кого–нибудь из людей. Если не получится — узкий коридор куда более удобная позиция для обороны, чем открытый проход.

При сложившихся обстоятельствах иного выбора у неё не было.

— Что это было? — спросил Феликс, услышав отдалённый рёв, показавшийся столь знакомым.

Рёву предшествовал пронзительный визг, словно от боли.

— По мне, похоже на рёв одного из тех больших крыс–чудищ, — произнёс Готрек. — Чтобы это ни было — оно моё.

— А нельзя ли Снорри взять одно себе? — жалобно спросил Снорри.

— Можешь взять себе моё чудище, — сказал Феликс, останавливаясь на нижней площадке и готовясь к бою.

— Спасибо, юный Феликс, — с благодарностью в голосе произнёс Снорри.

Серый провидец Танкуоль ругался, держась за ушибленное место. Он клялся, что глупая самка поплатится за оскорбление. Она осмелилась поднять свои грязные лапы на величайшего из скавенов–волшебников. Что хуже, она помешала, когда он уже был готов наложить заклятие, которое бы захлопнуло ловушку — заклинание неотразимой силы, что обездвижило бы воздушный корабль до тех пор, пока сам серый провидец его не освободит.

Беспокоиться не о чем, время ещё есть. Фактор внезапности пока на его стороне.

Но лишь только слёзы боли перестали течь из глаз, Танкуоль обнаружил вопиющую неосмотрительность своих подчинённых. Те, ошибочно приняв его крик боли за сигнал к нападению, повыскакивали из зданий, чтобы атаковать Готрека Гурниссона, Феликса Ягера и ещё одного истребителя.

«Эти подчинённые так никогда и не научатся выполнять приказы?» — жалобно застонал Танкуоль.

А потом заметил, что худшее только впереди. Завидев орду крысолюдей, несущихся к основанию башни, трусливые гномы сразу же отчалили. На глазах у Танкуоля воздушный корабль взмыл вверх над полем битвы. Вполне возможно, тот ускользнёт раньше, чем Танкуоль сможет применить заклинание. Мысль об этом была ужасна.

Танкуоль поклялся, что человеческая самка реально, по–настоящему поплатится за это, когда попадёт к нему в лапы. А сейчас у него другая проблема. Нужно принять на себя управление атакой, пока та не завершилась полным провалом.

* * *

Ларк Стукач ощутил, что корабль внезапно набрал высоту. Он услышал гул двигателей. Его чуткие уши различили крики гномов, отдававших приказы по переговорным трубкам корабля. Лишь на мгновение у него возникло желание понимать этот мерзкий гортанный язык, а затем Ларк осознал, что даже этого не потребуется. Ему и так вполне ясно, что произошло. Гномы обнаружили ловушку, приготовленную им серым провидцем Танкуолем, и заняты тем, чтобы её избежать. Вот ещё одно доказательство явной некомпетентности Танкуоля, если таковые требуются.

Для Ларка в этом не было ничего хорошего. Он опять застрял на корабле, а шансы на побег почти исчезли. Скавен слышал, как гномы карабкаются вверх по лестницам внутри аэростата, чтобы добраться до орудийных башен, установленных в верхней части воздушного корабля. Похоже, они готовятся к бою.

На мгновение безрассудная ярость вспыхнула в мозгу Ларка, угрожая поглотить все разумные мысли. Он полезет наверх, разорвёт гномов на части, а затем полакомится их тёплой кровоточащей плотью. Он разобьёт их черепа и вытащит оттуда мозги, чтобы насытить свой голод небольшим, но вкусным лакомством. Он засунет морду им во внутренности и вытащит кишки, пока гномы будут вопить от боли.

Благоразумная осторожность скавенов вернулась к нему столь же быстро и взяла мысли под контроль. Возможно, для Ларка будет лучше, если он вскарабкается наверх и будет наблюдать за развитием ситуации, ожидая благоприятного стечения обстоятельств. Спускаться в гондолу, несомненно, бесполезно. Там слишком много гномов даже для такого скавена непревзойдённой силы, как Ларк. Даже в своём измученном состоянии Ларк слишком хорошо помнил, каким смертоносным может быть топор Готрека Гурниссона.

Он быстро подскочил к лестнице и начал взбираться наверх.

— Они приближаются, — закричал Готрек.

«Нет необходимости так выражать свою радость по этому поводу», — подумал Феликс, но промолчал. Он сознавал, что скоро все силы ему понадобятся для боя. Плотная толпа скавенов–воинов выскочила из главного дома усадьбы — мечи наголо, на губах пена. Всё это напоминало крайне неприятный кошмар. Сразу испарились все надежды на то, что Ульрика осталась в живых. «По крайней мере, я могу отомстить за неё, — подумал Феликс. — Через несколько минут подохнет порядочное число скавенов».

Башня содрогнулась. Опасаясь худшего, Феликс посмотрел вверх. Его опасения подтвердились. Взревели двигатели воздушного корабля, и тот стал медленно отдаляться. Можно было оставить все мысли о том, чтобы отступить на „Дух Грунгни“. «Спасибо, ребята, — подумал Феликс. — Для полного счастья мне не хватало лишь этого».

— Подходите сюда и подыхайте! — завопил Готрек.

— У Снорри есть для вас подарочек, — выкрикнул Снорри, размахивая топором в одной руке и молотом в другой.

Феликс разместился за одной из поддерживающих стоек, надеясь получить хоть какое–то прикрытие от метательного оружия, которое могли бы использовать скавены. Теперь толпа крысолюдей достигла подножия башни. Их было слишком много, чтобы сосчитать, к тому же Феликс заметил, как из дома появляется чудовищная фигура крысоогра. Учитывая число опасных ситуаций, в которые он в прошлом попадал по милости этих чудищ, вид одного из них не очень–то его ободрял.

— С этими бой много времени не займёт, — недовольно заметил Готрек.

— Да уж, проще простого, — подтвердил Снорри.

Хотелось бы и Феликсу разделить уверенность этих двух безумцев. Его желудок свело от страха, как всегда случалось перед сражением. Теперь ничего ему так не хотелось, как схватиться с противником и покончить с этим ожиданием. У него даже возникла идея спрыгнуть вниз, в толпу скавенов, но он понимал, что это будет самоубийством. Падать вниз придётся долго, а там его окружат со всех сторон и повалят наземь.

Первое мохнатое рыло сунулось на лестницу. Готрек разнёс его одним ударом своего топора. Чёрная кровь забрызгала его бинты. Скавен свалился вниз, сшибая с лестницы других. Феликсу пришло в голову, что пока они стоят тут, имеются действительно неплохие шансы на выживание. Одновременно к ним может подобраться не так много скавенов, да и те, по большей части, будут находиться в неудобной позиции — им требуется вскарабкаться на площадку, а в сей ответственный момент они весьма уязвимы.

— Как–то слишком просто, — заметил Готрек.

— Снорри думает, нам следует спуститься вниз и взяться за них как следует, — произнёс Снорри.

«Даже не пытайся», — подумал Феликс, заметив уставившиеся на него розовые глаза скавена, подтягивающегося по металлической опоре. Феликс бросился на него, но скавен с оскаленными клыками от отчаяния прыгнул вперёд, метя в горло Феликса.

Через секунду Феликс был слишком занят тем, чтобы остаться в живых, и более не думал об опасности их положения.

Варек бежал по коридорам „Духа Грунгни“. Он поспешно вбежал на палубу ангара. Гирокоптеры стояли наготове. Он забрался в кабину и включил зажигание. Прогреваясь, загудел двигатель. Поток ветра ударил в лицо Вареку, когда начали вращаться несущие винты. Гномы–инженеры уже открыли люки в корме гондолы. Один за другим гирокоптеры выскакивали наружу и скрывались в ночи. Он был рад, что за время полёта через Пустоши Хаоса они нашли время, чтобы достать летающие машины из ящиков и собрать. Похоже, теперь все они пригодятся. Варек ощутил сосущее чувство в желудке, когда его коптер скользнул вниз из воздушного корабля, затем активно завертелся несущий винт над головой, и машина начала набирать высоту. Он склонился к стоящей рядом сумке и начал нащупывать бомбу. «Это столь же захватывающее происшествие, как и путешествие в Караг–Дум», — подумал Варек.

Ульрика бежала вниз по ступенькам. К ней с ворчанием обернулся скавен. Она раскроила ему череп одним ударом украденного меча. Изумлённый напарник убитого зарычал на Ульрику. Странная резкая вонь заполнила воздух. Ульрика заметила, что существо выпрыснуло что–то вроде мускуса из желёз возле хвоста. Она ударила скавена мечом. Высеклись искры, когда её удар был парирован его клинком. Раздался металлический скрежет, когда она повела свой меч вниз по мечу скавена. Оба меча соприкоснулись гардами. Повернув свой меч, Ульрика обезоружила своего противника. Тот отскочил назад, визгливо моля о пощаде. Милосердия она не проявила.

— Что там происходит? — услышала она мощный голос.

Ульрика чуть не заплакала от облегчения, узнав его.

— Отец, это ты? — она уже распахивала дверь.

— Ульрика, — произнёс её отец Иван, потянувшись к ней и сжав в крепких объятьях. — Что происходит?

Его густая борода защекотала лицо Ульрики. Она увидела в подвале ещё дюжину избитых и оборванных людей.

— Вернулся воздушный корабль. Скавены пытаются захватить его, — запыхавшись, ответила она.

— Сколько ещё выживших?

— Я не знаю. Думаю, здесь в погребах есть ещё пленники.

Иван нагнулся и поднял меч одного из охранников–скавенов. Он бросил его своему высокому и худому, бледно выглядящему заместителю Олегу, а себе взял меч второго скавена. Его второй заместитель — невысокий, коренастый и широкоскулый Станда выглядел разочарованным тем, что ему не досталось меча.

— Мерзкое оружие, но сойдёт и такое.

— Что нам делать? — спросила Ульрика.

— Освободить столько пленников, сколько найдём. Убить столько скавенов, сколько сможем. Вооружить их оружием наших воинов, затем биться или спасаться бегством, в зависимости от ситуации.

— Весьма поверхностный план, — улыбаясь, сказала Ульрика.

— Извини, дочурка, но это лучшее, на что я способен в данных обстоятельствах.

— За работу.

Серый провидец Танкуоль покусывал свою нижнюю губу, наблюдая, как его бойцы карабкаются на башню. Как он мог видеть, дела складывались не лучшим образом. Его отважные скавены имели преимущество в численности, но у противника была удачная позиция. Готрек Гурниссон держал оборону на лестнице и зарубал топором любого, кто к нему приближался. Второй истребитель и Феликс Ягер перемещались по площадке, убивая каждого крысочеловека, который пытался вскарабкаться по внешней стороне башни. Танкуоль разрывался между выбором: помочь своим войскам или не дать сбежать „Духу Грунгни“.

Некоторое время он не мог определиться, а затем решил следовать изначальному плану, насколько возможно. Помимо прочего, это был его собственный замечательный план, который должен сработать, несмотря на некомпетентность его подчинённых. Танкуоль открыл пасть и начал произносить слова заклинания.

В ушах у него завыли ветры магии, и он принялся черпать их энергию. Когда энергия искривляющего камня заполнила его, по телу волной распространилось невыразимое блаженство.

Феликс уклонился от удара меча и сделал выпад на атаковавшего крысочеловека. Скавен отскочил назад и заскрёб когтями по металлической поверхности башни, когда обнаружил, насколько близко оказался у края площадки. Феликс чертыхнулся. Он–то надеялся, что существо в панике свалится прямо вниз. Ладно, он всегда может немного подсобить. Феликс прыгнул вперёд, всем своим весом налетая на скавена. Скавен оказался гораздо легче Феликса и отлетел в воздух, свалившись за край площадки. «И скатертью дорога», — подумал Феликс, прежде чем заметил, что тварь умудрилась зацепиться своим хвостом за поддерживающую балку и висит вверх ногами.

Мерзко улыбнувшись, Феликс ударил мечом по длинному безволосому хвосту существа. Хвост был разрублен, и скавен полетел навстречу смерти, что–то пронзительно вереща на своём непонятном языке. У Феликса нашлось время на короткий возглас удовлетворения, прежде чем лёгкое постукивание лап по металлу предупредило о том, что позади ещё один скавен.

Поднимая меч, Феликс развернулся навстречу противнику.

Ларк высунул свою морду из люка. Он осмотрелся. Гномы заняли позиции за необычно выглядящими орудиями, которые были установлены во вращающихся орудийных башенках в верхней части воздушного корабля. Ларк повидал достаточно устройств клана Скрайр и понимал, что попытайся он напасть, эти орудия, вероятнее всего, разорвут его на кусочки. И хоть он могучий и непобедимый боец–скавен, нет никакого смысла навлекать на себя бесполезную смерть. Тут ему делать нечего.

Снизу послышался ревущий звук, и внезапно в поле зрения над воздушным кораблём появилась какая–то летающая машина. Ларк пригнулся, когда та просвистела прямо над его головой. «Могущественное волшебство», — подумал он, глядя на небольшое транспортное средство. Знай он о таком ранее, возможно, смог бы его украсть и сбежать.

— Эй! А это что? — услышал он крик одного из гномов.

Гномы обнаружили его, да поглотит их души Рогатая Крыса! Он скрылся из вида и торопливо спускался по лестнице, прикидывая, что за этим последует. Возможно, он сможет пойти и спрятаться среди мешков с газом, что наполняют аэростат. Нет. Бессмысленно. Рано или поздно, собравшись в достаточном количестве, они отыщут его и убьют. И хотя это будет почти точным выполнением приказа серого провидца Танкуоля, чтобы он отвлекал внимание на воздушном корабле, ничего хорошего для него лично из этого не выйдет. Если уж он станет помогать Танкуолю в достижении победы, то хочет остаться в живых, чтобы получить причитающуюся ему долю триумфа.

«Хотя вряд ли Танкуоль позволит кому–либо поучаствовать в дележе», — кисло заметил внутренний голос в мозгу Ларка.

Он продолжал спускаться, пока не достиг нижней части аэростата. Ларк увидел лицо гнома, рассматривающее его из люка, что вёл вниз, в сам воздушный корабль. Куда ни посмотри — везде враги. Не остаётся ничего, кроме как биться. Для него это не было напрашивающимся способом действия, но других вариантов, похоже, не осталось.

Он оскалил клыки и вытянул когти. Охваченный ужасом гном нырнул вниз и захлопнул за собой люк. Боль прострелила Ларка. Он заметил, что тяжёлой крышкой люка прижало его хвост.

«Кто–то за это заплатит», — решил Ларк.

Ульрика нащупывала себе путь через неосвещённые подвалы. Зловоние скавенов смешалось со знакомыми с детства запахами, но всё перекрывал запах множества людей, находящихся на столь небольшом пространстве. Тем не менее, она была рада. Это означало, что в живых остались многие из её народа, больше, чем она осмеливалась надеяться. Вместе с бочонками водки они были заперты в винных погребах, из которых голодная орда скавенов вытащила продовольствие.

Ей хотелось бы иметь при себе фонарь. Хотелось бы иметь больше оружия. Ульрика отбросила эти мысли. Какой смысл желать того, чего иметь не можешь? Ей придётся выполнять задачу тем, что есть в наличии. Она прислушалась. Даже сквозь плотно утрамбованную землю она услышала звуки сражения. Ульрика смогла расслышать рёв крысоогра, вопли раненных скавенов и какие–то ещё звуки. Что–то вроде взрывов. Что происходит на поверхности? Скавен–волшебник заклинанием высвободил зловещие силы? Ульрика отворила дверь последнего подвального помещения и оказалась лицом к лицу с двумя опешившими скавенами. Те явно были отправлены сюда с особенной целью, которая немедленно выяснилась. Один из них держал нож у горла Макса Шрейбера. Макс лежал без сознания, его прекрасное золотое одеяние было порвано и перепачкано. Второй скавен, огромное чудище с чёрным мехом, поднялся ей навстречу.

— Готовься к смерти, глупая самка, — прочирикал он на плохом рейкшпиле.

Феликс увидел, что обстановка складывается не в его пользу. Несмотря на его максимальные старания, на площадку взбиралось всё больше скавенов. Замедленные своими ранениями, Снорри и Готрек не могли сражаться в полную силу. Втроём они не могли перекрыть все возможные подступы к площадке. Тут имелось четыре стойки, по одной в каждом углу башни, и лестница в центре. Пока они закрывали три точки, две остальные были всегда свободны для скавенов, которых на площадке становилось всё больше, что мешало успешно удерживать даже оставшиеся позиции.

Феликс огляделся. Раненые или нет, истребители наносили ужасные повреждения. Пол площадки был скользким от крови и вывалившихся внутренностей. В этом беспорядке всё труднее получалось крепко держаться на ногах. Феликса ужасало то, что в любой момент он мог потерять равновесие и опрокинуться за край. Тут и там в тусклом освещении он мог видеть тела, которые были буквально искромсаны топорами истребителей. Были заметны кости, лёгкие и прочие внутренние органы.

В мозгу Феликса промелькнула страшная догадка, что расположение внутренностей скавена отличается от внутренностей человека, и ужаснула сама мысль, что ему довелось видеть достаточно вскрытых тел, чтобы понять это. Боковым зрением он заметил движение Готрека. Истребитель стоял на груде искалеченных трупов. В вытянутой руке он держал одного скавена, сдавливая тому горло, а топором описывал полукруг, удерживая приятелей скавена на расстоянии. Чёрная кровь скавенов испачкала повязки Готрека. С его губ слетала пена. Он выл, словно безумный, заглушая пугающие чирикающие боевые кличи и вопли своих противников. Рядышком Снорри размахивал своими молотом и топором, круша и рубя, словно какой–то ненормальный мясник на адской скотобойне. Сражаясь, он улыбался, явно наслаждаясь причинением увечий и не беспокоясь о близости смерти.

Вонь была омерзительной. Тут присутствовало зловоние мокрой шкуры скавенов, странный запах мускуса, который те испускали, будучи напуганными, вонь экскрементов, вскрытых тел и крови. В любое другое время, это вызвало бы у Феликса болезненную реакцию, но прямо сейчас он находил подобный запах необычайно бодрящим. Как обычно, в условиях близости смерти его чувства крайне обострялись, и, сам того не ожидая, он наслаждался каждым мигом.

Могучий рёв донёсся до его ушей. Внезапно он обратил внимание на вспышки у подножия башни и движение крупных зловещих очертаний над головой. Отважившись посмотреть вверх, Феликс увидел, как гирокоптер выскочил из воздушного корабля и пролетел над ними. Беглым взглядом он заметил безумное лицо Макайссона за управлением, пока сумасшедший инженер обрушивал бомбы к подножию башни. Он услышал страдающие, перепуганные вопли скавенов, собравшихся там. Сама башня сотряслась, словно под ударом великана, и Феликс пытался сохранить равновесие, стоя среди засыхающей крови.

Феликс взмолился Сигмару, чтобы бомбы не обрушили на землю всю причальную мачту, похоронив их всех под грудой разбитых деревянных обломков.

«Макайссон хоть представляет, что делает? — недоумевал Феликс. — Это вообще его беспокоит?» Посмотрев вниз, Феликс заметил, что действия Макайссона вызвали ужасающие потери среди скавенов. Искалеченные тела крысолюдей подбрасывало в небеса. Энергией взрывов некоторые из тел были практически разорваны на части. Прочие усыпали землю — с оторванными конечностями, кровоточащие и вопящие. Было удивительно, как скавены не пустились наутёк, подвергшись столь безжалостному нападению. Феликс заметил, что сверху продолжают сыпаться бомбы, на сей раз с воздушного корабля. Одна из них с горящим фитилём упала подле него на башню. На какой–то ужасный миг Феликс решил, что смерть пришла, и сейчас его разорвёт на тысячу частей. На миг он застыл на месте, но затем вместе с мужеством к нему вернулась возможность двигаться, и он сбросил бомбу с площадки.

Феликс видел, как та, оставляя след искр от горящего фитиля, исчезла в толпе внизу. Секундой позже скавенов разметало ужасным взрывом.

«Слишком близко», — подумал Феликс. Размахивая рукой в воздухе, он закричал:

— Следи за тем, что ты делаешь, тупой ублюдок!

Скавенам всего произошедшего оказалось достаточно. Они разбегались куда глаза глядят, более не способные выстоять перед лицом смерти, обрушивающейся на них с небес. Внимание Феликса привлекло свечение в дверях дома усадьбы. Высветившаяся там фигура была ему знакома.

Феликс едва не остолбенел от удивления. Он узнал скавенского волшебника. Это был серый провидец Танкуоль, тот самый, кто руководил нападением на Нульн. Последний раз Феликс видел его спасающимся бегством из бального зала во дворце курфюрста.

«Как он тут оказался? — недоумевал Феликс. — Неужели существо проделало весь этот путь лишь ради мести? Могло ли так случиться, что именно серый провидец стоял за нападением на Одинокую Башню?»

Закручивающаяся вокруг фигуры энергия дала понять Феликсу, что серый провидец готовится произнести заклинание.

Какие ещё беды это сулит?

Ларк стоял на верхнем краю гондолы. Подсвеченное вспышками света от бомб, адское зрелище целиком предстало его взору. Он видел, как его несчастных собратьев разрывало на части ужасными взрывами, и был абсолютно и безоговорочно счастлив, что находится не там, не внизу. Но радость испарилась, когда он задумался об опасности собственного положения. Если Ларк не сможет вскоре покинуть воздушный корабль, то гномы выследят его и навалятся всем скопом. Ему следовало уходить, но он не видел способов это сделать.

За исключением одного. Воздушный корабль снова двигался вблизи башни. Возможно, спрыгнув с верхней части гондолы, ему удастся приземлится на башню. Это опасно и может закончиться его гибелью, если он неправильно выберет время для прыжка или промахнётся при приземлении и свалится вниз. С другой стороны, оставаться тут — явная смерть, и лучше хоть какой–то шанс, чем вообще без вариантов.

Ларк собрал всё своё мужество в кулак. Он почувствовал, как напряглись мускулы, участилось сердцебиение, напряглись мускусные железы.

Он был готов прыгнуть в любую секунду.

Ульрика присела, уклоняясь от сильного удара скавена с чёрным мехом, и ударила в ответ. Существо отскочило, избегая её ответного выпада, и, столкнувшись со скавеном, который держал нож у горла Шрейбера, сбило того с ног. Ульрика догадалась, что у крысочеловека, несомненно, был приказ убить волшебника при первых признаках любых неприятностей. В этом был смысл. Сам по себе находящийся в сознании Шрейбер мог принести ущерба не меньше, чем отряд кавалеристов. Такой вот мощью обладают волшебники.

Ульрика также поняла, что если хочет остаться в живых, следует действовать побыстрее. Не дожидаясь, пока скавены поднимутся, она прыгнула вперёд и разрубила череп огромного чёрного чудища одним мощным ударом. Его тело свалилось наземь, придавливая меньшого скавена. Воспользовавшись таким преимуществом, Ульрика вонзила меч в горло второго скавена, и несколько раз пнула, убеждаясь, что тот издох.

Убедившись, что оба противника мертвы, Ульрика повернулась к Шрейберу. Тот был избит, его волосы и брови выглядели опалёнными, но быстрая проверка показала Ульрике, что сердце мага по–прежнему бьётся, чему она крайне обрадовалась. Она бережно встряхнула Шрейбера, понимая, насколько рискованно так обращаться с раненым. Однако нужно, чтобы он очнулся и помог ей. Маг застонал и забормотал, его глаза открылись. Постепенно он приходил в сознание, на разбитых губах появилась улыбка.

— Вряд ли я умер — уж очень всё болит, — наконец произнёс он. — Приятно снова оказаться в мире живых, особенно, когда тебя встречает столь прекрасное лицо.

— Макс Шрейбер, не время сейчас для комплиментов. Кругом скавены, а наверху идёт сражение. Нам нужна твоя помощь.

— Вот так всегда, — проворчал он, медленно и болезненно поднимаясь на ноги.

Он стряхнул пыль, недовольный тем, как запачканы землёй его золотые одеяния.

— Никто не желает знаться с волшебником… пока не появятся проблемы. Тогда — дело другое.

— Господин Шрейбер, ты от ран ума лишился?

— Нет, Ульрика. Я просто шуткой пытаюсь скрасить ситуацию. Ты восхитительная женщина, но, позволю себе заметить, с чувством юмора у тебя не очень.

— Давай–ка поторопись, Макс.

— Благодарю, что спасла меня. Я твой должник.

— Ни черта ты мне не должен. Только выбирайся отсюда и начинай произносить заклинания, как той ночью.

Шрейбер кивнул, а затем его лицо внезапно приобрело озабоченное выражение.

— Серый провидец концентрирует свои силы, и они огромны. Никогда я не ощущал, чтобы ветры магии струились и завихрялись столь бурно. Что за новую мерзость он готовит?

Серый провидец Танкуоль чувствовал бурлящие внутри него волны энергии. Словно в его желудке и в груди извивалась змея, пытаясь выбраться наружу. Он проглотил огромное количество искривляющего камня, которого более слабым скавенам–магам было бы достаточно, чтобы взорваться или превратиться в первозданную грязь. Но он же Танкуоль! Величайший среди серых провидцев, могущественнейший из магов, верховный волшебник народа скавенов. Не существует ничего, что было бы ему не по силам. Ничего.

«Сохраняй самоконтроль, — мысленно говорил себе Танкуоль. — Думай». Ему было слишком хорошо знакомо это ощущение непомерной самоуверенности, что переполняло потребителя искривляющего камня в такие моменты. Танкуоль верил, что у большинства скавенов–волшебников, несомненно, бывают длящиеся всего секунды моменты, когда возникает чувство абсолютного могущества, перед тем, как искривляющий камень вызовет их гибель. Он не собирался стать одним из них. Разумеется, как и все серые провидцы, Танкуоль был высокого мнения о собственных способностях, и он не допустит, чтобы забористое вещество — квинтэссенция самого Хаоса подавило его чувство самосохранения. И в этот самый момент чувство самосохранения убедительно подсказывало Танкуолю, что либо он немедленно произнесёт заклинание и даст выход энергии, либо та его уничтожит. Чистая магическая энергия струилась в жилах Танкуоля, вызывая в мозгу экстаз безграничной мощи, и сделать это было нелегко, но он понимал, что иначе — верная смерть.

Медленно он заставил себя произнести слова могущественного заклинания собственного изобретения. Одно за другим он воспроизводил замысловатые движения лап, что должны были фокусировать магию. Когда он двигал рукой, полосы чистой магической энергии следовали за его когтями, словно он наносил разрезы на саму ткань мироздания, что, по его предположению, в каком–то смысле было правдой. Амплитуда движения его рук увеличивалась, слова могущественного заклинания произносились им всё громче. Вокруг его тела заиграл нимб света. Натуральная магическая энергия начала просачиваться из его глаз, морды, верхних и нижних конечностей. Танкуоль чувствовал, как в его кишках энергия начинает вздыматься и опадать, обжигая, подобно кислоте. Он понимал, что вовлечён в гонку на время, и если вскоре не завершит заклинание, энергия разорвёт его изнутри. Частью разума, не задействованной в сложнейших и таинственных изгибах заклинания, он клялся, что никогда, никогда снова не станет употреблять так много искривляющего камня.

Он поспешно произнёс последние слова заклинания и лапами выполнил завершающие жесты. Из его тела начала неторопливо вытягиваться спутанная масса зелёных завитков. Затем эти отростки один за другим расправлялись и устремлялись вверх, разыскивая воздушный корабль. Пока это происходило, Танкуоль ощущал, как его тело покалывает от вибрирующей энергии. Мех встал дыбом, а хвост вытянулся на полную длину. Всё тело стало поразительно чувствительным. Лёгкое прикосновение воздуха к шкуре ощущалось так, словно кто–то дерёт его щёткой с ворсом из проволоки. Болезненное ощущение, хотя и не лишено приятности. Танкуоль снова заставил себя сконцентрироваться и каждый отросток энергии ощущать продолжением своего тела. Обладая возможностью контролировать своё тело, он мог отростками энергии осязать, как кончиками пальцев.

Танкуоль простирал свою энергетическую паутину. Заклинание — это гигантская лапа, которой он сможет схватить и обездвижить воздушный корабль. Теперь эти гномы узнают, сколь недальновидно было противостоять Танкуолю — величайшему из волшебников, мастеру всех магических искусств. Он возьмёт, да и разобьёт их ничтожный корабль. Он разломает его на части и сбросит на землю. Он…

«Нет! О чём я думаю? Это говорит во мне пыль искривляющего камня. Следует лишь обездвижить воздушный корабль и позволить своим прислужникам захватить его. Да. Именно так. Сконцентрируйся, — твердил он себе. — Не выпускай цель из поля зрения, раз уж она почти в твоих лапах».

Когда его рыскающие пальцы энергии нащупали гондолу воздушного корабля, Танкуоль завизжал. У него было чувство, что он обжёгся. Что за фокусы? Какое злое волшебство там задействовано? Танкуоль наблюдал, как отростки зелёного света по его команде отходят от корабля. Разумеется, воздушный корабль был защищён от магии Хаоса. Защита понадобилась перед тем, как корабль полетел через Пустоши. Танкуоль осторожно отправил дрожащие отростки к кораблю. Он понимал, что время у него есть. В его текущем состоянии то время, что у остальных проходило всего лишь между ударами сердца, для него растягивалось на минуты. Его рыскающие отростки пробежались по гондоле и отступили. Можно и не пытаться схватить корабль в этом месте. Тут он хорошо защищён. Танкуоль потянулся дальше, к аэростату. Успешно! Тут защиты нет! Стоп, поправка! Кое–какие части защищены. Те, в которых расположены орудийные башни. Пробежавшись отростками энергии по нижней части аэростата, Танкуоль внезапно почувствовал присутствие чего–то знакомого, но неуловимо изменившегося. Да это же Ларк! Одним отростком энергии Танкуоль ухватил своего своенравного прислужника, перехватив того перед прыжком. Другими он продолжил оплетать незащищённые части аэростата, удерживая воздушный корабль на месте.

Нет! Что случилось! Почему его начало поднимать в воздух! Подобного не должно было произойти… погоди–ка! Вот в чём дело! Сам по себе он не может удержать корабль на месте. Его вес незначителен по сравнению с массой летающего корабля. В этот момент к нему пришло понимание, как именно следует притянуть себя к земле.

Со скоростью мысли он создал ещё больше отростков энергии искривляющего камня и отправил их закапываться глубоко в грунт, словно корни какого–то растения, быстро вырастающие под действием волшебства. Теперь он закрепился на месте. Теперь у него есть средство противостоять двигателям воздушного корабля. Он снова напряг силы.

Незамедлительно Танкуоль ощутил, как его вновь притягивает к земле, а вместе с ним и корабль. Так–то лучше. Он великан! Он бог! С помощью своей магии он притянет „Дух Грунгни“ с небес. Танкуоль поймал его на крючок, как рыбу на удочку, и всё что теперь нужно — смотать леску. А эти жалкие глупцы ничем не смогут ему помешать.

Увеличив свои силы до максимума, Танкуоль медленно, но уверенно начал подтягивать воздушный корабль к земле.

Феликс с изумлением наблюдал, как множество мерцающих отростков света взметнулось из дверного проёма дома усадьбы, извиваясь вокруг башни, словно змеи, пока, в конце концов, не достигли воздушного корабля. На какое–то время бой приостановился, и все глаза были прикованы к магическому представлению. На миг отростки света коснулись гондолы и отступили, однако это их не остановило. Практически немедленно они опутали аэростат. Феликс заметил, как прогнулась оболочка, и в недоумении подумал, уж не собирается ли скавен разорвать аэростат и уничтожить воздушный корабль.

Секундами позже стало очевидно, что не таков план серого провидца. Феликс разинул рот от удивления, когда „Дух Грунгни“ медленно, но верно стало подтягивать по направлению к земле. Скавены прекратили бегство — настолько они прониклись благоговением от подобной демонстрации серым провидцем своей мощи. Казалось вполне возможным, что воздушный корабль будет захвачен.

Похоже, воздушный корабль был обречён, а вместе с ним и продолжение экспедиции.

3. Сражение!

Ульрика и Макс Шрейбер бежали через подвалы. Повсюду находились освобождённые пленники. Некоторые были вооружены оружием убитых скавенов–охранников, остальные вооружились ножками сломанных стульев, старыми инструментами и кухонными ножами. Ульрике это не придало уверенности.

— Сколько их? — спросила она отца.

— Около тридцати, способных сражаться. Всего же около пятидесяти.

— Так мало?

— Так мало.

— Как думаешь, наши патрули вернутся вовремя?

— Нам не следует на это рассчитывать.

— Что происходит на поверхности?

— Тебе лучше знать, дочка. Всё это время я находился здесь.

— Высвобождены мощные магические силы, — произнёс Макс Шрейбер. — Я боюсь, что скавены пытаются захватить воздушный корабль. Подозреваю, что таким и был их изначальный план.

— Их нужно остановить.

— Как? Нам не удалось остановить их прошлой ночью, когда у нас была сотня вооружённых людей, и мы удерживали стены. Каким образом мы сделаем это сейчас?

— Мы должны найти способ, дочка.

Макс Шрейбер улыбнулся:

— Прошлой ночью у нас не было того преимущества, что сейчас.

— И что же это? — поинтересовалась Ульрика.

— Для врага мы окажемся неожиданным фактором.

— Ради Таала, у тебя дар находить светлую сторону в ситуации, Мах Шрейбер, — прогремел Иван.

— Идём наверх и посмотрим, что можно сделать. По крайней мере, в неразберихе у нас будет возможность улизнуть.

— Побег не рассматривается, Макс Шрейбер. Здесь дом моих предков. Я не оставлю его каким–то вонючим и паршивым крысолюдям.

— Мне понятно, почему ты так хорошо ладишь с гномами, — заметил Шрейбер. — Все вы чертовски упрямы.

С благоговейным страхом Феликс Ягер наблюдал, как серый провидец подтягивает „Дух Грунгни“ к земле. Один единственный небольшой скавен состязается в силе с громадным судном и побеждает. Тем не менее, гномы не собирались сдаваться без боя. Двигатели воздушного корабля взревели, и по положению стабилизаторов Феликс мог сказать, что кто–бы ни принял на себя управление, он пытается поднять корабль вверх. Отростки энергии оставляли после себя переливающееся послесвечение в поле его зрения. Это была впечатляющая демонстрация мощи магии, величайшая из тех, что когда–либо наблюдал Феликс.

— Будет лучше спуститься вниз и прикончить того скавена–мага, — сказал Готрек.

— Хороший план, — сказал Снорри.

«Идиотский план, — подумал Феликс. — Надо же, нам остаётся лишь пробить себе путь через небольшую армию скавенов и лицом к лицу встретиться с волшебником, который способен силой стащить с небес воздушный корабль». С другой стороны, ничего лучше он и сам не мог придумать. Воздушный корабль представлял собой их лучшую надежду на спасение, и если он будет захвачен или уничтожен — они обречены.

— Давайте тогда этим и займёмся, — без особого воодушевления предложил Феликс.

«Вот он — миг моего триумфа, — подумал серый провидец Танкуоль. — Теперь все скавены преклонятся перед моей гениальностью. Теперь Совет Тринадцати должен оценить мои заслуги». Он чувствовал, что способен дотянуться и стащить с небесного свода звёзды и обе луны. Если подумать, то сие может оказаться неплохой мыслью. Моррслиб, меньшая луна, по слухам представляет собой гигантскую глыбу искривляющего камня. Если ему удастся схватить её, тогда…

Нет. Лучше сосредоточиться на первоочередной задаче. Сначала — захват воздушного корабля, а затем придёт черёд Моррслиба. И если ему не удастся дотянуться до луны своим заклинанием, возможно, получится долететь туда на воздушном корабле. В мозгу Танкуоля оформился величественный замысел. Он сможет использовать воздушный корабль для полётов на луну и добывать там столько искривляющего камня, сколько потребуется. Это станет непревзойдённым достижением в анналах истории расы скавенов, наградой за которое, несомненно, станет место за столом Совета. И это самое малое. Возможно, весь Совет склонится перед ним, признав его величайшим из всех служителей Рогатой Крысы. Великолепие представшего перед ним видения было таково, что на минуту Танкуоль замечтался. Лишь когда отростки энергии начали соскальзывать, он возвратился к реальности, понимая, что прежде чем всё задуманное свершится, ему сперва требуется опустить свою „рыбку“ на землю. И с обновлёнными силами он включился в борьбу.

Ларк был несчастен. Посреди прыжка он был схвачен одним из тех огромных отростков энергии, и его неистово и беспорядочно мотало по всему небу. Ларк давно знал о том, насколько могущественным является серый провидец, но до сего момента не наблюдал столь исчерпывающего доказательства мощи Танкуоля. Неужели это некий способ мести серого провидца за вероломные мысли Ларка? Неужели Танкуоль всё знал о замыслах Ларка в отношении него? Неужели он собирается прекратить мучения Ларка, разбив того оземь?

«Нет–нет, хозяин! — затараторил Ларк. — Пощади своего наивернейшего слугу. Я буду верно служить тебе до конца моих дней. Уничтожь тех, других злобных грызунов. Они ненавидят тебя. Я — нет. Я всегда делал для тебя всё, что в моих силах!»

Если Танкуоль и услышал горячие мольбы Ларка, то не подал вида. Обуянный страхом Ларк наблюдал, как навстречу ему приближается земля.

Ульрика пронзила мечом спину скавена, скрывавшегося в зале, и подошла к окну, чтобы поглядеть на источник зловещего света. Ничего подобного она раньше не видела. Почти в двадцати шагах над землёй парил в воздухе рогатый скавен–маг. С землёй его соединяли сотни отростков света, а другие сотни протянулись к воздушному кораблю, притягивая тот вниз. Внизу сотни скавенских рыл уставились в небо. Скавены застыли в благоговейном страхе, наблюдая за работой своего хозяина. Ульрика услышала, как рядом с ней Шрейбер пробормотал: «Ради Сигмара, как ему удаётся вмещать всю эту энергию и не взорваться? Должно быть, он поедает очищенный искривляющий камень, однако это не приводит его к гибели».

— Что? — спросила она.

— Ту тварь переполняет первозданное вещество Хаоса. Она черпает его энергию для заклинания. Ни одно смертное существо не способно на такое, но этот… И я не понимаю, как ему удаётся.

— Может быть, будет лучше, если ты поразмышляешь над тем, как его убить? — предложила Ульрика.

— Я не уверен, что мне хватит сил.

— Тогда дела плохи.

— У тебя дар преуменьшать, моя дорогая.

* * *

Феликс наблюдал, как Готрек спускается по лестнице. Одной рукой Истребитель держался за перекладину, с помощью другой орудовал своим топором, словно дубиной, опуская его на черепа находящихся внизу скавенов. Благодаря своей свирепости Готрек умудрился спуститься к подножию башни и расчистить пространство у основания лестницы. Несколькими секундами позже к нему присоединился Снорри. Не видя других вариантов, Феликс тоже стал спускаться.

Рёв над его головой дал понять, что гирокоптер пошёл на очередной заход. Феликс увидел бомбу, запущенную в парящего серого провидца. Время прогорания фитиля — вещь и так, в лучшем случае, непредсказуемая, — оказалось выверено неточно. Бомба, пролетев мимо Танкуоля, разорвалась среди скавенов. Осознавая опасность, те снова отчаянно попытались броситься врассыпную, но взрывчаткой гномов их разнесло на части.

Феликс вздрогнул, размышляя о том, насколько легко одна из этих бомб могла сбиться с пути и подорвать его, Готрека и Снорри. Думать о подобном было невыносимо. И, не раздумывая, он бросился вперёд, отчаянно рубя направо и налево, изо всех сил стараясь прорубить путь через плотные ряды скавенов к тому месту, где парил серый провидец Танкуоль. Хотя совсем упустил из виду, что же ему следует делать, оказавшись там.

Серый провидец Танкуоль открыл пасть и расхохотался во всё горло. Смех был безумным лишь отчасти. Энергия обострила чувства серого провидца. Сам себе он казался здоровенным великаном, разглядывающим насекомых под ногами. Его виртуальные размеры были столь же велики, как корабль, который он удерживал. Танкуоль стал существом впечатляющей величины. «Должно быть, подобные ощущения испытывает Рогатая Крыса, разглядывая мир смертных», — подумал Танкуоль. Возможно, это знамение, предвестник грядущих событий. Возможно, предназначение Танкуоля ничем не будет ограничено. Возможно, ему предстоит побывать там, где ещё не ступала нога скавена, и достичь таких высот, что он будет причислен к сонму богов. Несомненно, в тот момент, когда по его жилам растекался искривляющий камень, всё это казалось вероятным. Нет для него ничего невозможного.

Сейчас он хозяин ситуации. Ничто его не остановит. Даже проклятущий заклятый враг Готрек Гурниссон или его приспешник — негодяй Феликс Ягер. Наконец–то Танкуоль одержит над ними полную победу после всех этих долгих месяцев напряжённых усилий. Какое это сладкое ощущение!

Постой! Что такое? Он заметил пронёсшийся мимо гирокоптер. Он заметил, как бомба едва не задела его и взорвалась среди его бойцов, отправляя души скавенов к Рогатой Крысе. Как они посмели напасть на избранного посланника Рогатой Крысы на земле? Он им покажет. Со скоростью мысли Танкуоль вытянул одно из своих энергетических щупалец и шлёпнул по гирокоптеру, как человек, прихлопывающий муху. К несчастью, он оказался слишком медлителен, чтобы поймать стремительно передвигающуюся машину, и удар прошёл мимо цели.

И лишь случайно Танкуоль осознал, что нечто прилипло к одному из его щупалец. А, вот оно что! Это же негодник Ларк. Первым побуждением Танкуоля было разбить оземь своего заблудшего приспешника в наказание за провалы. Затем с помощью духовной связи, позволяющей ему чувствовать посредством отростков энергии, Танкуоль не без удовольствия осознал, что Ларк клянётся ему в вечной покорности, а также внезапно ощутил изменения, произошедшие с телом прислужника под воздействием искривляющего камня, и как именно они проявились. Тут было нечто, достойное исследования. Он на мгновение отвлёкся, чтобы не слишком нежно опустить Ларка на землю, а затем вернулся к своим попыткам сбить гирокоптер.

Тот оказался разочаровывающе неуловимым. «Тем не менее, удовлетворение от того, что разобью эту штуку, само по себе будет мне вознаграждением», — подумал Танкуоль.

Феликс с ужасом наблюдал, как отросток света столкнулся с гирокоптером. Маленькая летающая машина начала разваливаться, её осколки полетели вниз, убив при падении ещё больше скавенов. Огромное облако пара и дыма вырвалось из разбитого двигателя машины. Затем последовал мощнейший взрыв, от ударной волны которого Феликс полетел вверх тормашками. Он предположил, что это взорвался запас бомб, что находился на гирокоптере. Вопли скавенов дали ему понять, что гном–пилот оказался не единственной потерей.

Над головой пронеслись другие гирокоптеры. «Один разбился, осталось три», — подумал Феликс.

— Что нам делать? — спросила Ульрика. — Ты маг. Это твоя сфера деятельности.

— Для любого смертного существа не существует возможности удерживать в себе такое количество энергии продолжительное время. Существует вероятность, что сам носитель будет уничтожен. Также вероятно, что чего бы он там не съел, внутренние запасы энергии вскоре истощатся, и маг потеряет силу. Когда он ослабеет, я могу попытаться прервать его заклинание. Что–либо иное…

— Ты говоришь, что мы должны ничего не делать?

— Я говорю, Ульрика, что мы должны подождать. Мы ничего не добьёмся, сломя голову напав на тварь. Ты видела, каким образом она разбила тот гирокоптер. То же самое легко может произойти и с нами.

«Ах, как это было славно», — подумал серый провидец Танкуоль. Он ощутил мощный прилив удовольствия от уничтожения того гномьего летательного аппарата, пусть даже ценой жизней нескольких дюжин своих солдат. В конце концов, они расходный материал. Как и большинство скавенов. Танкуоль был рад, что к нему это не относится.

Он покачал головой, когда осознал новую заботу. Пока Танкуоль гонялся за гирокоптером, он дал уйти „Духу Грунгни“. Тот снова поднялся в небеса на большое расстояние. Танкуоль протянул свои энергетические щупальца, собираясь положить этому конец. Прежде чем снова схватить воздушный корабль, он осознал другую проблему. Готрек Гурниссон, Феликс Ягер и тот второй проклятущий истребитель спустились на землю и продвигаются в его сторону. Разумеется, Танкуоль парил в воздухе вне их досягаемости, но даже с учётом этого он немного беспокоился. Уже само присутствие неподалёку от него истребителей действовало Танкуолю на нервы. Он страстно ненавидел этих ужасных существ.

Теперь у него есть возможность раз и навсегда положить конец этой угрозе. То, что он сделал с гирокоптером, вне всяких сомнений, можно проделать и с отдельным конкретным истребителем. Злобно усмехнувшись, Танкуоль приготовился раздавить Готрека о землю.

Феликс наблюдал, как энергетическая волна направилась в их сторону. Множество отростков зеленоватого света побежали от Танкуоля к Готреку приливной волной, разбрасывая в стороны вопящих скавенов. Что бы ни произошло, когда энергия достигнет их, Феликс не сомневался — для него это означает конец. Он почти уже закрыл глаза, понимая, что через несколько секунд умрёт, но в последний момент решил, что заглянет своей смерти в лицо, и заставил себя смотреть.

«Сейчас, — думал серый провидец Танкуоль, направляя свою энергию на Готрека Гурниссона. — Сейчас ты умрёшь!»

Феликс видел, как первые отростки достигли Готрека. Лишь только те приблизились, Истребитель взмахом топора прочертил огромную дугу. Руны на лезвии ярко вспыхнули, когда то вошло в соприкосновение с магией серого провидца. Запах озона наполнил воздух. В облаке искр отростки разошлись в стороны, встретив на пути более мощную древнюю магию. Феликс вознёс молитву Сигмару и прочим богам, которые могли его услышать. Остальные отростки отступили подальше от Готрека, пружиня взад–вперёд, словно готовая к броску кобра. Феликс понимал, что Готрек выиграл для них лишь секундную передышку.

* * *

У Танкуоля возникло ощущение, что кончики его пальцев попали в огонь. Разумеется, чувствует он всего лишь уничтожение заклинания, однако ощущения были схожими. Он обругал гнома. Танкуоль должен был предположить, что погубить гнома не так–то просто. Тем не менее, даже если гном неуязвим, то о его приспешнике этого не скажешь. По крайней мере, Танкуоль сможет уничтожить Феликса Ягера.

Феликс увидел, как отростки света разделяются и начинают обтекать Готрека. К своему ужасу он обнаружил, что нацелены отростки на него, и с этим ничего не поделать. Скавен–волшебник явно намеревался убить Феликса. Под действием заклинания множество щупалец направилось прямо в сторону Феликса, обходя Готрека слева и справа. «Хорошо хоть скавен–чародей убьёт ещё больше собственных воинов», — подумал Феликс. Зрелище того, как разрывало скавенов, когда энергия косой проходила сквозь них, не сулило Феликсу ничего хорошего.

Ульрика крайне разволновалась, наблюдая за происходящим. Она увидела, как Готрек отразил нападение серого провидца, и подумала было, что этого окажется достаточно. Затем она заметила, что Танкуоль намеревается напасть на Феликса.

— Ты можешь что–нибудь сделать? — спросила Ульрика Макса Шрейбера.

— Через минуту я попробую заклинание противодействия. Кажется, я понял, что именно делает серый провидец и, возможно, смогу развеять его заклинание.

— У Феликса нет этой минуты, — произнесла Ульрика, понимая это слишком поздно.

Феликс приготовился достойно встретить смерть. Он совсем не рассчитывал, что она окажется такой, но, как говорится, смерть никогда не приходит тем путём, каким ты ожидаешь. Он взял себя в руки и напряг мускулы для последнего тщетного прыжка с спасению. Феликс сомневался, что есть хоть какая–то возможность уклониться от заклинания. Всё кончено. Волна ослепительного света летит в его сторону. Он подавил желание закричать.

«Так–то лучше», — думал Танкуоль, уверенный, что на сей раз ему удастся убить хотя бы одного из своих заклятых врагов. Он покажет Феликсу Ягеру, как противодействовать мощи Танкуоля. Но прежде чем Танкуоль смог раздавить Ягера, как насекомое, каковым тот является, Истребитель снова нанёс удар. Резким взмахом, уследить за которым было не под силу глазу, своим ужасным топором Готрек перерубил энергетические ленты сначала слева, затем справа. Танкуоль завопил от боли, которая была такой, словно отрубили его собственный хвост.

Что ещё хуже, он почувствовал, что вызванная искривляющим камнем энергия внутри него начинает ослабевать и выходит с перерывами. «Только не сейчас, — подумал Танкуоль. — Нет. Не сейчас. Победа так близка». Но, к несчастью, так и случилось. Его энергия уже начала улетучиваться. Похоже, воздушному кораблю удастся ускользнуть.

«Ладно же, — подумал Танкуоль, — но мои подчинённые хотя бы уничтожат этих выскочек, Ягера и Гурниссона». Находясь в раздумьях, он подивился необычному ощущению спуска вниз. «Почему это земля становится все ближе?» — недоумевал он.

— Сейчас, — услышала Ульрика бормотание Шрейбера.

А затем маг начал делать движения руками и монотонно напевать на языке, которого она не понимала. На её глазах в пространстве перед магом начала обретать очертания сложная конструкция из света, которую тот затем жестом руки направил вращаться в сторону серого провидца. Когда та ударилась в Танкуоля, сияние вокруг скавена–волшебника померкло, и он вверх тормашками полетел к земле.

— Теперь самое время для нападения, — подсказал Макс Ульрике.

И дважды повторять это не потребовалось.

— Пошли! — закричала она и выбежала из дома, набросившись с тыла на захваченных врасплох скавенов. За ней, воодушевляя себя криками, следовали выжившие кислевиты.

Феликс с удивлением наблюдал, как гаснет свечение вокруг серого провидца, и тот начинает опускаться к земле. Феликс пригнулся, избегнув удара воина–скавена, и, стиснув зубы, парировал выпад второго. Отдача от столкновения отозвалась в руке. Сохраняя спокойствие, Феликс ударом сверху разрубил голову скавена пополам, затем с разворота ударил второго режущим ударом по горлу. Впереди Готрек и Снорри прорубали себе кровавый путь к скавену–магу. Они решили, что на этот раз их ничто не остановит. Сверху дождём продолжали сыпаться бомбы, сбрасываемые с кружащихся гирокоптеров и обретшего свободу воздушного корабля.

Феликс вздрагивал всякий раз, когда бомба ударялась о землю. Он с равной вероятностью ожидал, что одна из них взорвётся рядом с ним и разорвёт его на части. Он слышал голос, орущий глупым гномам, чтобы те перестали их бомбить, и с удивлением обнаружил, что голос–то его собственный. Феликс надеялся, что в ближайшее время кто–нибудь заметит, что происходит на земле и прекратит бомбардировку. Он сомневался, что понятие Готрека о героической гибели включает в себя вариант быть разорванным на части взрывчаткой своих же товарищей. Тем не менее, Феликс видел и куда более худшие и нелепые вещи, случавшиеся в сражении, а прямо сейчас вокруг них царил полный хаос.

Рубя направо и налево с обновлёнными силами, Феликс пробивал себе путь через войска скавенов.

«Какая несправедливость, — переживал серый провидец Танкуоль. — Как раз, когда победа уже была в моих лапах, она ускользнула из–за некомпетентности прислужников и некачественного искривляющего камня, что прислали ему те идиоты из Скавенблайта. Почему он обречён на то, что его планы постоянно расстраиваются по схожим причинам? Танкуоль хороший и преданный служитель общему делу скавенов. Он искренне почитает Рогатую Крысу в своих молитвах. Он просит столь немного. Так в чём проблема?»

Он обессилено лежал на земле, подавленный непредвиденным истощением вызванной искривляющим камнем энергии и развеиванием своего заклинания. Медленно, но уверенно он сделал из этого выводы. Где–то поблизости находится маг, достаточно сильный, чтобы развеять его заклинание; маг со свежими силами и, без всяких сомнений, не растративший энергию на самоотверженные усилия по защите неблагодарных прислужников; маг, который прямо сейчас может замышлять уничтожение Танкуоля, пока тот уязвим. Подобная мысль побуждала Танкуоля выпрыснуть мускус страха, и его железы напряглись. «Это не совсем подобающее вознаграждение за мою долгую службу Рогатой Крысе и Совету Тринадцати», — решил Танкуоль.

Внезапно его озаботила другая, ещё более ужасающая угроза. Справа от себя он расслышал звериный рёв Готрека Гурниссона, пока истребитель прорубал себе путь через отряды скавенов. Несомненно, что в крошечном мозгу гнома нет ничего, кроме неоправданного желания уничтожить Танкуоля и лишить мир его гения. Столь же несомненно, что приспешник гнома Феликс Ягер тоже будет злорадствовать, наблюдая гибель Танкуоля.

Что же ему делать?

И тут Танкуоль услышал позади себя звуки боевого клича людей, словно уже имеющихся причин было недостаточно, чтобы задуматься об отступлении. Откуда появилось это новое войско? Во время сражения прибыли подкрепления людей? Или это работа вражеского мага? Не имело значения.

Со всей этой ужасной бомбёжкой сверху, чудовищной перспективой боя с Готреком Гурниссоном с фронта и нападением многочисленных свежих сил с тыла, Танкуоль видел для себя лишь один доступный вариант. Ему следует героически избежать пленения превосходящими силами противника, а своё возмездие отложить до следующего раза.

Собирая последние остатки своей энергии, Танкуоль бормотал слова заклинания побега. Оно всего лишь перенесёт его на несколько сотен шагов от места битвы, но этого будет достаточно. Оттуда он сможет начать тактическое отступление.

— Куда делся тот проклятый чародей? — услышал Феликс рык Готрека.

Ответа Феликс не знал. Они достигли той точки, где, как он мог поклясться, видели упавшего серого провидца, но там ничего не оказалось за исключением слабого запаха серы в воздухе. Необоснованно раздражённый Готрек зарубил двух скавенов одним ударом своего топора и оглянулся посмотреть на чудовищную фигуру приближающегося крысоогра.

— Он мой, — завопил Готрек.

— Нет, мой! — вскричал Снорри.

— Наперегонки? — предложил Готрек и рванулся вперёд.

«Давай–давай», — подумал Феликс, осматриваясь вокруг. В бою возникло неожиданное затишье. В нос попала странная вонь, ассоциировавшаяся у него с перепуганными скавенами. Феликс решил, что не может их винить за это. Их предводитель исчез. Скавенов разрывало на части бомбами, на них напали двое наиболее жестоких истребителей во всём мире, и одновременно их атаковали с тыла. Феликс понимал, насколько скавены деморализованы. Он сомневался, что менее напуганными оказались какие бы то ни было войска людей.

Однако это не означало, что опасность миновала. Скавены по–прежнему ощутимо превосходили численностью своих противников, и если предоставить им возможность сие осознать, они могут возобновить сражение и даже победить. Сейчас было самое время захватить инициативу и повернуть ход боя в свою пользу.

Феликс посмотрел вокруг и заметил крысоогра, на которого с двух сторон обрушивали град ударов Готрек и Снорри. Тот повалился, как срубленный дуб. Уж если это зрелище не поможет им обратить в бегство войско скавенов, то не поможет ничто другое. Выкрикивая боевой клич, Феликс понесся вперёд. Готрек и Снорри присоединились к нему.

Внезапно впереди себя, как ему показалось, Феликс услышал боевые кличи людей, и один знакомый голос, отдающий приказы и подбадривающий бойцов. Сердце Феликса пустилось вскачь. Конечно же, это ему кажется. Был лишь один способ это выяснить.

Ларк прекратил грызть тело мёртвого скавена. На какое–то время он удовлетворил свой голод и теперь мог уделить внимание неотложным делам. Позади себя он слышал вопли перепуганных скавенов, победные крики людей и яростный рёв гномов–истребителей. Ему было ясно, что сражение проиграно. Это столь же несомненно, как боль в его теле от удара о землю. «Разумеется, — думал Ларк, — если бы не боль в теле, я смог бы своим вмешательством изменить ход сражения. К сожалению, этому препятствуют ушибы и возможное растяжение лодыжки».

Из сумрака по скавенам ударили лучи золотого света, сбивая с ног. Похоже, противник располагает и магическими ресурсами.

«Несомненно, всё потеряно, — сказал себе Ларк. — Явно пора сматываться». Он поднялся, огляделся по сторонам, убеждаясь, что никто его не обнаружил, и поспешно убежал в темноту.

Пробираясь по кровавому полю битвы, Феликс взглядом уловил знакомую фигуру. Сердце забилось сильнее. Ульрика была жива. Ни о чём больше не думая, он направился в её сторону сквозь толпу скавенов. Все скавены на его пути бросались наутёк. Они научились бояться сверкающего меча Феликса и двух истребителей, что обычно находились поблизости. Самого его присутствия оказалось достаточно, чтобы лишить их присутствия духа. Феликс едва сомневался в том, что скавены разбиты. Они беспорядочно метались в поисках путей бегства, их боевые порядки смешались, дисциплины не осталось и в помине. Внезапной яростной атаки их бывших пленников и потери предводителя оказалось достаточно, чтобы обратить скавенов в бегство. Теперь нужно лишь постараться остаться в живых до момента, пока скавены не сбегут.

— Ульрика! — позвал он, но она его не услышала.

В этот момент на неё прыгнул скавен с чёрным мехом. Феликс бросился на помощь, ужаснувшись, что едва лишь отыскав, может потерять её в этот самый момент. Беспокоиться ему не следовало. Ульрика отбила удар крысочеловека и остановила того ударом в сердце. Издав булькающий звук, скавен упал на колени, затем неуклюже повалился лицом в грязь, а под ним быстро растекалась лужа крови.

Уголком глаза Ульрика уловила какое–то движение и развернулась, готовая атаковать. Долгие напряжённые секунды она и Феликс стояли лицом к лицу. Ни один из них не двигался. Никто не произнёс ни слова. Затем они одновременно улыбнулись и шагнули навстречу друг другу. Не в силах себя остановить, не обращая внимания на опасность, Феликс заключил её в объятия. Их губы встретились. Тела прижались друг к другу.

Они стояли посреди неистовствующего безумства сражения так, словно в мире не осталось никого кроме них.

Макс Шрейбер осматривался вокруг. Он устал. Как от недавнего применения магии, так и вследствие побоев, полученных прошлой ночью. От усталости конечности налились тяжестью. Даже во времена своего ученичества, когда ему приходилось нести частые и продолжительные дежурства, выполняя поручения своего учителя, Макс не ощущал себя столь измотанным. Тем не менее, они одержали победу. Скавены разгромлены, и он сомневался, что те вернутся, даже если сохранили численное преимущество. По своей природе скавены не являются храбрыми существами, и они долго будут оправляться от поражения.

Максу нравилось считать себя учёным, а не бойцом, но он чувствовал удовлетворение от того, что сделал здесь. Он выступил против сил Хаоса и помог их отбросить. В чём–то он находил такой опыт более ценным, чем наложение защитных заклинаний на дома и экипажи своих клиентов. Шрейбер начал понимать трепет, вызываемый сражением, который всегда описывался в книгах. Он печально улыбнулся, заметив целующихся Феликса и Ульрику.

Похоже, он прошёл ускоренный курс для учёного–затворника по всевозможным эмоциональным потрясениям. Шрейбер чувствовал, как его гложет ревность, и понимал, что от неё его не избавит никакая магия.

К Ульрике он испытывал нечто большее, чем лёгкое влечение. Последние несколько дней Шрейбер чувствовал, как его охватывает страсть. В действительности, ему следовало покинуть усадьбу несколько дней назад, но он остался под предлогом того, что ожидает возвращения „Духа Грунгни“. Наблюдая, каким взглядом Ульрика смотрит на Феликса, Шрейбер предположил — крайне малы шансы, что она ответит взаимностью на его страсть.

«Если только что–нибудь не случится с Феликсом Ягером», — пришла ему в голову весьма недостойная мысль.

Удивлённый собственной жестокостью, он ударил золотыми лучами по отступающим скавенам. Его сильно порадовало, как те погибали.

Тишина наступила внезапно. Бой был окончен. По всей усадьбе грудами лежали мёртвые. „Дух Грунгни“ парил в высоте, уткнувшись носом в причальную башню, словно привязанный к столбу конь. Скавены были разгромлены.

Было поздно. Феликс ощущал усталость, хотя находился в приподнятом настроении. Феликс сжимал руку Ульрики, словно опасаясь, что та может исчезнуть, лишь только он её отпустит, а сама Ульрика явно не собиралась высвобождаться. Напрасными и бессмысленными теперь казались все его переживания на обратном пути из Пустошей. Ульрика была столь же рада видеть его, как и сам Феликс рад встрече с ней. И он не мог передать словами, насколько это сделало его счастливым, мог лишь тупо стоять и смотреть в её глаза. Слова никак не приходили. К счастью, Ульрику это, похоже, не беспокоило.

Тяжёлой поступью подошёл Снорри.

— Хороший был бой, — произнёс он.

Чёрная кровь коркой покрывала его бинты, у него самого кровоточило множество небольших свежих порезов, но, похоже, гном был счастлив.

— Называешь это боем? — заметил Готрек. — Да у меня бритьё бывало поопаснее.

— Не хотел бы я встретиться с твоим брадобреем, — произнёс Феликс.

— Феликс пошутил, — сказал Снорри. — Снорри думает, это смешно.

— Пойдём, поищем пива, — произнёс Готрек. — Ничто так не вызывает жажду, как немного лёгких упражнений.

— Снорри хочет ведро водки, — сказал Снорри. — И Снорри его получит.

С башни, к которой причалил „Дух Грунгни“, начали спускаться на землю гномы. Вскоре их небольшой контингент помогал кислевитам собирать тела в кучи для сожжения.

Феликс решил, что это время ничуть ни хуже любого другого, чтобы удалиться с Ульрикой в их комнату. И та согласилась.

— Я никогда не думала, что увижу тебя снова, — сказала Ульрика.

Рассвет был прекрасен. Золотые лучи солнечного света падали под острым углом и освещали бесконечное море травы вокруг них. Пели птицы. Вокруг царил покой, и если бы не слабый запах горелой плоти в воздухе, Феликсу было бы сложно поверить, что прошлым вечером здесь произошло какое–то сражение.

— Бывали моменты, когда я думал, что не увижу тебя снова. И их было немало, — отозвался он.

— Там было скверно?

— Очень.

— В Пустошах?

— В Пустошах и в Караг–Думе. Ты мне не поверишь, если я расскажу о том, что мы там обнаружили.

— Испытай меня.

— Ну, хорошо, — произнёс Феликс, крепче прижимая её к себе.

— Я совсем не это имела в виду, — заявила Ульрика, а затем поцеловала его.

— Но именно это в данный момент и произойдёт, — сказал Феликс, увлекая её вниз на высокую траву.

— Хорошо, — отозвалась Ульрика.

Позднее, когда они обнажёнными лежали на старом шерстяном плаще Феликса, Ульрика опёрлась на локоть и начала щекотать ему лицо колоском.

— На что похожи Пустоши Хаоса?

— Мы действительно будем это обсуждать?

— Нет, если ты не желаешь.

Феликс какое–то время раздумывал, прежде чем ответить:

— Это ужасное место. Оно похоже на грёзы безумных богов.

— Подобное не столь уж необычно.

— Больше, чем можешь себе представить. Пустоши изменяются, казалось бы, наугад. Пейзаж мерцает и сдвигается…

— Это выглядит, как миражи в пустыне.

— Возможно. Но есть там некоторые вещи… Огромные идолы, величиной с холм; словно с неба свалившиеся разрушенные города, о которых не слышал ни один человек. Бесчисленные орды чудовищ, мужчин в чёрных доспехах, которые все посвятили себя…

— В чём дело? Почему ты замолчал?

— Они направляются сюда. Мы видели их с воздушного корабля. Полчища. Больше, чем я могу сосчитать, и это всего лишь передовые отряды куда более обширного войска.

— Почему ты не упомянул об этом раньше?

— Я был так счастлив тебя увидеть, но уверен, что Борек на сей момент уже всё рассказал твоему отцу.

Ульрика села, выпрямив спину, и уставилась в горизонт. От внимания Феликса не укрылось, что смотрит она в северном направлении — на горы, за которыми лежат Пустоши Хаоса. Он ощутил изменения в её настроении, какую–то настороженность, сопряжённую со страхом.

— Силы Тьмы уже приходили прежде этим путём. Мы живём на их границах. Здесь пограничье. В прошлом мы сражались с ними и побеждали.

— Но не против такой силы, что приближается. Это скорее похоже на великое вторжение Хаоса двумя столетиями ранее, во времена Магнуса Благочестивого.

Ульрика нахмурилась.

— Ты уверен?

— Я видел это собственными глазами.

— Почему сейчас? Почему в наше время?

Феликс подумал, что в её голосе распознал нотки страха.

— Я уверен, Магнус задавал себе тот же вопрос.

— Феликс, это не ответ.

Теперь прозвучали нотки гнева. Нахмуренный лоб исказил красоту её лица. На нём появилось выражение, соответствующее раздражению.

— Я не предсказатель, Ульрика. Я всего лишь человек. У меня нет ответа на эти вопросы. Я лишь знаю, что подобное соответствует тому, что я наблюдал в других местах…

— Каких других местах?

Слова Ульрики прозвучали резко. Феликсу не нравился её тон.

— В Империи увеличивается число культистов. Хаосопоклонники есть в каждом городе. Леса полны зверолюдов. С каждым годом увеличивается количество изменяющихся — мутантов. Злобные колдуны благоденствуют. Иногда я думаю о том, что правы провозвестники гибели, и приближается конец света.

— Это нерадостные слова, — промолвила Ульрика, поднимаясь и взволнованно сжимая его руку.

— Да и времена нерадостные.

Он поднялся и погладил её по щеке.

— Нам скоро нужно возвращаться. Посмотрим, что скажут остальные.

Ульрика грустно улыбнулась и наклонилась вперёд, целуя его в лоб.

— Я рада, что ты здесь, — внезапно произнесла она.

— Я тоже, — поддержал Феликс.

Макс Шрейбер слушал рассказ гномов с возрастающим беспокойством. Их описания приближающихся полчищ Хаоса проняли его холодком до костей. Картины, что возникли у него в мыслях, смогли даже вытеснить ревность, которую он чувствовал с самого утра, когда увидел, как Феликс и Ульрика ускакали вместе.

Шрейбер читал описания подобных полчищ времён великой войны против Хаоса, что произошла две сотни лет назад. И он не сомневался, что войско это похожей численности. Теперь, после долгого времени, он стал подозревать, что подобное должно было произойти. Он слишком долго изучал проявления Хаоса, не замечая, что его сила увеличивается. Шрейбер глядел на лица гномов. Они были словно высечены из камня. Сухое прагматическое повествование гномов о спуске в Караг–Дум и сражении с тварью, которую они там обнаружили, заставило Шрейбера с большим уважением присмотреться к истребителям.

И, несмотря на ревность, причиной которой стал Феликс Ягер, Шрейбер признал, что этот мужчина столь же смел, как и удачлив. Макс не думал, что сам смог бы противостоять той твари, что описали гномы, с самообладанием, проявленным Ягером. Он мог понять, почему гномы говорили о Феликсе с уважением. Тварь, с которой тот сражался, вне всяких сомнений, великий демон Хаоса. Шрейбер недоумевал — понимают ли вообще гномы, как посчастливилось им остаться в живых после подобного столкновения? Макс понимал, что вряд ли им на самом деле удалось убить демона. Смертным не под силу уничтожить подобных существ. Всё, чего они добились — изгнали демона, уничтожив его физическое воплощение. Рано или поздно тот снова обретёт материальную форму и вернётся в этот мир, чтобы отомстить. И если не застанет в живых Готрека Гурниссона или Феликса Ягера, то будет разыскивать их потомков и наследников. В этом суть положения дел.

Временами Макс Шрейбер сожалел, что ему довелось столь долго и упорно изучать сей предмет. Обладание подобными знаниями часто вызывало у него кошмары. Тем не менее, это был его собственный выбор — он давно вступил на этот путь и имел множество возможностей отступить. Но не захотел воспользоваться ими. С того момента, как ребёнком он увидел зверское убийство своих родителей зверолюдами, Шрейбер ненавидел Хаос и его проявления. Он поклялся противостоять ему любым возможным способом, и для него сие означало, что надлежало изучать способы действия Хаоса. Когда давным–давно, став магом, Шрейбер начал свои исследования, ему повстречались те, кто думал схожим образом. Их следовало предупредить о том, что надвигается с севера. Нужно было предупредить мир об опасности.

Иван, разумеется, был согласен.

— Если правда то, о чём вы рассказали…

— Ты сомневаешься в моих словах? — спросил Готрек Гурниссон.

— Не то чтобы я сомневался в них, друг мой, просто у меня не совсем получается поверить этому. Волна Хаоса, что ты описал, способна смыть весь мир.

— Да, — согласился Борек. — Она способна.

— Кроме крепостей гномов, — решительно заявил Готрек.

— Даже они, в конце концов, падут, — возразил Борек. — Вспомни Караг–Дум.

Готрек кисло усмехнулся.

— Не вижу способа забыть о нём.

— Я должен отравить сообщение Ледяной Королеве, — сказал Иван. — Царицу нужно предупредить. Нужно созвать армии Кислева.

— Да, — согласился Борек. — Но как насчёт тебя? Ты не можешь оставаться здесь. Эта усадьба не выстоит перед многочисленными силами Хаоса.

— Я созову моих всадников и отправлюсь на юг, в Прааг. Там место сбора наших войск. Однако я должен просить тебя оказать мне услугу…

Макс Шрейбер заинтересованно склонился вперёд.

— Как и я, — произнёс он.

Иван почтительно посмотрел на него и показал, что магу следует высказаться первым. Это было мерилом того уважения, что кислевиты испытывали к Шрейберу после того, как он воспользовался своей магией в их интересах.

— Если это возможно, я прошу отвезти меня на юг на воздушном корабле, с вами. Там находятся те, кому я должен сообщить эти известия.

— Курфюрст Мидденхейма? — спросил Борек.

— Среди прочих. Я уверен, что перед лицом этой угрозы я смогу убедить его отправить помощь в Кислев. По крайней мере, на этот призыв отзовутся рыцари Белого Волка.

— „Дух Грунгни“ уже перегружен выше нормы, — заметил Борек.

Макс склонил голову, выражая понимание.

— Как жаль, старый друг, — сказал Иван, — потому как я хотел просить о том же. Я хотел отправить гонца к Ледяной Королеве, и уверен, что твоё судно передвигается быстрее самого быстрого всадника, какие только есть на свете.

— Я уверен, мы сможем найти место, — произнёс Борек. — При необходимости мы всегда изыскиваем возможности.

— Хорошо. Я хочу отправить мою дочь Ульрику с двумя телохранителями. С ней поедут Олег и Станда.

Все посмотрели на старого боярина. По унылому выражению его лица было ясно, что у того есть более весомые причины так поступить, чем только лишь отправка предупреждения Ледяной Королеве. Было понятно, что Иван хочет отправить любимую дочь подальше от опасности, хотя бы на некоторое время. За то, что старик этим обеспокоился, Макс был крайне ему признателен.

— Да будет так, — согласился Борек.

* * *

Танкуоль чувствовал себя ужасно. Голова болела. Его словно излупил дубинкой штурмовик, хотя, разумеется, вряд ли какой скавен осмелился бы так поступить с Танкуолем. Но хуже всего было ощущение провала, которое пронимало его до потрохов. Он не совсем понимал, как врагам удалось это провернуть, но был уверен, что Готрек Гурниссон и Феликс Ягер снова умудрились разрушить его замыслы. Их способность к пагубному воздействию временами казалась неограниченной. И, разумеется, всегда следует учитывать непригодность его подчинённых.

Вряд ли лидерам клана Творцов это понравится. Танкуоль был уверен, что видел, как минимум одного из лидеров когтя, спасающегося бегством после безумного разгрома. Несомненно, тот понарасскажет своим глупым соплеменникам лжи о Танкуоле, отравив сим ядом их мысли. Правда состоит в том, что при попытке захвата воздушного корабля была уничтожена небольшая армия из отрядов клана Творцов, но нельзя же Танкуоля обвинять за посредственное качество этих отрядов. В той же степени справедливо, что Танкуолю не удалось захватить воздушный корабль, как он обещал. Но лишь самые необъективные грубияны могут поставить Танкуолю в вину действия его подчинённых и истребителей. Разумеется, он подозревал, что скавены клана Творцов имеют достаточно предубеждений, чтобы сделать подобные выводы на основании недостаточной информации. И велика вероятность, что по возвращении в Адскую Яму с Танкуолем может произойти несчастный случай. Злоба его врагов не имеет границ.

На него навалилась знакомая чёрная депрессия — последствие слишком частого употребления чрезмерного количества искривляющего камня. Враждебность клана Творцов являлась лишь частью возникшей перед ним проблемы. Второй была задача добраться до дружественной территории скавенов через тысячи лиг равнин. По своему горькому опыту Танкуоль знал, что конные лучники кислевитов — смертоносные и меткие стрелки, а чтобы оборвать даже столь замечательную карьеру, как его собственная, вполне достаточно и одной стрелы. И особенно Танкуоля волновало то, что его запасы искривляющего камня истощились, а магические силы находятся в упадке. По многим причинам ситуация была самой ужасной из всех, что когда–либо возникали за долгую и успешную карьеру серого провидца.

Что же ему делать? Танкуоль понимал, что поблизости на равнине должны находиться какие–нибудь скавены из числа выживших, но сомневался, что разыскивать их было бы правильной идеей. В конце концов, эти скавены относятся к собственным военным силам клана Творцов, и потенциально возможно, что будучи введены в заблуждение, затаили злобу на Танкуоля за провал его плана. Несомненно, проблем тут хватало, и даже обладающий столь внушительной сообразительностью Танкуоль пал духом, раздумывая над трудностями, вырастающими перед ним.

Странный запах заставил подёргиваться его усы. Запах был странно знакомым, но всё же в чём–то неуловимо изменившимся. Танкуоль услышал, как нечто массивное двигается в высокой траве. Нечто, предположительно, размером с крысоогра. Костодёр выжил? Но это был не запах Костодёра. Танкуоль поспешно призвал остатки своей силы. Что бы это ни было, беззащитным оно Танкуоля не застанет.

Внезапно чудовищное видение нависло над серым провидцем Танкуолем. Оно было здоровенным, словно крысоогр. У него была рогатая голова и большой хвост с шипами. На краткий миг Танкуоль перепугался, что видит перед собой Рогатую Крысу собственной персоной, которая пришла требовать от него отчёта за его деяния. Танкуоль почувствовал, как напряглись его мускусные железы, когда существо открыло пасть и заговорило.

— Серый провидец Танкуоль, это я, Ларк — смиреннейший из твоих слуг.

— Ларк! Что с тобой случилось?

— Это долгая история, могущественнейший из хозяев. Возможно, мне следует поведать её по дороге?

Голос у Ларка был низкий и, хотя слова его были уважительными, в глазах был голодный блеск, который не понравился Танкуолю. Совсем не понравился.

4. Гонимые бурей

С кормовой части обзорной палубы „Духа Грунгни“ Феликс наблюдал, как позади них скрывается из виду усадьба. Его охватила печаль. Дом Ивана Страгова стал местом, где Феликс был счастлив перед тем, как отправиться в Пустоши Хаоса. Но теперь он сомневался, что когда–либо увидит его снова.

Кислевиты уже собрались и начали свой долгий путь на юг. Отряд всадников на лошадях прибыл, пока они обсуждали свои планы; им удалось собрать лошадей, что разбежались во время нападения скавенов, и обеспечить средством передвижения большинство выживших. Было согласовано, что около дюжины разведчиков должны оставаться в усадьбе как можно дольше, чтобы сообщать другим прибывающим отрядам о том, что произошло. Помимо этого, Иван с остальными предполагали, что любые отряды, которые будут находиться на марше по прибытии орды Хаоса, сами вскоре разберутся в происходящем и станут действовать по обстановке. Не совсем похоже на чёткий план, но это лучшее, что они могут сделать при имеющихся обстоятельствах.

Феликс обернулся и посмотрел на Ульрику. Её лицо выражало странную смесь эмоций. Ульрику не радовало, что её отправили с воздушным кораблём на юг, чтобы сообщить царице про их затруднительное положение, в то время как другие отправились верхом. Ей хотелось разделить опасности с воинами своего клана. Феликс полагал, что если бы на воздушном корабле не оказалось его, возможно, Ульрика вообще бы не согласилась лететь. Безусловно, он полагал, что помог её убедить. Как и Макс Шрейбер.

Феликс посмотрел на мага. Ему нравился Макс, но в последнее время Феликс замечал странные взгляды, которыми одаривал его чародей, когда с Феликсом была Ульрика. Возможно ли, что тот ревнует? В это было легко поверить. Ульрика была очень красива, а Макс жил в усадьбе, пока Феликс находился в Пустошах Хаоса. Кто знает, что могло там произойти? Феликс кисло улыбнулся. Раздумывая таким образом, он словно сам испытывает небольшие уколы ревности.

Феликс успокаивал себя мыслью, что худшее уже позади, по крайней мере, на какое–то время. Им удалось живыми покинуть Пустоши и пережить засаду скавенов. Отсюда путь лежит прямиком на юг до столицы Кислева, а затем в Караз–а–Карак, где Борек собирался представить выживших из Караг–Дума и некоторые из их сокровищ верховному королю гномов. Феликсу было интересно, что по этому поводу в действительности думает Готрек.

Насколько Феликсу было известно, Истребитель был изгнан из величественного подземного города и никогда туда не возвращался. Феликс не был уверен, стало ли изгнание добровольным или оно было наказанием за преступления Истребителя. Ему казалось нетактичным спрашивать об этом. Готрек настаивал на том, чтобы остаться в Кислеве и помочь в борьбе с полчищами Хаоса. Феликс, безусловно, рассчитывал на это. Но Иван заметил, что, как бывший инженер, Готрек будет более полезен, если поможет в подготовке оборонительных укреплений к предстоящей осаде. Им следует отправиться на воздушном корабле вместе с Ульрикой и её телохранителями.

Какова бы ни была причина, Феликс был доволен. Ему хотелось остаться с Ульрикой, и он, несомненно, не желал, чтобы ему напомнили о клятве сопровождать Готрека и увековечить его гибель. Феликс не сомневался, что для этого и позже будет предостаточно времени. Учитывая, что чудовищная армия движется на юг, в недалёком будущем развернётся грандиозная борьба. И у Готрека появится масса возможностей обрести героическую гибель.

Феликс дотянулся, взял Ульрику за руку и сжал её пальцы. Она повернулась и печально ему улыбнулась. Не было сомнений, что мыслями она с теми крошечными фигурками внизу, что с увеличением расстояния медленно исчезают с глаз. Ульрика повернулась обратно и пристально смотрела на них, словно пытаясь запечатлеть эту сцену в памяти и запомнить людей, которых она боялась никогда более не увидеть.

В тусклом свете дня серый провидец Танкуоль тщательно рассматривал Ларка. Ему ненавистно было это признавать, но он был одновременно впечатлён и напуган. Выглядел его слуга так, словно мог бросить вызов крысоогру и победить. Ларк стал более чем в два раза выше Танкуоля и, по всей видимости, раз в десять тяжелее. Когти выглядели крепкими как сталь, а массивный костяной нарост на конце хвоста выглядел, как булава. В настоящий момент Танкуоль предпочитал не вспоминать обо всех тех оскорблениях, которыми осыпал Ларка в прошлом. Он не был уверен, что в своём нынешнем истощённом состоянии смог бы призвать магическую энергию, потребную для уничтожения Ларка. В подобных обстоятельствах два величайших дарования Танкуоля — хитрость и дипломатия, казались куда более подходящими средствами.

— Ларк! Я рад твоему возвращению. Хорошо–хорошо! Вместе мы должны донести до внимания Совета Тринадцати вести о провале плохо спланированной атаки клана Творцов на форт людей.

Ларк глядел на него необычно злобными глазами, отсвечивающими красным цветом. Когда Ларк при разговоре открывал пасть, становились заметны огромные острые клыки. Танкуоль сдерживался от того, чтобы не выпрыснуть мускус страха.

— Да–да, величественнейший из хозяев, — прорычал Ларк гораздо более низким голосом, чем помнилось Танкуолю.

Танкуоль едва не выдохнул с облегчением. Во время их долгого ночного перехода Ларк был странно угрюм. Но сейчас этот огромный, изменённый искривляющим камнем скавен казался послушным. Это хорошо. Он был способен защитить Танкуоля от многочисленных опасностей пути. И кто знает? Вполне возможно, что изучение мутировавшего тела Ларка сможет раскрыть множество секретов, включая тот, каким образом можно создавать таких, как Ларк. Вскрытие показывает множество вещей. «Как бы то ни было, — думал Танкуоль, чувствуя себя некомфортно под немигающим взглядом Ларка, — всё это может подождать до тех пор, пока мы не избегнем непосредственной опасности».

— Эти открытые пространства кишат конными солдатами, — сказал Танкуоль. — Присутствуют тут и войска предателей из клана Творцов. Мы должны использовать разум и хитрость, чтобы ускользнуть от наших врагов и выполнить своё задание.

— Как скажешь, убедительнейший из властителей.

«Не намёк ли на иронию прозвучал в голосе Ларка? — удивился Танкуоль. — Возможно ли, что слуга над ним издевается? Что за проблеск голода в его глазах?» Танкуолю совсем не нравился этот взгляд. Как не нравилось и то, что Ларк украдкой подбирался всё ближе. Это тревожно напоминало Танкуолю подкрадывание кота к своей жертве. Ларк жадно облизывал свои губы.

С огромным напряжением Танкуоль собрал свои силы. Мерцающее свечение появилось вокруг его лап. Ларк перестал приближаться и замер на месте. Он заискивающе кивал вверх–вниз головой. Танкуоль глядел на него, раздумывая: «А не будет ли хорошей идей взорвать Ларка на месте и покончить с этим?» Если бы он располагал всей своей магической силой, то сделал бы это без колебаний, однако сейчас Танкуоль не был уверен, что эта идея хороша. Ему не хотелось тратить остатки своей энергии без необходимости. Вокруг слишком много опасностей. Ларк осторожно следил за Танкуолем. У него был такой вид, что он готов наброситься при малейшем побуждении. Подобный взгляд Танкуоль ранее наблюдал и у других скавенов. Он слишком хорошо его понимал.

— Сперва мы отправимся на север. В сторону гор. Наши враги этого не ожидают. Затем мы по краю будем обходить равнины, пока не достигнем входа в Подземные Пути.

— Хороший план, великодушнейший из благодетелей.

— Тогда давай отправляться. Быстро–быстро! Я буду позади, на месте командира.

Ларк не стал возражать. Глядя в его широкую спину, Танкуоль продолжил раздумывать, была ли подобная идея правильной. Пешком до гор путь неблизкий, а обратная дорога в центр цивилизации скавенов и того длиннее. Будет ли ему лучше путешествовать с Ларком, или следует поразить чудище в спину прямо сейчас? Словно читая мысли Танкуоля, Ларк через плечо бросил в его сторону мрачную усмешку. Танкуоль сдержал потребность выпрыснуть мускус страха.

«Возможно, лучше всего просто ждать и наблюдать», — подумал он.

Макс Шрейбер прогуливался по воздушному кораблю. Это стало гораздо сложнее, чем он помнил по путешествию в Кислев. Каждый дюйм коридора занимали упаковочные ящики, перемещённые из трюма, чтобы освободить место для беженцев из Караг–Дума. Члены команды спали в коридорах на скатках. Вряд ли приятно было лежать на этом проклёпанном чугунном полу. На всём корабле осталось весьма мало удобств.

Максу было неудобно постоянно оставаться в полуприсяди. Воздушный корабль был построен для гномов, а это означало, что потолок был для него слишком низок. Перемещение иногда выглядело, как истязание новыми видами пыток. Разумеется, большая часть этого путешествия превратилась именно в подобное истязание.

Шрейбер ещё испытывал болезненные последствия сражения, а на сердце лежала тяжесть, вызванная ревностью к Ульрике и Феликсу. Он, разумеется, отказался, когда гномы хотели поместить его в ту же каюту, что и обоих любовников. Со стороны гномов предложение было бестактным, но он привык к подобному от представителей Старшей Расы. Для народа, который гордился тем, что создал цивилизацию, когда люди ещё носили шкуры, гномы были удивительно неотёсанны в вопросах тонкостей взаимоотношений. «В отличии от эльфов», — подумалось Максу. Разумеется, с его стороны было бы бестактно указать на это. Большинство гномов ненавидело Старейшую Расу со страстью, которую Макс находил необъяснимой.

«Не будь таким пессимистом, — твердил себе Макс. — Смотри на светлые стороны. Ты помог одержать победу над скавенами позапрошлой ночью, и твоя магия спасла несколько жизней. Ты даже излечил худшие из ран Готрека и Снорри. Проделана хорошая работа. Тебе есть, чем гордиться».

Он остановился на мгновение и огляделся. Шрейбер гадал, какое же чудище гномы, по их заявлению, обнаружили на воздушном корабле во время сражения над усадьбой? Он не сомневался, что они видели нечто, но, скорее всего, то была иллюзия или какой–то низший демон, вызванный провидцем скавенов. Это существо, несомненно, было достаточно искушённым, чтобы использовать подобную магию. Макс считал, что ему невероятно повезло выжить конкретно в этом столкновении. Ещё одно событие, за которое он был признателен.

«Произошло чудо», — думал он. В бытность учеником, защищённый своим невежеством и гордыней, Шрейбер полагал, что раз уж стал магом, то ничто более не может ему угрожать. Но за свою карьеру в изучении сокровенных искусств он, по большей части, только и выяснял, что в мире полно существ, которые куда более могущественны, чем он сам.

Развеялся ещё один пласт иллюзий. Сколько их теперь осталось? Посмотрим, вот одна из его пустых фантазий юности, когда он полагал, что однажды разучит заклинание, заставляющее женщину полюбить его. Разумеется, сейчас Шрейбер владел подобным заклинанием, также как и полудюжиной прочих, подчиняющих своей воле всех, кроме наиболее сильных духом. Но при этом он связан самыми священными из клятв, не позволяющими использовать подобные заклинания, кроме как для защиты Империи и человечества. Такова была ответственность, приходящая с властью.

Мир куда как более замысловатое место, чем он когда–либо считал по молодости. Шрейбер понимал, что если он сейчас воспользуется подобными заклинаниями, то подвергнет опасности свою бессмертную душу. Не благими намерениями вымощена дорога в ад, но желаниями, удовлетворёнными дурными способами.

Однако в раздумья Шрейбера иногда проникали мысли, что осуждение на муки вечные, возможно, не слишком высокая цена за любовь женщины, подобной Ульрике. Он быстро отбрасывал подобные мысли. «Хаос ставит утончённые ловушки, — думал он, — и в очень, очень большом количестве. Тайные наставники обучили его этому. Смотри на светлую сторону событий и перестань размышлять над столь тёмными идеями».

Несмотря на весь значительный опыт и тренировки, Шрейберу это не удавалось.

Ульрика гадала, что же происходит. Казалось, всё в её жизни неожиданно и резко изменилось. Она возвратилась из Мидденхейма считанные недели назад, а теперь она покинула свой дом, возможно, навсегда. Казалось невозможным, что ситуация может измениться столь стремительно.

Несколько дней назад она горячо желала возвращения Феликса и ужасалась этому. Теперь это произошло, и её жизнь усложнилась гораздо больше, чем она себе представляла. Разумеется, Ульрика была рада видеть Феликса, очень рада по ряду причин. Ульрика сознавала, что единственной причиной, по которой она дала уговорить себя лететь на воздушном корабле, чтобы предупредить Ледяную Королеву, было присутствие на корабле Феликса. Она не могла вынести мысли о столь скорой разлуке с Феликсом после того, как они едва воссоединились.

И в то же время это заставляло её чувствовать вину и злость. Она — воин своего народа, а воины не уклоняются от своих обязанностей только лишь потому, что их охватила страсть. Сейчас она хотела бы остаться со своим отцом. Сие было бы правильное решение, и Ульрика это сознавала. Её место подле отца.

Такие сложные переживания приводили в ярость, и Ульрика понимала, что от этого становится замкнутой и временами несносной. Имелись тут и другие осложнения. Ей было заметно, с каким видом на неё смотрит Макс Шрейбер. Мужчины на неё смотрели так и раньше. Ульрика не находила подобное неприятным, но сознавала, что хотя Макс ей и нравится, ей бы хотелось, чтобы их отношения оставались лишь дружескими. Ульрика надеялась, что сможет дать ему это понять. А если нет, всё может сложиться скверно. Ульрика знала, что не все мужчины стойко переносят тот факт, что их отвергли. Что гораздо хуже, Макс — волшебник. Кто знает, на что он способен? Ладно, об этом будем переживать в будущем. Ульрика отложила эту проблему в сторону, как одну из тех, что могут никогда и не произойти, а потому не стоят размышлений до поры до времени.

Сейчас основной вопрос — как быть с мужчиной, что стоит позади, держа её за руку. Сейчас Феликс выступил на первый план среди всех остальных проблем, что терзали Ульрику. Он безземельный скиталец, а они направляются ко двору царицы. Он связан клятвой следовать за Готреком и описать его гибель. И он изменился с тех пор, как вернулся из Пустошей Хаоса. Стал молчаливее и мрачнее. Возможно, Пустоши могут изменить человека куда более изощрённым способом, чем мутация.

И что она вообще о нём знает? Ульрика твердила себе, что все эти вещи не могут изменить её чувств к нему, но в глубине своего сердца сознавала, что это так.

Она наблюдала, как вдали собираются штормовые облака. На этой высоте облака выглядели иначе, но не были от этого менее угрожающими. «Эта буря идёт с севера, — подумала Ульрика, — из Пустошей Хаоса». И мысль сия наполнила её сердце страхом.

Снорри разглядывал собирающиеся на севере облака. Он не сомневался, что идёт большая буря. Что–то в размере и черноте облаков и в слабых мерцаниях молний вдали подсказывало это. Да. Приближается большая буря. Не то чтобы Снорри беспокоился. Прямо сейчас Снорри был пьян. Он проглотил больше ведра картофельной водки и потому ощущал небольшое недомогание. Что в последние дни было делом обычным. Снорри понимал, что слишком много пьёт. Но затем Снорри снова убедил себя, что вряд ли подобное возможно.

Снорри пил, чтобы забыть. Снорри настолько хорошо это удалось, что он забыл, ради забывания чего он напивается. Или тому поспособствовали все эти удары по голове, которых он получил немало за свою бытность истребителем? Но сейчас ему следует выпить ещё. Это поможет ему оставаться в состоянии забывчивости, так, на всякий случай.

Снорри сознавал — что бы он ни пытался позабыть — оно скверно. Он сознавал, что сделал нечто, что должен искупить; испытал такую скорбь или позор, что единственной возможностью загладить это были поиски смерти, достойной героя. Так он мог вернуть доброе имя себе и своему клану. «Что же это было?» — гадал Снорри.

На периферии его мыслей вспыхивали образы. Жена, дети-малыши — все мертвы. Снорри убил их? Он так не думал. Кто ответственен за их смерть? Укол боли в груди подсказывал ему — да, несомненно, это Снорри. Тогда он тоже напился? Да, так и было.

Снорри сделал очередной большой глоток из своего ведра и предложил ведро Готреку. Тот покачал головой. Он почёсывал повязку на глазу костяшками большого кулака и внимательно всматривался в облака.

Буря явно подбиралась ближе. Снорри костями чувствовал, что она пришла с севера, дабы обрушиться на корабль. Ему пришла в голову мысль, что буря наслана колдунами Хаоса в отместку за действия гномов в Караг–Думе. Снорри поделился этой идеей с Готреком, но тот лишь хрюкнул.

Снорри не обиделся. Готрек Гурниссон был мрачным даже по стандартам истребителей. Снорри понимал, что были на то причины. Когда–то он знал, по какой причине Готрек обрил свою голову. Снорри был в этом уверен. Но то ли обильное количество водки, то ли множественные удары в голову способствовали утрате этого знания. «Так оно и было», — подумал Снорри.

Снорри чувствовал ломоту в костях. Изумительно, насколько хорошо его подлечили, принимая во внимание все факторы. Заклинание того человека–мага было весьма действенным. Однако вытравить всю боль оно не смогло. За последние несколько недель Снорри довелось перенести множество ударов, побывать во множестве боёв.

Но всё замечательно. Ему нравятся бои. Безумие сражения даже лучше водки или доброго гномьего пива помогает ему оставаться в забытьи. В бою становится неважно, кто он есть и кем мог быть. Снорри сознавал, что это у него общее с Готреком. Сделав очередной глоток, он наблюдал, как стена черноты подкатывает ближе. «Худшая буря из когда–либо виденных, — предположил Снорри. — Хуже той даже, в которую воздушный корабль попал в Пустошах».

Видения „Духа Грунгни“, разбитого о землю силой бури, и его горящих обломков заполнили мысли Снорри. Он обнаружил, что это его не беспокоит. Он более никогда ни о чём особо не беспокоился. Теперь он ходячий труп. Жизнь его давным–давно превратилась в угли. На настоящий момент уже не имело значения, будет ли героической смерть, которую он встретит, лишь бы это была смерть. Но частью своего разума Снорри протестовал против подобных мыслей. Слишком уж это смахивает на предательство самого себя и своей судьбы. Однако же, часть разума рассуждала именно так. Снорри гадал, чувствует ли то же самое Готрек.

Снорри сознавал, что это ещё один из тех вопросов, которые он никогда не задаст. Он снова предложил Готреку ведро. На сей раз Истребитель ведро принял.

«Скверная приближается буря, — думал Снорри. — Бури хуже Снорри ещё не видывал».

Усиливающийся ветер топорщил мех Ларка. Его желудок бурчал почти столь же громко, как крысоогр. У него было ощущение, что целый выводок крысёнышей сидит в его брюхе и пытается прогрызть себе путь наружу. Ларк даже не припоминал, бывал ли он когда–либо столь голодным.

Над головой клубились чёрные тучи. Огромные разряды молний неожиданно вспыхивали во тьме, освещая пейзаж жутким мерцанием. Дождь стекал по его лицу, затрудняя зрение. Ларк более не ощущал запаха серого провидца Танкуоля и гадал, по–прежнему ли маг следует позади него в темноте.

По высокой траве прокатывалась рябь и волны, словно на поверхности большого океана. Травинки хлестали Ларка, словно мягкие и бессильные мечи. Это ему не нравилось. Совсем не нравилось. Ларк хотел бы очутиться где угодно, но не здесь. Он хотел бы оказаться в какой–нибудь безопасной норе из цельного камня, а не под этим взбаламученным, постоянно изменяющимся штормовым небом.

Он бесшумно обругал Танкуоля. Этот серый провидец, как всегда, является источником всех несчастий в жизни Ларка. Он жалел, что не воспользовался возможностью наброситься на серого провидца, когда у него выпал шанс. Он был уверен, что магия Танкуоля не может быть мощной постоянно. Серый провидец выглядел обессиленным, словно напряжённые усилия прошлого вечера истощили всю его энергию. Ларк понимал, что в своей изменённой форме он более чем способен взять верх над своим бывшим хозяином. Ничего ему не хотелось сильнее, чем погрузить свою морду в брюхо Танкуоля и сожрать внутренности, причём желательно, чтобы серый провидец при этом был жив.

И всё же, несмотря на гложущий его голод, Ларк не мог это сделать. Факт. Ларк не совсем понимал причины. Частично сработала привычка, частично — оправданное скавенское опасение столкнуться с магией Танкуоля и, в какой–то мере, природная скавенская хитрость. Ларк сознавал, что ему всего лишь следует выждать время, пока не представится подходящая возможность осуществить свою месть с гораздо меньшим риском для собственной бесценной шкуры.

Помимо прочего, имея дело с таким скавеном, как Танкуоль, никогда нельзя быть уверенным в том, действительно ли тот ослаблен, или притворяется. Лучше поостеречься, чем потом пожалеть.

Так вот размышлял Ларк. Но теперь поднялась эта ужасная буря, и возникло ощущение, что она уничтожит целый мир. Что хуже, он ощущал в ветре странный запах, еле ощутимое зловоние искривляющего камня. Буря пришла прямиком из Пустошей. Чем, вне всяких сомнений, объяснялся необычный вид разноцветных молний. Ларк повернулся спросить у Танкуоля, что им делать.

Вдыхая штормовой ветер, серый провидец стоял с широко раскрытыми глазами и открытым ртом, словно раб скавенов, поглощающий вино из заплесневелых ягод. Словно буря была создана для него. Ларк задрожал от страха. Вероятно, следует отложить свою месть на более долгий срок. В конце концов, он и так долго ждал. Разве имеют значение несколько минут, часов, дней или даже недель?

Если бы только он не был столь чертовски голоден. Ларк глядел на Танкуоля, словно оценивая на вес. Танкуоль заметил его взгляд, и слабая мерцающая аура энергии заколыхалась вокруг его лап. «Сейчас неподходящий момент для мщения, — подумал Ларк. — Но скоро, очень скоро».

Феликс ощутил покачивание воздушного корабля.

— Что это было? — спросила Ульрика.

Голос не был испуганным, но, лёжа рядом, он почувствовал, как она вздрогнула.

— Ветер, — ответил Феликс.

„Дух Грунгни“ внезапно поднялся на дыбы, словно корабль в штормовом море. Ульрика крепко вцепилась в Феликса. Тот сам перепугался не на шутку. Не самое приятное чувство, но прежде у него уже случался подобный опыт в Пустошах Хаоса. Если подумать, то и у неё тоже. Им довелось попасть в бурю в свой первый перелёт между Мидденхеймом и Кислевом. Феликс потянулся, погладил её волосы и дотронулся до обнажённого тёплого тела.

— Не о чем беспокоиться. В Пустошах Хаоса мне довелось испытать куда худшее.

Резкий звук разнёсся эхом по коридорам и каютам. Весь корабль сотрясся.

— Всего лишь металлическая оболочка корабля. Она испытывает нагрузку, — сказал Феликс, пытаясь вспомнить те ободрительные фразы, что говорил ему Малакай.

Феликса удивило, насколько спокойно он их произносил. Хотелось бы ему ещё и чувствовать себя соответственно. Корабль дрожал, словно живое существо. Оба любовника держались друг за друга в потемневшей каюте. Оба ждали, когда грянет беда.

Макс Шрейбер шёл на командную палубу. Дела были плохи. Он ничего не мог разглядеть сквозь чудовищные чёрные тучи перед ними, кроме редких вспышек молний. Весь корабль содрогался. От напряжения двигатели выли, словно потерянные души, направляя „Дух Грунгни“ навстречу мощным порывам ветра.

Но радовало то, что за приборами управления находился Малакай Макайссон. Из всех потенциальных пилотов корабля ему Макс доверял больше всего.

— Не так всё пагано, як кажется, — произнёс Макайссон.

Его неразборчивое гортанное произношение и странный диалект, как обычно, смутил Макса. Понять Макайссона было очень непросто.

— Я рад, что вы настолько уверенно держитесь, господин Макайссон, — произнёс Макс.

Шрейбер огляделся. На лицах тех, кто находился на командной палубе помимо истребителя–инженера, было выражение беспокойства. Макайссон потеребил отворот своего необычного кожаного лётного шлема, в верхней части которого была прорезь под хохол волос истребителя. Он поправил очки, что были у него на макушке, затем посмотрел на Макса и ухмыльнулся. То было не особо обнадёживающее зрелище. Макайссон и так не выглядел вменяемым большую часть времени, а в этот момент смотрелся явным безумцем.

— Нема про шо переживать! Я развернув корабль по ветру. Ша полетым впереди бури, пока та не потеряет силу. И всего–то делов.

Как ни странно, слова Макайссона были подозрительно разумны, как часто бывало, если слушать его внимательно. Макс представил себе, как воздушный корабль летит впереди ветра, словно парусное судно. Буря лишь убыстрит этот полёт. До тех пор, пока цел аэростат, они в безопасности. Но лишь только Шрейбер немного успокоился, „Дух Грунгни“ подскочил вверх, словно лошадь, преодолевающая изгородь. Шрейбер был вынужден вцепиться в край одного из кресел, чтобы остаться на ногах.

— Невелыка турбулентность, парень. Не наложи в штаны!

— Мне кажется, или буря стихает? — спросила Ульрика.

Феликс и сам недоумевал по этому поводу. Прошли часы с того момента, как на них обрушилась буря, и это оказались одни из самых долгих часов в жизни Феликса. На „Духе Грунгни“ никогда не было настолько небезопасно. У Феликса возникало чувство, что в любой миг эта штука может развалиться на части, все они будут выброшены наружу и погибнут. А присутствие Ульрики почему–то ещё и усугубило ситуацию. Перспектива собственной гибели и так не особо радостна, но ещё ужаснее была мысль о том, что вместе с ним погибнет девушка, которая лежит в его объятьях, а он не в состоянии ничего поделать.

— Похоже, что так, — помедлив, ответил Феликс.

Он почти был уверен, что говорит правду. Казалось, воздушный корабль немного замедлился. Дождь больше не барабанил по окнам столь сильно. Молнии стали вспыхивать с меньшей частотой. Возможно, самое худшее уже позади.

Ульрика положила голову ему на плечо. Он прижал её крепче и вознёс молитву Сигмару за их спасение.

Макс Шрейбер разглядывал прибор измерения скорости на панели управления. „Дух Грунгни“ явно замедлялся — по словам Макайссона, признак того, что попутный ветер стал стихать. Макс был не совсем уверен, что имел в виду гном, но полагал, что понял основную идею. И был должным образом признателен, что боги пощадили их.

— Я же казав вам, а? — сказал Макайссон, — но вы разве слушали? Нет! Я казав, шо це воздушный корабль может выдержать куда худшее, чим це, но вам же виднее, не так ли? Ну и хто оказався прав, я тебе пытаю?

— Вы, господин Макайссон, без вопросов, — ответил Макс, радуясь, что вышло, как говорил гном.

Заодно он был благодарен, что истребитель точно знал, что следует делать для спасения своего корабля. Возможно, репутация доставителя неприятностей не совсем им заслужена. Перед ними в тёмном грозовом сумраке возвышалось что–то огромное.

— Что это? — спросил Макс.

— Це чёртова гора, идиот! Поможи–ка мени повернуть це прокляте колесо!

В отчаянии Макс навалился своим весом и помогал Макайссону в попытке смены курса. Медленно, слишком медленно „Дух Грунгни“ начал поворачивать.

Снорри проснулся. Болела голова, и он вынужден был признать, что похмелье оказалось тяжким. Казалось, пол наклонён, что обычно случалось лишь тогда, когда Снорри бывал сильно пьян. Затем до него дошло, что это, возможно, не последствия его похмелья. Он же на воздушном корабле, в конце концов. Возможно ли, что наклонилась вся эта штука? И что это за скрежет? Звук такой, словно гондола едет по камням. Они приземлились? Если так, то почему их трясёт столь зверским образом? И почему издалека раздаются все эти крики? Снорри поглядел на Готрека. Второй истребитель мрачно уставился в сумрак.

— Я знал, что этот идиот Макайссон всё–таки нас прикончит, — произнёс Готрек.

Сквозь быстро разрежающиеся грозовые тучи Снорри видел возвышающиеся вокруг горные вершины. Скрежет продолжался. Он понял, что они зацепили скалу. В этих обстоятельствах можно было сделать лишь одно. Снорри сделал большой глоток водки и стал ждать приближения конца.

Макс Шрейбер почувствовал, как корпус гондолы скребёт по склону горы. Он отчаянно молился, чтобы они не получили повреждений. Положительным моментом было то, что с аэростатом всё в порядке. Ещё немного и они смогут освободиться. Если только воздушный корабль продержится ещё чуть–чуть. Шрейбер взмолился о помощи всем известным ему богам.

5. Столкновение в воздухе

Скрежет по корпусу неожиданно прекратился. Макс моментально ощутил прилив облегчения. Воздушный корабль снова был на лету. Они отошли от горного склона. Макайссон проорал в переговорную трубку:

— Мени нужны отчёты о состоянии корабля. Яки повреждения? Шо с двигателями? Пробоины токо в гондоле чи в аэростате тоже? И побыстрее, идиоты!

Он потянул рычаг, и гул двигателей смолк. Гонимый ветром, воздушный корабль продолжал двигаться, но его скорость снизилась практически до нуля. Похоже, буря миновала. Макс посмотрел на истребителя–инженера.

— Какая–то проблема?

— Проблема в том, с чого начать! Я думаю, от скольжения по склону горы моглы трохи повредиться двигатели. Мысль всего лишь теоретическая, но можешь сам представыть, наскильки це возможно. И, вдобавок, у мене немае малейшего представления, де мы оказалысь.

— Очевидно, мы в горах Края Мира, — произнёс Макс. — В пределах сотни лиг это единственная горная цепь, а ветром нас отнесло на юг. Я не наблюдаю под нами Пустошей Хаоса.

— Возьмы с полки пирожок! — зло усмехнулся Малакай. — Я знаю, шо мы в горах Края Мира. Я же гном, не так ли? И в состоянии опознать горную цепь, як токо побачу. Мени непонятно токо, де конкретно мы оказались в цих горах.

Макс посмотрел на Малакая. Гном был сердит. Из тех истребителей, что встречались Максу, Малакай Макайссон представлялся наиболее уравновешенным, и подобное выражение гнева для него было довольно необычным. Макс начал подозревать, что они влипли в куда худшие неприятности, чем ему представлялось.

— Не вижу, почему это такая большая проблема?

— Можно мени объясныть. Если у нас серьёзные повреждения, значит мы не в лучшей форме. Находясь чёрт знает де и не имея нужных запасных частей, выполнить ремонт буде нелегко. А до дому нам прыйдётся топать далеко. Теперь суть проблемы ясна?

Макс внезапно понял, почему расстроен Малакай Макайссон. Его смущает перспектива бросить свой любимый воздушный корабль. Такое Макс мог понять. Идея эта взволновала его самого, хоть и по другой причине. Горы Края Мира огромны, населены кочевыми племенами орков и прочими чудовищными созданиями, а также бесчисленным количеством диких зверей.

— Я думаю, проблема тут может быть в другом, — сказал один из инженеров–стажёров, постукивая Макайссона по плечу.

— Замечательно! И в чём же конкретно?

— В этом! — ответил гном, показывая пальцем.

Макс посмотрел в направлении, указанном пальцем гнома. Глаза его округлились. Челюсть отвисла. Сердцебиение барабанным боем отзывалось в ушах.

— Да сохранят нас боги, — выдохнул он.

— Не думаю, шо воны смогут! — произнёс Макайссон. — Токо не от цього.

— Хорошо, мы всё ещё живы, — произнёс Феликс, поднимаясь с корточек и разглаживая штаны.

— Я рада этому, — заявила Ульрика.

Феликс улыбнулся, внезапно внешне помолодев на несколько лет:

— Да и я.

Он обул сапоги, надел рубаху и прицепил к поясу меч.

— Я только схожу и посмотрю, что происходит.

Внезапно в его ушах гулом отозвался звук сапог, барабанящих по металлическому полу коридора.

— Человечий отпрыск, хватай свой меч! — услышал он вопль Готрека, когда тяжёлый кулак постучал в дверь.

— Снорри тоже думает, что это правильная мысль, — вставил Снорри.

— Во имя Сигмара, что случилось? — спросил Феликс.

— Ты сам всё увидишь через минуту.

Макс Шрейбер с изумлением смотрел через окно командной палубы. Он не мог поверить своим глазам, и не мог оторваться от зрелища, наполнявшего его ужасом.

Это был дракон, и не какой–то там, а, весьма вероятно, огромнейший из тех о ком он слышал. Не то чтобы Макс был экспертом по этой специфической теме. Это был первый и, как он искренне надеялся, последний из тех, которых ему доведётся лицезреть.

Сперва, увидев дракона на расстоянии, Макс подумал, что это всего лишь особо крупная птица. Но полёт был необычен для птиц, а когда существо приблизилось, Шрейбер получил некоторое представление о его размерах в сравнении с окружающими предметами. Существо было слишком велико для любой из тех птиц, о которых слышал Макс, включая эльфийских боевых орлов, достаточно крупных, чтобы нести на своих спинах взрослого воина.

Когда существо подлетело ещё ближе, Макс увидел, что и очертания его не соответствовали птичьим. Оно было слишком вытянутым, а крылья формой напоминали скорее крылья летучей мыши, чем птицы.

С дальнейшим приближением создания, Шрейбер отметил длинное ящероподобное тело, громадный змеевидный хвост, извилистую шею с массивной головой. Он заметил расцветку, которой не обладала ни одна из летающих птиц, кроме, разве что, птиц в Пустошах Хаоса. Основным окрасом твёрдой чешуйчатой кожи был красный, но имелись яркие пятна, переливающиеся всеми цветами радуги. Чудовищную голову окружали защитные костяные выросты. Двойной ряд острых как бритва гребней шёл вдоль всей длинной спины.

На командной палубе царило смятение. Малакай Макайссон выкрикивал приказы в переговорную трубку, одновременно передвигая рычаги управления вперёд до упора. Двигатели взревели, словно демоны, и воздушный корабль стал набирать скорость.

— Артиллеристы, занять боевые позиции! — выкрикивал Макайссон. — Мени нужны в воздухе вси гирокоптеры и незамедлительно!

Макс недоумевал: «Что хорошего они тут могут сделать?» Он был парализован страхом, пока дракон без видимых усилий приближался. Макс никогда не видел столь огромное живое существо. От носа до кончика хвоста оно было длиной с аэростат воздушного корабля. Дракон выглядел способным поднять каждой своей лапой по быку. Такое зрелище могло взять за сердце даже истребителя.

Вокруг Макса раздавался топот гномов, спешащих выполнить приказы Макайссона. Когда гномы начали догадываться, с кем им довелось встретиться, корабль заполнили отзвуки тревожных восклицания и проклятий. Принимая во внимание, что на корабле находились выжившие из Караг–Дума, давно привыкшие жить в условиях опасности и не страшиться её, можно было понять, насколько в действительности пугающ дракон, раз смог вселить ужас в их сердца.

Варек забрался в кабину гирокоптера. «Чудище столь же впечатляет, как и ужасает, — думал Варек. — Ведь предо мной дракон — одно из легендарных существ. Одно из древнейших животных. Ещё одно чудо, свидетелем которых я стал за время этого путешествия, очередная тема для записи в книгу. Если только я выживу…». Заводясь, взревел двигатель, и гирокоптер начал подготавливаться к взлёту.

Макс чувствовал себя приросшим к месту. Если кто–либо в этот миг заявил, что Шрейбер должен или произнести заклинание, или умереть — он бы, вероятнее всего, умер. Мысли были пусты. Он не смог бы использовать магию, даже если от этого зависела бы его жизнь. Дракон открыл пасть и заревел. Этот звук громом разнёсся по горам. При этом небольшие языки пламени охватывали драконьи зубы с меч величиной. Когда тот подлетел ближе, Макс обнаружил ещё один повод для страха. То, что он полагал вкраплениями на коже создания в виде сверкающих на солнце небольших драгоценных камней, на деле оказалось осколками искривляющего камня. Макс поёжился при мысли о воздействии, которое должно оказывать на дракона это страшное вещество. Мутации и безумие — это самое малое из возможного. Возможно, это отразилось на размере существа и его необычном внешнем виде.

На этом расстоянии Макс мог разглядеть длинные отростки плоти, окружающие пасть, и длинные стеблеобразные антенны, высовывающиеся изо лба прямо над глазами. Тут и там чешуйчатую шкуру дракона покрывали обширные гнойники. Несомненно, существо испытало прикосновение Хаоса. Могло ли так случиться, что его занесло сюда бурей из самых Пустошей, силой тех демонических ветров? Шрейбер понятия не имел. Он облизал сухие губы. У него не было желания это выяснять.

Дракон находился почти подле них, летя параллельно воздушному кораблю, подобно киту, сопровождающему торговое судно. Он пока не нападал, но у Макса не было сомнений, что настроен тот враждебно. Дракон играл с ними, как кот с мышкой.

На близком расстоянии стали заметны детали его огромной головы. Сверкали жёлтые глаза с горящими, подобно солнцам, красными зрачками. В их глубине отражался злобный разум. Облако ядовито выглядящего газа обволакивало ноздри и пасть, из которой время от времени вырывались небольшие языки пламени.

О боги, тварь достаточно огромна, чтобы целиком проглотить лошадь. А когти способны разорвать аэростат на клочки, как человек кусок пергамента. Имеется шанс, что от любого выдоха твари загорится аэростат, и кто знает, что тогда может произойти. Макс содрогнулся, приняв во внимание факт, что двигатели „Духа Грунгни“ работают на чёрной воде. Это одна из самых легковоспламеняющихся субстанций, известных алхимической науке. Уж очень много тут факторов, которые могут повернуться не в лучшую сторону.

Шрейбер услышал, как взревели другие двигатели, когда гирокоптеры один за другим начали вылетать с палубы ангара воздушного корабля. После сражения при усадьбе их осталось лишь три. Пока что Макс считал, что те вряд ли способны доставить дракону больше неприятностей, чем мошкара волку. Он не видел для гирокоптеров никакой возможности выжить в столкновении.

На глазах Шрейбера первый из гирокоптеров появился в поле зрения, двигаясь прямо на дракона. Грохот, как от одновременного залпа тысячи мушкетов, подсказал ему, что из орудийных башен на верхней поверхности аэростата и под корпусом гондолы открыли огонь органные пушки. Очередь разрывов на теле дракона показала, куда попали их выстрелы.

Дракон взревел от ярости. Его длинная змеиная шея изогнулась, направляя раскрытые челюсти прямо на воздушный корабль. Макс удержался от побуждения заорать, когда облако пламени и газообразного искривляющего камня понеслось в их сторону.

Ветер хлестал Варека по лицу. Его переполняло ликование и ощущение скорости. Он дико заулюлюкал, когда гирокоптер сделал петлю и направился к дракону. Варек ощущал, что его словно вдавливает в кресло кулак великана. Никогда он не чувствовал себя столь бодро. Он решил, что теперь понял один из секретов истребителей, одну из причин, по которой они постоянно ищут смерти. Это была жизнь на самой грани смерти, и это было наслаждение. Огромное чудовище перед ним вырастало в размерах. Страх вцепился во внутренности Варека, когда он ощутил на себе горящий взгляд. Он подавил это чувство и приготовился к атаке.

Феликс услышал, как открыли огонь верхние орудийные башни. Что это было? Что могло напасть на них тут, столь высоко над землёй? Это должно быть нечто летающее и быстро передвигающееся, чтобы нагнать их. Он ожидал, что стрельба в любой момент прекратится. Феликс однажды видел в Альтдорфе демонстрационный залп органной пушки, сделанный имперскими военными в день императорского парада. Та штука разнесла в щепки небольшое деревянное укрепление. Вряд ли существует нечто, способное устоять перед сосредоточенным огнём полудюжины таких пушек, так?

Готрек и Снорри уже карабкались вверх по лестнице через люк гондолы. Феликс начал подтягиваться вверх гораздо быстрее любого гнома. За короткое время он оказался на крыше самой гондолы и уловил краем глаза, по какому существу ведётся огонь. Промелькнул образ длинного ящерообразного тела размером с воздушный корабль, с крыльями, как у летучей мыши, а затем едкий дым от органных пушек закрыл ему обзор. «Ради всех богов, неужели это дракон? — удивился он. — Действительно ли я видел то, о чём подумал?» Он искренне надеялся, что это не так.

Снорри и Готрек продолжали взбираться вверх по лестнице. Та была сделана из гибких металлических тросов и вела прямо наверх воздушного корабля, к аэростату. Она была предназначена для обеспечения доступа к верхним орудийным башням, и позволяла команде попасть в аэростат для проведения ремонта.

Тут было холодно, а жалящие порывы ветра вызывали у Феликса слёзы на глазах, пока он не вскарабкался внутрь аэростата. Теперь вокруг него были сотни небольших мешков с газом. Феликс знал, что Макайссон придумал такую конструкцию, чтобы подъёмный газ не смог улетучиться сразу, если порвётся внешняя оболочка аэростата. По словам гнома, более половины этих мешков может прорваться, прежде чем „Дух Грунгни“ начнёт терять высоту.

Внезапно он почувствовал, как значительно повысилась температура. Он начал замечать пламя, проносящееся под ним и ужасную вонь, что напомнила ему о нечистотах и искривляющем камне. Что происходит?

— Драконье дыхание! — услышал он вопль Готрека.

«Пришла моя смерть», — подумал Феликс.

Макс едва не закричал, когда облако горящего газа окутало воздушный корабль. Он представил себе, как аэростат охватывает огонь, и всё судно разрывает на куски катастрофической ударной волной жара и пламени. На один короткий миг он было подумал, что погиб. Макс закрыл глаза, сделал испуганный вдох и ждал неизбежной вспышки невыносимой боли, которая даст ему понять, что жизнь закончена. Секунда, другая, а он по–прежнему жив. Он ощутил крен воздушного корабля, а затем понял, что это всего лишь мнимая передышка. Макс инстинктивно потянулся, чтобы ухватиться за что–нибудь и удержаться на ногах, потрясенный тем, что пока остался в живых.

Шрейбер открыл глаза и осмотрелся, заметив Макайссона, по–прежнему яростно дёргающего рычаги управления. Воздушный корабль взмыл вверх по крутой траектории. Макс заметил, как под ними дракон распахнул свои крылья, начиная долгий и неторопливый взлёт по спирали. Вокруг него, словно москиты, торопливо кружили три гирокоптера.

— Мы всё ещё живы, — произнёс Макс.

— Точно подмечено! — отозвался Макайссон. — Пока шо могила тебе миновала, так, велыкий парень?

— Но как? Почему мы не сгорели? Почему аэростат не охватило пламя?

— Шоб раскалыть металл надо куда больше, чем короткий нагрев огнём, шоб ты бы знал, якшо колы–небудь ковал железо. Из–за цього гондола не расплавилась. С аэростатом нам повезло трошки больше. Столкнувшись с проблемами, приведшими к взрыву мий предыдущий воздушный корабль, на сей раз, я обработал аэростат и мешки с газом всередыне нього невоспламеняющимся алхимическим составом. Як здорово получилось.

— Макайссон, мне плевать, что о тебе говорят остальные. Я считаю тебя гением.

— Спасибо, право же, — произнёс Макайссон, внеся небольшие коррективы рычагами управления. — А кстати, шо конкретно балакають про мене другие? Не то шоб це мене беспокоило, понимаешь ли…

Феликс оказался на верхней поверхности аэростата. Вдоль всего аэростата по центру поверхности шёл металлический каркас. С него на бока самого аэростата спускались сети, по которым могли карабкаться смелые и безрассудные. По каркасу располагались орудийные башни с органными пушками. Вдоль каркаса шёл небольшой поручень, сделанный как раз по высоте гномов. Феликс ухватился за него и выскочил на открытое пространство. Ветер трепал волосы, вызывая слёзы на глазах, и ревел в ушах, не заглушаемый грохотом органных пушек. Феликс увидел кричащих Готрека и Снорри, машущих кулаками дракону, но не слышал ни слова из того, что они говорили. Вероятно, всё как обычно, и, скорее всего, ничего вразумительного.

Феликс покачал головой, понимая, что нарочно пытается отвлечься от вызывающего трепет зрелища внизу. Там, несомненно, был дракон, поднимающийся сквозь облака. Под ним Феликс заметил ручьи и долины, которые, по его предположению, находились в горах Края Мира. Гирокоптеры сновали вокруг могучего зверя.

На минуту Феликс задумался о том, насколько малое число людей когда–либо удостаивалось чести наблюдать подобное зрелище. Но затем в голову пришла мысль, что прямо сейчас он с радостью обменял бы эту честь на то, чтобы оказаться на твёрдой земле и настолько далеко от огромного существа, насколько это в человеческих силах.

Феликс заметил, что гирокоптеры использовали против дракона струи пара, но безрезультатно. Существу, внутри которого горит огонь Хаоса, вряд ли могут повредить обжигающие струи перегретой воды. Возможно, если бы они направили струи прямо в глотку дракона, те смогли бы погасить огонь, но Феликс сомневался. В настоящий момент столь же неэффективными показали себя и бомбы, сбрасываемые пилотами. Для поражения столь быстро передвигающейся цели было сложно рассчитать дистанцию и правильно выставить фитиль по времени горения. На глазах у Феликса бомбы без всякого вреда взрывались в воздухе вокруг дракона. Затем дракон быстрым рывком повернулся и дыхнул на ближайший гирокоптер. Тот внезапно взорвался, разлетевшись подобно одной из бомб, только гораздо большими осколками. Феликс вознёс молитву за душу пилота, что падал на землю, объятый пламенем.

Дракон изогнул крылья и начал набирать высоту, быстро догоняя „Дух Грунгни“. Обстрел дракона временно приостановился — артиллеристы поджидали, когда тот снова войдёт в зону поражения.

— Он мой, — услышал Феликс голос Готрека.

— Нет, Снорри, — ответил Снорри.

— Я думаю, что хватит всем, — заметил Феликс, кладя руку на рукоять меча. — Нет необходимости спорить… Ой!

Его руку словно обожгло, и он отдёрнул её. Такого не должно было быть, но когда Феликс касался эфеса в форме дракона, то ощущал странное покалывание и волну энергии, которой ранее никогда не чувствовал. Нельзя сказать, чтобы ощущение было неприятным, скорее, неожиданным. Феликс снова потянулся, чтобы схватить меч, почти ожидая, что ему показалось. Однако, как только его рука коснулась меча, ощущение вернулось с удвоенной силой.

Странное тепло распространилось по его ладони, по руке, по телу. Он почувствовал себя хорошо. Пропал мучительный страх, который, должно быть, наводил на него дракон. Феликс чувствовал, как его наполняет ликование, энергия и сила. Он обнаружил, что спокойно наблюдает за тем, как дракон приближается на расстояние атаки.

Внутренний голос объективно вопрошал Феликса, не сходит он с ума. Ни для него, ни для этого непрочного аэростата, ни для подвешенной под тем гондолы не может произойти ничего хорошего, пока дракон не будет находиться от них в сотне лиг. Феликс понимал, что на него, должно быть, воздействует какая–то внешняя сила, какое–то колдовство. Могло ли случиться так, что это Макс Шрейбер наложил заклинание без ведома Феликса? Если так, почему не заметно каких–либо изменений в Готреке или Снорри? Магу не было смысла накладывать заклинание лишь на Феликса, миновав обоих истребителей, которые гораздо сильнее.

Дракон вырастал в поле зрения Феликса, которого заполнило чувство надежды. Он почувствовал, что оно явно исходит от меча. Удерживая меч перед собой, он смотрел, как по всей его длине руны светятся с невиданной ранее силой и яркостью. Словно они были начертаны огнём.

Феликс удивился. Он никогда не знал истории этого клинка, который многие месяцы назад храмовник Альдред разыскивал в руинах Карака Восьми Вершин. Ему всегда было известно, что меч волшебный. Меч оставался острым, как никакой другой клинок из встречавшихся Феликсу, а во всех его многочисленных боях не получил ни зазубрины. Феликс думал, что тем и ограничиваются наложенные на меч чары.

Глядя на меч сейчас и рассматривая его поведение в присутствии огромного дракона под ними, казалось, что эфес клинка представляет собой нечто большее, чем обычное украшение. Возможно, тот отражает предназначение меча. Из ниоткуда, но, казалось бы, от самого меча пришло убеждение в том, что Феликс прав.

Удивляясь собственной безрассудной смелости, он присоединился к истребителям, выкрикивающим оскорбления дракону. При обычных обстоятельствах, Феликс бы никогда в жизни не осмелился привлекать к себе внимание столь могучего зверя подобным образом, но, как выяснилось, меч оказал на него огромное воздействие. По изумлённым взглядам Готрека и Снорри он мог судить, что те столь же удивлены, как и сам Феликс.

Крылья яростно хлопали в воздухе, дракон поднимался выше, чтобы напасть. Следом за ним поднимались гирокоптеры, однако внутренний голос Феликса, сохранивший возможность мыслить здраво, не понимал, что те могли противопоставить столь зловещему созданию.

Через иллюминатор каюты Ульрика с растущим чувством беспомощности наблюдала за происходившим внизу боем. Она ничего не могла сделать, чтобы повлиять на исход схватки. У неё не было ни навыков обращения с любым из орудий, ни навыков управления кораблём. Ульрика сомневалась, что сможет хотя бы поцарапать ужасного зверя, даже если удастся подобраться к нему на расстояние удара. И, что сильно осложняло ситуацию, они находились в тысячах шагов над поверхностью земли. Не было никакой возможности спрятаться или сбежать, даже если бы захотелось.

Нет. Она отказывается беспомощно сидеть тут. Должно быть нечто, что она может сделать. Лишь одна вещь пришла ей на ум, которой она и занялась. Ульрика схватила короткий мощный лук из рога, которым она пользовалась при стрельбе с лошади, закрепила за плечом колчан со стрелами и отправилась на поиски позиции для стрельбы.

Макс Шрейбер был рад ощутить, как ужас отступил. Казалось, подавляющая мощь дракона, вселяющая в него страх, была чем–то рассеяна. Он был не совсем уверен, что послужило тому причиной, но где–то поблизости Макс чувствовал волны магической энергии, испускаемые чем–то вроде сигнального огня. Что бы это ни было, сила его была велика. Возможно, на воздушном корабле есть другой волшебник? Подобное выглядело маловероятным. Гномы не славятся своим мастерством в магических искусствах, и Шрейберу было известно, что ни Феликс, ни Ульрика, ни оба её телохранителя магами не являлись. Должно быть, это нечто иное.

Как бы то ни было, Макс был признателен. Разум его очистился, и он снова обрёл возможность черпать энергию ветров магии. Он потянулся в глубокие тайники своей души и зачерпнул энергию. Мысленно он начал перебирать наиболее мощные из своих заклинаний. Существует вероятность, что ему всё–таки удастся как–то повлиять на исход сражения. Как знать.

Глядя на внушающую страх фигуру дракона через окна командной палубы, Макс в этом сомневался.

Феликс наблюдал за приближением дракона. Ему казалось, что могучие взмахи крыльев слышны даже сквозь грохот органных пушек. Его впечатляли огромные размеры твари. Он не думал, что когда–либо приближался настолько близко к столь огромному живому существу. Это заставляло его наполовину ощущать себя ничтожным, слабым и жалким.

Зато другая половина ждала, когда существо подойдёт на расстояние удара, достигнет того места, где Феликс сможет вступить в бой. Поразмыслив над этим, Феликс обнаружил, что, как бы то ни было, он не сам желает боя, но под воздействием внешней силы. Нечто, исходящее от меча, заставляло Феликса размахивать оружием и выкрикивать оскорбления. Подобное его возмущало, хотя он и был благодарен за успокоение своих страхов. Хозяин своим поступкам он, а не какое–то древнее полуразумное оружие. Феликс заставил себя закрыть рот. Усилием воли он опустил меч вниз и удерживал тот в оборонительной позиции.

Это оказалось нелегко, но ему удалось. Клинок противодействовал Феликсу, извиваясь в его руке, словно змея. Некоторым образом, подобное напоминало ощущения, когда он бывал пьян и не совсем отвечал за свои действия. Вся его сила воли уходила на то, чтобы сохранять молчание и не двигаться, но чем дольше он так делал, тем яснее ощущал, как необычные побуждения отступают. То ли он снова восстановил контроль, то ли меч сохранял свою энергию для более важной схватки.

— Подходи и отведай топора, — заорал Готрек.

— А на десерт немного молота Снорри, — прокричал Снорри.

Феликс молчаливо наблюдал. Существо практически догнало их. Оно было достаточно близко, чтобы чувствовался яд Хаоса в его дыхании.

Весь корпус сотрясся, словно от удара гигантского молота. Сила столкновения едва не сбросила Ульрику с лестницы. Она почувствовала, как подскочила и закачалась гондола, и поняла, что по воздушному кораблю, должно быть, ударила одна из тех гигантских лап. Сердце чуть не выпрыгнуло у неё из груди. Её мысли заполнил живой образ того, как гондола отрывается от аэростата и падает в направлении земли, навстречу смерти. Ульрика поспешно отогнала подобные мысли и продолжила карабкаться вверх. Раз уж ей суждено умереть, погибнуть она желает в бою.

Макс, словно детская игрушка, покатился по полу командной палубы, отброшенный силой столкновения. Он почувствовал, как закачалась гондола от удара драконьей лапы в борт воздушного корабля. Внутри судна всё задрожало, словно барабан, когда на него обрушился град ударов огромных крыльев ящера. Мысленно Макс представил себе, что дракон вцепился в воздушный корабль, словно тигр в шею своей жертвы. То был не самый успокаивающий образ.

Шрейбер поднял глаза и увидел, как Макайссон сражается с рычагами управления. Гном громко ругался:

— Чёртова ящерица–переросток! Давай, пытайся слопать нас живьём! Чёртова тупая тварь, вот ты кто! Невозможно слопать твёрдую сталь. Ну, и как? Получилось, а?

В душе Макс не был столь уверен. Он понимал, что дракону совсем не обязательно сожрать их, чтобы уничтожить. Несколько таких ударов, и гондола оторвётся, а они все погибнут.

* * *

Варек был по–настоящему взволнован. Он полагал, что ничто не сможет превзойти его спуск в недра Караг–Дума с истребителями и Феликсом, однако ситуация близка к тому, чтобы доказать ошибочность таких мыслей. «Воздушный бой с драконом! — думал Варек. — Какая глава для моей книги!» Он поднял переносную органную пушку, что дал ему Макайссон. Варек решил, что пришло время сделать несколько хороших залпов по дракону.

Феликс почувствовал, как от удара закачалась палуба под ногами. Драконья лапа ударила в борт воздушного корабля. Скрежет металла заполнил его уши, когда корпус подался под сильным ударом. Длинная шея дракона взвилась вверх. Дракон укусил аэростат, вырвав огромный кусок внешней оболочки. Мешки с газом лопались у него в пасти. Феликс вздрогнул, гадая, сколько ещё повреждений сможет выдержать корабль. Взмах огромного хвоста, обвившегося вокруг гондолы, пришёлся в одну из органных пушек, раздавив её вместе с артиллеристом. Обломки орудийной башни с силой выбросило в пространство, и те обрушились вниз на далёкую землю.

Ситуация складывалась не лучшим образом. Весь корпус заскрипел, когда дракон навалился на него своим весом. Дракон вытянул вверх длинную чешуйчатую шею, и внезапно его голова показалась над Феликсом.

Готрек и Снорри рванулись вперёд. Топор Снорри ударил и отскочил от драконьей шкуры. Его же молот не произвёл заметного эффекта. С другой стороны топор Готрека попал в цель, разрубив бронированную кожу до крови. В ярости дракон заревел. Его огромная голова повернулась и недобро уставилась на Истребителя. В глазах существа Феликс заметил злобный интеллект и понял, что дракон готовится отомстить крошечному созданию, что нанесло ему вред.

Существо раскрыло пасть. Меж челюстями горело адское пламя. Феликсу подумалось, что дракон выглядит так, словно улыбается. Под влиянием некоего странного импульса Феликс метнулся между Готреком и драконом, как только тот дыхнул. Он подавил желание заорать, когда на него понеслась волна пламени.

Макс нараспев произносил слова заклинания, черпая всё больше и больше магической энергии. Он понимал, что у него будет лишь один шанс, и желал использовать его лучшим образом. Даже если дракон их уничтожит, Макс испытывал слабое удовлетворение, полагая, что сумеет причинить вред твари.

Пока слова вылетали из его рта, Шрейбер ощущал, как закручиваются вокруг него ветры магии. Отвечая скрытым особенностям мантры, золотая магия притягивалась к нему. Своими жестами он преобразовывал и придавал ей форму, как гончар придаёт форму глине. Когда напряжение энергии стало столь большим, что та едва контролировалась, Шрейбер сделал завершающий жест и направил её в сторону дракона.

Широкий луч золотого света вырвался наружу, без всякого вреда пройдя через кристаллическое окно, прежде чем ударить в тело дракона, пробивая себе путь внутрь, к его сердцу.

Ульрика вылезла из люка в верхней части аэростата. Она как раз успела заметить, как Феликс прыгнул между Готреком и драконом, выдохнувшим огонь. В этот момент Ульрика осознала, что Феликсу предстоит умереть.

— Нет! — закричала она.

В тот самый миг её тело, повинуясь автоматическому рефлексу, подняло лук в боевую позицию, натянуло тетиву и направило стрелу в глаз дракона.

Одной рукой потянув назад рычаг управления, Варек второй рукой произвёл залп из переносной органной пушки. Эффект оказался крайне незначительным. Он видел, как от драконьей шкуры отлетели чешуйки, но это было подобно выстрелу картечью в стену каменного укрепления. Возможно, дракону подобное не понравилось, но никакого реального урона не нанесло. «Похоже, моя книга тут и закончится, — подумал Варек. — Вероятно, именно здесь истории конец».

Феликс не совсем поверил тому, что произошло дальше. Когда пламя понеслось на него, он, защищаясь, поднял меч. Это был бессмысленный и бесполезный жест, сделанный скорее в силу привычки, чем в надежде, что нечто подобное способно его защитить. И кое–что произошло. Руны на клинке вспыхнули ярче. Жар пламени и боль так и не пришли. Какая–то волшебная сила защитила его.

Он почувствовал мощное давление, словно шёл против течения реки. На мгновение он почувствовал, как его начинает сдувать с поверхности аэростата, но затем взял себя в руки и устоял на месте. Медленно он заставил себя двинуться вперёд, чтобы атаковать дракона. В преддверии удара клинок запульсировал ярче.

Ульрика выпустила стрелу. Та прямо и прицельно полетела в драконий глаз, но в последнюю секунду существо сдвинулось, и стрела вонзилась в одну из странных антенн опускающихся со лба чудовища. Яростный рёв существа был оглушающим.

Дракон Скьяландир был разочарован. То, что случилось, не входило в его планы. Это странное судно вступило в бой. На борту оказался волшебник, направивший в него свои заклинания. Какого только оружия не повидал дракон за свои две тысячи лет существования, но тот гномий топор оказался мощным, а что касается меча, которым был вооружён жалкий человек — меч почти обеспокоил его. Тот излучал древнюю злобу, направленную на всех представителей драконьего вида.

Ярость и ненависть наполняли дракона. Теперь разозлить его легко. Дракон знал это. Он изменился с тех пор, как его пробудили от долгого сна двое близнецов — волшебники–альбиносы. И он боялся, что знает, в чём тому причина. Тот, с золотым посохом, внедрил в его тело талисманы искривляющего камня. Второй, с эбеновым посохом, причинял ему боль, окружив чарами, которым дракон не мог противостоять, будучи слишком сонным. Остались какие–то воспоминания об их древнем ритуале, что наполняли его страхом и яростью. Дракон припоминал, как по его логову разносилось имя тёмного бога — Изменяющего. Он вспоминал, с каким презрением волшебники отвергли его огромное богатство. Дракон понимал, что захвачен каким–то их заклинанием, понимал, что его мысли затуманены, и ничего не мог с этим поделать.

Топор снова попал в цель, погрузившись в сухожилие на шее дракона. Для Скьяландира то было укусом муравья. Болезненным, раздражающим, но едва ли смертельным. То же относилось и к заклинанию, направленному в его бок, и к укусам тех крошечных ружей. В действительности, не было ничего, чем бы эти мелкие создания могли ему по–настоящему навредить. Настало время заканчивать эту комедию.

Скьяландир просчитал свои возможности. Он может дыхнуть огнём на аэростат над металлической гондолой. Когда он прорвал аэростат, то обнаружил внутри тысячи небольших газовых шаров. Дракона был достаточно сообразителен, чтобы подметить — именно они удерживают корабль в воздухе. И если выпустить на них огонь…

Будет ли заклинание, наложенное на меч и защищающее его владельца от драконьего дыхания, защищать неживую конструкцию? Скьяландир сомневался. Он преподаст урок этим непрошеным гостям — гномам, вторгнувшимся в его владения и загрязнившим его охотничьи угодья своими машинами. Он убьёт их, как убил всех прочих гномов, которые выступали против него. Он уничтожит это судно точно так же, как уничтожил городки вокруг своего логова, а они никак не смогут его остановить.

Или, возможно, ему следует продолжать бить по металлической гондоле? Если та отделится от аэростата, все, кто находятся внутри, полетят вниз навстречу смерти. Тогда он сможет в своё удовольствие разобраться по одному с теми созданиями, что на аэростате. Что–то внутри его измученного искривляющим камнем мозга предпочло последний вариант. Как более жестокий.

Дракон сознавал, что оставшиеся гирокоптеры приближаются. Ну и пусть. Их паровое дыхание не может повредить ему, а жалкие взрывающиеся яйца едва могут поцарапать его бронированную шкуру. Да и вряд ли они осмелятся воспользоваться своим оружием столь близко к воздушному кораблю. С куда большей вероятностью они повредят собственное судно, чем причинят ущерб Скьяландиру.

Макс почувствовал волны магической энергии над головой. «Защитное заклинание, — предположил он, — причём вызванное не волшебником». Все волшебники обладают собственным магическим почерком, столь же особенным, как голос. И если его не замаскировать, почерк этот может быть распознан собратом по магическим искусствам. Искушённый практик, вроде Макса, способен даже определить расу и, в большинстве случаев, пол заклинателя, но в данном случае зацепки не было. Возможно, предмет или руна, но всё же имелся намёк на то, что за этим стоит какой–то чуждый интеллект.

«Сейчас не время выяснять», — подумал Макс. Через некоторое время после высвобождения заклинания, он обнаружил, что обманулся, полагая, что сможет действительно нанести вред дракону. Он способен поранить, причинить боль, но так же способен убить дракона, как жало пчелы — слона. Существо слишком огромно и могущественно, и по самой своей природе окутано столь большим количеством магии, что Макс не способен нанести ему существенный вред.

«Вот и ещё одно существо, более могущественное, чем я, — криво усмехнувшись, подумал Макс. — В последнее время они попадаются мне на каждом шагу».

Среди прочих мыслей промелькнула мысль о заклинании побега, но он сомневался, что из этого получится что–либо путное. Вероятнее всего, оно не сможет перенести его через всё расстояние до земли, но даже если сможет, то он будет двигаться в том направлении, что сейчас, и с той же скоростью. Если же Макс будет и на земле перемещаться с той же скоростью в том же направлении, что и „Дух Грунгни“, то, скорее всего, разобьётся о скалу, дерево или какое–либо иное препятствие.

И Макс не был уверен, что хочет уходить. Ульрика оставалась на корабле, а он не желал её оставлять. Пока она жива, он никуда не пойдёт.

Феликс смотрел на дракона. Он чувствовал, что тот словно насмехается над ним. Существо летело чуть дальше, чем требовалось для удара, и игнорировало оскорбления, выкрикиваемые Готреком и Снорри. Феликс сознавал — дракон желает дать понять, что способен уничтожить их в любой момент. Он играет с ними. Похоже, правдой оказалось всё то, что Феликс когда–либо читал о злобности и жестокости драконов.

Он ощутил краткий приступ отчаяния. После всего пережитого, неужели конец станет таким? Едва ли казалось справедливым, что оставшись в живых после множества приключений, Феликс погибнет в случайном столкновении в горах Края Мира. И потом, кому дано знать, когда наступит смертный час? Рано или поздно удача оставляет любого, а в последнее время Феликс начал подозревать, что и так израсходовал больше удачи, чем ему положено. Феликс жалел лишь о том, что тут была Ульрика, и что в этот последний момент он находится не рядом с ней.

Феликс бросил взгляд на Готрека, чтобы увидеть, как Истребитель поведёт себя теперь, в последние секунды своей жизни. «Вполне подобающе», — решил Феликс. Гном размахивал своим топором и выкрикивал угрозы дракону. Снорри поддерживал.

Краем глаза Феликс заметил, как нечто по дуге поднялось вверх, чтобы оказаться над драконом, а затем обрушилось вниз, словно пикирующий ястреб.

Варек сжимал рычаги управления гирокоптера и разочарованно теребил бороду. Он сделал всё что мог для уничтожения дракона, но органная пушка на того не подействовала, и Варек не смог попасть в него бомбами. Теперь дракон собирается уничтожить „Дух Грунгни“.

Но самое худшее то, что на борту воздушного корабля находятся утраченные богатства Караг–Дума и молот Огнебородого — легендарное оружие народа гномов. Если „Дух Грунгни“ будет уничтожен, молот снова будет утрачен, на сей раз, вероятно, навсегда. Варек гордился тем, что сделал для экспедиции, гордился быть членом команды воздушного корабля, и пока ещё гордился, что принял участие в экспедиции, которая возвращает древнее руническое оружие его соплеменникам. Варек сознавал, если сейчас они потерпят неудачу — он обреет свою голову и станет истребителем, чтобы искупить свой провал. Он понимал, что не сможет жить с сознанием того, что, зайдя настолько далеко и вытерпев столь много, они всё–таки не смогли в итоге удержать успех. Варек понимал — подобное станет терзать его всю оставшуюся жизнь.

И секунду спустя его осенила мысль, он понял, как решить свою проблему. Если он станет истребителем, ему потребуется искать смерти в бою против могучих чудовищ. Перед ним как раз такое. Он не сможет найти другое, столь же величественное — в этом Варек был уверен. Он обладает оружием, способным убить чудище, пусть и ценой собственной жизни. Но это станет великим деянием. А гибель Варека навечно внесёт его имя в анналы истории народа гномов и навеки прославит его клан и предков. Одним махом он сделается истребителем драконов и спасёт жизни всех своих товарищей. Не собираясь предоставлять себе шанс передумать, Варек немедленно приступил к делу. Он рванул рычаг управления гирокоптером, заклинив его на максимальной скорости, и направил машину прямо на дракона.

Первыми ударили лопасти винта, вырывая огромные куски из тела дракона, затем врубились носовые винты. Внезапный сокрушающий удар разнёс двигатель на части, и по телу Варека ударила мощная взрывная волна.

Прежде чем тьма окутала Варека, его последней мыслью было сожаление о том, что книгу свою он так и не закончит.

Феликс смотрел, как гирокоптер спикировал на дракона. В последний момент он мельком заметил знакомое лицо. «Варек! — подумал он. — Не делай этого!» Но даже если бы его мысль могла повлиять на решение Варека, уже было слишком поздно. Гирокоптер врезался в дракона. Лопасти его винтов отхватили огромные куски драконьей плоти. Сила столкновения отбросила дракона вниз и в сторону от воздушного корабля. Несколько секунд спустя прогремел мощный взрыв, когда гирокоптер и его груз бомб воспламенились. Падающего дракона окутало облако пламени. Феликс не видел возможности выжить после подобного. Он ошибался.

Дракон вниз головой падал прямо в распростёртые объятья земной поверхности. Феликс думал, что тот в любую секунду может удариться о землю, но этого не случилось. В последний момент крылья дракона распахнулись, и падение прекратилось. На глазах Феликса тот снова начал подниматься вверх. Сперва Феликс опасался, что дракон остался невредим и снова приближается к ним, но затем, к своему облегчению заметил, что тварь, пошатываясь, полетела куда–то вдаль.

Горе сдавило сердце Феликса. Он поверить не мог, что Варека больше нет. Молодой гном был его товарищем в одном из наиболее опасных приключений, и так неожиданно теперь его не стало. Длань смерти дотянулась и забрала Варека. «Это несправедливо», — решил Феликс, посмотрев на Готрека и Снорри, желая увидеть, как воспримут случившееся истребители.

Лицо Готрека выражало печаль, уважение и что–то ещё, что Феликс не смог распознать.

— Хорошая смерть, — медленно, с болью в голосе, произнёс Готрек.

— Восхитительная смерть, — сказал Снорри. — Его будут помнить.

— Он будет отомщён, — заявил Готрек, и Феликс понимал, что настроен тот серьёзно.

Пока Скьяландир удалялся от воздушного корабля, боль пульсировала в его древнем теле. Никогда за всю свою долгую жизнь не ощущал он подобной боли. И не приносило удовлетворения то, что в момент удара погибло существо, которое нанесло ему эти раны. Ему нехорошо. Лучше вернуться в логово и подлечиться. Времени для мести этим проклятым созданиям будет предостаточно.

6. Чествование героев

Феликс стоял на командной палубе „Духа Грунгни“. Он мог заявить, что дела плохи, просто изучив показания приборов. Более половины циферблатов и двигателей не работало. И прямо отсюда было слышно, сколь ужасен звук двух оставшихся двигателей.

Прихрамывая, в дверь прошёл Макайссон. Феликс никогда не видел инженера настолько разозлённым.

— Худо дело?

— Так и есть, чёрт його деры. Нам повезло, шо мы ище тут. Подвесные тросы, крепящие гондолу к аэростату, в трёх местах почти растрепались. Я поручил парням сделать кое–який ремонт, но це токо временное решение. Токо вопрос времени, колы тросы износятся окончательно.

— Не самая хорошая новость, — заметил Феликс.

Похоже, его высказывание побудило Макайссона разозлиться ещё больше.

— Аэростат порван! Два двигателя вышли из строя. Корпус пробит почти в двадцати местах! Мы потеряли орудийную башню, остался токо один гиро. Чёрт побери! Вот шо я скажу… Даже якшо це буде стоить мени жизни, я заставлю того дракона заплатить за це. Вин пожалие про той день, колы напал на мий воздушный корабль.

Феликс вздрогнул. Не сомневаясь в том, что Макайссон имел в виду именно то, что высказал, Феликс не понимал, каким образом гном собирается сдержать своё обещание. Они били дракона всем, что у них было, но тот всё равно смог улететь в своё логово. Феликс даже не был уверен, что дракон сбежал. У Феликса было ощущение, что дракон позволил им уйти, потому что его это устраивало. Феликс полагал, что у них столько же шансов убить дракона, как у него — стать императором.

Прихрамывая, на командную палубу вошёл старый Борек. Он выглядел ещё более дряхлым, чем обычно. Он неторопливо передвигал посох, словно слепой, нащупывающий себе путь. Длинная борода Борека волочилась по полу. Похоже, силы гнома были на исходе. Потеря племянника нанесла ему тяжкий удар.

— Мне жаль, что так случилось с Вареком, — произнёс Феликс. — Он был замечательным гномом.

Борек посмотрел на него и печально улыбнулся.

— Он был, Феликс Ягер. Был. Я не должен был позволить ему участвовать в этой экспедиции. Я не должен был позволить ему покинуть Одинокую Башню, но он так сильно хотел лететь…

Феликсу вспомнил, какую отвагу Варек проявил в подземельях Караг–Дума. Его привычку записывать всё в свою удивительную книгу. Как подчас тот раздражал своей жизнерадостностью. Как Варек смущал его и Готрека, преклоняясь перед ними, как перед героями. Его близорукость. Его мягкий и немного педантичный голос. Было сложно поверить в то, что никогда снова он не увидит и не услышит молодого гнома. Феликс был потрясён. Много воды утекло с тех пор, как он столь сильно реагировал на смерть.

— Вин був славным парнем, — произнёс Макайссон. — Наверное, мени не надо було поддаваться на його уговоры и обучать управлению гиро.

— Если бы ты этого не сделал, друг мой, я боюсь, никого из нас бы сейчас здесь не было.

— Да, ты прав. Паренёк — герой!

— Теперь я последний из моего рода, — произнёс Борек.

Феликс заметил две капельки влаги, скатившиеся по щекам старого гнома. Неужели это на самом деле слёзы? Феликс отвёл взгляд, не желая смущать учёного.

— Ладно, не переживай! Мы позаботимся об ублюдке, шо убил парня. Вин токо шо попал в самый верх моего персонального списка обид.

Борек лишь отвёл взгляд и скорбно покачал головой.

Макс Шрейбер находился на кормовой обзорной палубе и глядел через потрескавшееся кристаллическое окно. Должно быть, оно треснуло в какой–то момент схватки с драконом, но он даже не предполагал, как и когда именно. Ужасно выглядел весь воздушный корабль. Внутренние крепления разболтались. Грузовые ящики и сундуки с сокровищами во время сражения швыряло туда–сюда, и те нанесли повреждения всему, с чем соударялись, и повредились сами. Двое членов команды разбились насмерть. Двенадцать нуждались в лечении магией Макса.

Уже по неторопливости передвижения и по неестественному гулу двигателей, Шрейбер мог бы понять, что воздушный корабль тяжело повреждён. В сравнении с прежней их скоростью, теперь они двигались поступью улитки. Он гадал, удастся ли им вообще долететь до места назначения. Похоже, весь этот перелёт будет проходить от одного происшествия к другому. Словно их кто–то проклял. В конечном счёте, репутация Макайссона притягивать неприятности, возможно, не столь уж незаслуженна.

Шрейбер осматривал проплывавшую под ними горную долину. Они следовали руслом ручья, спускающегося в направлении низменностей. Он предположил, что вид стремительных водопадов прекрасен, если наблюдать их с земли, но понимал, что никогда не сможет в этом убедиться. Скорее всего, Шрейбер больше никогда не увидит эти места. «Наслаждайся пейзажем, — твердил он себе. — Пока ты здесь, пользуйся любыми выгодами. Сюда тебе никогда не вернуться». Почему–то утешительные тренинги его наставников из Золотого Братства казались несколько вычурными ввиду последствий сражения с драконом. И всё же Шрейбер понимал, что слова были верные. Ему следует наслаждаться моментом, и он должен быть доволен. Бой показал ему, сколь хрупка может быть жизнь, и насколько быстро она может закончиться. Достаточно вспомнить бедного Варека и дюжину, или около того, прочих пострадавших в битве.

Двигатели стали заикаться, а через какое–то время смолкли. Шрейбер сразу же ощутил, что „Дух Грунгни“ дрейфует, словно неуправляемая лодка по реке. «О Сигмар, — взмолился он, — помоги нам, пожалуйста. Не позволь этому произойти снова». В душе он опасался, что беспомощный воздушный корабль может прибить к склону горы, или прорвётся ещё больше мешков с подъёмным газом, и они упадут на землю. В долине он заметил небольшую группу быстро передвигающихся фигур. Он не был уверен, но вроде уловил взглядом что–то зелёное.

— Орки, — услышал Макс голос Ульрики.

Удивившись, он обернулся.

— Твои глаза зорче моих, — заметил Шрейбер.

— Свою жизнь я провожу, глядя вдоль древка стрелы, а не читая книги при свете свечи, — произнесла Ульрика. — И я давно научилась распознавать орков на дальнем расстоянии. Любой обитатель равнин Кислева быстро умирает, если этому не обучится.

— Значит, зеленокожие настолько грозны? — спросил Макс.

Ответ был ему известен, и он просто хотел услышать её голос.

— По–своему столь же трудные противники, как воины Хаоса. Даже более дикие, и не понимают, когда им следует помирать. Я видела, как орк с двумя стрелами в сердце и срезанной половиной головы зарубил полдюжины бойцов, прежде чем умереть.

— Подобное видел и я, — произнёс Готрек Гурниссон.

Макс обернулся на голос Истребителя. Его коренастая фигура высовывалась из люка, ведущего на обзорную палубу. Он передвигался на удивление бесшумно для такого тяжёловеса. Макс даже не слышал, как тот появился.

— Но, в конце концов, все они сдохнут от доброго топора.

Макс успокоился, услышав, как снова заработали двигатели. Корабль снова начал продвигаться вперёд.

— Куда бы мы ни направлялись, я надеюсь, что скоро там окажемся, — произнёс он.

— Мы дождёмся ночи и скорректируем наше положение по звёздам, — сказал Готрек. — А потом у нас есть идея получше.

Макс гадал, сможет ли воздушный корабль продержаться до наступления ночи. Он видел несколько оборванных стальных тросов. Чудо уже то, что они всё еще летят.

— Ты необычно молчалив, — заметила Ульрика.

Феликс кивнул и плотнее запахнул плащ. Стоять на верней поверхности аэростата было холодно, морозный ветер щипал без жалости. Они стояли на несущем каркасе аэростата, наблюдая восход обеих лун над горами. Это было необычное зрелище, волнующее своей красотой.

— Я думаю о Вареке. Теперь он умер, а я никогда по–настоящему не знал его.

— Смерть приходит за всеми, — сказала Ульрика.

Феликс посмотрел на неё. Феликс гадал, сможет ли он когда–нибудь привыкнуть к её непоколебимой склонности к фатализму. Он предполагал, что те, кто появляется на свет на равнинах северного Кислева, привыкают к тому, что смерть приходит рано. Феликс же не настолько очерствел с того момента, как впервые встал на путь искателя приключений. Будучи сыном богатого купца из Альтдорфа — столицы Империи, он вырос в тепличных условиях. Единственной смертью, которую он по–настоящему осознал, была смерть матери, когда ему исполнилось девять лет от роду. И то, он был слишком мал, чтобы сделать правильные выводы.

— Я гадаю, сложился бы для Варека день иначе, если бы он проснулся, зная, что день сей — последний в его жизни. По правде говоря, я не знаю, что бы сделал в подобных обстоятельствах.

— И ты пришёл к каким–либо выводам?

— Я мог бы сказать, что люблю тебя, — сказал Феликс, сам удивляясь своим словам.

Он сознавал, что когда–нибудь хотел ей это сказать, но боялся признаться. И не был уверен в причине. Долгое время Ульрика молчала. Феликс гадал, услышала ли она его слова?

— Я могла бы сказать тебе те же слова, — наконец произнесла она.

От её слов Феликс почувствовал странный укол в желудке. Он повернулся и посмотрел вдаль. В этот момент у него было ощущение, что она ему ближе, чем кто–либо когда–либо был.

— Могла бы? — переспросил он.

Ульрика улыбнулась и кивнула.

— Да.

Они немного подались в стороны, но руки их встретились, и пальцы переплелись. Звёзды над головой мерцали, словно осколки льда. „Дух Грунгни“ упорно двигался сквозь ночь.

* * *

Макс посмотрел на звёзды сквозь подзорную трубу.

— Ты прав, — подтвердил он. — Там — Полярная звезда, а там — Волчий Клык.

Макайссон уже делал пометки на своей карте. Мерной вилкой он измерял расстояние от точки, показывающей их местоположение, до красной точки.

— Значит, ближайшее место, де мы сможем отремонтироваться — замок истребителей, — произнёс он.

— Замок истребителей? — переспросил Макс.

— Карак Кадрин. Город короля истребителей. Невелыке мрачне место.

— Ну, с таким–то названием я и не ожидаю обнаружить тут нечто из комедий Детлефа Зирка.

— Точно так же, як и де–либо ище, и да будет так.

— Я в этом уверен, Малакай. Ты же знаток.

— Да уж, я такий.

Макайссон прокричал приказ в переговорную трубку. Медленно, словно умирающий кит, „Дух Грунгни“ повернулся и лёг на новый курс — через горы к городу короля истребителей.

Феликс и Ульрика стояли на командной палубе „Духа Грунгни“. Перед ними в лучах чистого горного утра лежал суровый и наводящий дурные предчувствия замок истребителей. Это была массивная крепость, вырезанная в скалах самой горной вершины. Её постройки были вырезаны, по большей части, в голом камне. Выделялись лишь внешние стены. Они были сложены из массивных глыб камня, покрытых лишайником. Работа выглядела столь же древней, как сами горы.

Как бы то ни было, гора Кадрин не была высочайшей из окрестных вершин, но стояла поодаль от остального окружения, возвышаясь над большой долиной меж двумя более крупными и высокими горными цепями. Под ней текла река. Борек рассказывал Феликсу, что некогда долину заполнял лес, но его давным–давно вырубили на дрова для печей замка истребителей. Под городом располагались некоторые из глубочайших, темнейших и наиболее опасных шахт царства гномов. Там находились залежи угля и железа, которые разрабатывались ещё со времён до основания Империи. Они обеспечивали сырьём для производства знаменитой кадринской стали, славящейся по всем владениям гномов и землям людей тем, что из неё изготавливались лучшие лезвия топоров. Облака чёрного дыма висели над городом.

Феликс не припоминал, что когда–либо видел более непривлекательное место. Это была мрачная крепость, вырезанная из необработанного камня. Зная, как гномы гордятся своим зодчеством, Феликс мог лишь предположить, что грубость архитектуры имеет под собой некое оправдание. Всё в Карак Кадрине говорило о приземлённой примитивной мощи. Сей замок создавался для обороны. Ему предназначалось выдерживать осаду. Это был аванпост на территории, где опасность постоянна. И ему не нужно особо радовать взгляд.

Они уже заметили собирающихся на стенах воинов. На них были нацелены всевозможные боевые машины. Баллисты, катапульты и прочие штуки, о назначении которых он мог лишь догадываться, были развёрнуты в их сторону. Хотя Борек даже настоял на том, чтобы под „Духом Грунгни“ вывесили рунические флаги, обитатели замка истребителей рассматривали их, как потенциальную угрозу. Подобный смысл был понятен Феликсу. Появись воздушный корабль над любым из городов Империи, он вызвал бы похожий испуг, даже если бы нёс на себе цвета самого Карла Франца.

На глазах Феликса последний гирокоптер вылетел из корабля и полным ходом понёсся к городу. Эту машину смог бы распознать любой гном, и на ней находилось послание самому королю истребителей, Ангриму Железному Кулаку. Макайссон перевёл двигатели „Духа Грунгни“ на реверс, и они зависли на границе досягаемости баллист, ожидая разрешения приземлиться.

— Мрачное место, — сказал Феликс Ульрике.

Она кивнула, соглашаясь с ним. С момента беседы прошлой ночью, они стали необыкновенно застенчивы по отношению друг к другу. Он не мог говорить за обоих, но для него подобное поведение было в новинку. Феликс не ощущал сильной и эмоциональной привязанности со времени гибели Кирстен в форте фон Диела.

— Насколько подобное возможно, Феликс Ягер, — отозвался Борек со своего кресла.

Он глядел на Феликса постаревшими слезящимися глазами, в которых поблекли все искорки торжества.

— Зная его историю, ты понимал бы это лучше. Замок истребителей выдержал больше осад, чем любая другая из крепостей гномов, он является домом культа истребителей, и тут находится храм Гримнира, наиболее кровожадного из всех наших Богов–Предков.

— Ты сказал, Гримнир кровожаден? — спросила Ульрика. — Значит, он принимает живые жертвы?

— Лишь жизни своих истребителей. В уплату за их грехи он принимает их смерть. И их волосы.

Борек, должно быть, заметил поражённый взгляд, промелькнувший на лице Феликса, и потому прибавил:

— Большинство истребителей приносит свои клятвы перед главным алтарём Гримнира, что расположен внизу. Там они обривают свои головы, затем сжигают волосы в пламени большой печи. Снаружи расположена улица художников на коже, где истребители набивают на своё тело первые татуировки.

— Готрек принёс свою клятву здесь? — спросила Ульрика.

Феликс склонил голову. Тот же вопрос посетил и его мысли.

— Я так не думаю. Насколько мне известно, он ранее никогда не посещал этот город, хотя мне и неизвестны все его деяния.

— Но он действительно истребитель? — спросила Ульрика.

Борек улыбнулся.

— Не имеет значения, где гном принесёт клятву и побреет голову. Сделав это, он становится истребителем. Многие выбирают возможность принести клятву на алтаре Гримнира, отдавая дань традиции. Их имена вырезаются на большой колонне в храме, и таким образом, всем становится известно, что они ушли из жизни.

— Но они же ещё не умерли, — удивилась Ульрика.

— Ещё нет. Но для семьи и друзей, клана и соплеменников гном умирает в тот момент, когда приносит клятву. Возможно, поэтому Готрек выбрал тебя в качестве Помнящего, Феликс Ягер — его имя пока что не вырезано на колонне горя.

— Я тебя не понимаю, — произнёс Феликс.

— Никто не будет знать о его деяниях, если он падёт в отдалённом месте, и никто из гномов не будет тому свидетелем. Помнящий сообщит нам о гибели истребителя и проследит, чтобы его имя было вырезано на колонне.

— Но Готрек не об этом просил меня.

Борек печально улыбнулся:

— Сын Гурни никогда не придавал значения традициям, даже до того, как стал истребителем. Однажды он страстно возжелал прославиться. Я думаю, некоторым образом, он по–прежнему желает этого.

Феликс готов был задать другие вопросы, но его прервал унылый ревущий звук, донёсшийся издали.

— Что это? — спросил он. — Нас атакуют?

Лицо Борека растянулось в кислой улыбке.

— Могу предположить, что король истребителей получил весточку об успехе наших поисков. Ты слышал выражение радости.

«Несомненно, так и есть», — думал Феликс, пока потрёпанный воздушный корабль дрейфовал над городом гномов. Глядя вниз, он видел лишь колышущийся океан лиц гномов, смотрящих вверх. Он слышал свист и выкрики. Били барабаны, звучали мощные рога. Из каждого окна вывесили флажки и знамёна. Феликс недоумевал — где же помещаются все эти гномы? Крепость не выглядела столь большой, чтобы всех их вместить. Затем Феликс вспомнил, что, подобно огромным ледяным айсбергам, плавающим в море Когтей, большинство крепостей гномов было скрыто из виду, оставляя на поверхности всего лишь небольшую видимую часть.

Под кораблём Феликс видел громадное строение, приземистое и массивное, с огромными скульптурами перекрещенных топоров, установленными на его крыше. Необычные руны, вырезанные в камне, напоминали Феликсу те, что он видел горящими на топоре Готрека. Он предположил, что для гномов они имели какое–то мистическое значение.

Феликс поглядел на Ульрику и улыбнулся. Насколько он припоминал, впервые в жизни его приветствовали, как героя.

Серый провидец Танкуоль смотрел на Ларка. Ларк уставился на мага ненавидящим взглядом. Магией Танкуоль свалил пасущегося лося. Прежде чем Танкуоль даже поднёс к мясу морду, Ларк сожрал большую его часть. Серый провидец не очень–то этому обрадовался. Танкуоль был согласен с тем, что ему лично требовалось куда меньше мяса, чем его мутировавшему приспешнику, и он по–любому съел бы не более одной сотой от того, что уже слопал Ларк. Но это же не оправдание! Танкуоля возмутила непочтительность. Он — серый провидец. А Ларк — ничтожный воин, даже если теперь выглядит, как огромный и могущественный мутант. Он должен был ожидать, пока не насытится Танкуоль, прежде чем начинать свою отвратительную оргию обжорства, и должен был испросить на это позволение у Танкуоля. Как бы то ни было, Ларк всего лишь слуга.

Танкуоль быстро сделал выводы из ситуации. Весьма быстро. Теперь Ларк физически гораздо сильнее Танкуоля. После сражения провидец ещё не обрёл полную магическую силу, и у него оставался лишь крошечный кусочек искривляющего камня, чтобы её увеличить. Ему хотелось бы приберечь это на крайний случай.

«Нет уж, — решил он. — На данный момент, избегать столкновения с Ларком — всего лишь благоразумная предосторожность скавена». Серый провидец сознавал, что чисто физически он не соперник огромному здоровяку. «Однако же какое это имеет значение?» — успокаивал себя Танкуоль. Будучи хилым, тощим и невысоким, он использовал свой огромный интеллект для свершения отмщения скавенам куда крупнее и сильнее его. То же самое, в конце концов, произойдёт и тут, в этом он был уверен. В то же время его посетила мысль, что чем больше Ларк сожрёт сейчас, тем меньше вероятность, что он попытается убить и съесть Танкуоля позже. Серый провидец замечал некоторые из голодных взглядов, что бросал на него прислужник. И это никоим образом не обнадёживало.

— Где мы находимся, опытнейший из навигаторов? — спросил Ларк.

Танкуоль недоумевал: «Неужели в голосе Ларка послышался намёк на иронию?» Он сразу же отмёл подобную мысль. Ларк слишком туп, чтобы издеваться над своим хозяином.

— Мы приближаемся к пункту назначения, — весьма туманно ответил Танкуоль.

— И где конкретно находится это место, проницательнейший из провидцев?

— Прекращай своё постоянное нытьё, Ларк. Я сообщил бы тебе наше местонахождение, если бы это было в твоих интересах. Позволь мне самому позаботиться о подобных вещах. А сам продолжай есть!

«Вон там», — подумал Танкуоль, показав затем Ларку. И это дало ему какое–то время на раздумья, что оказалось весьма кстати. Потому как, по правде говоря, Танкуоль понятия не имел, где они находятся. Они брели наугад сквозь бурю. Проливной дождь закрывал видимость далее нескольких длин хвоста. Танкуоль предположил, что с курса они не сбились, потому как горы по–прежнему находились перед ними. По достижении гор им нужно просто следовать в южном направлении, пока не дойдут до входа в Подземные Пути. Танкуоль понимал, что в самом худшем случае всегда сможет воспользоваться частью своей силы для заклинания прорицания. Раз уж он подумал об этом, имело смысл рассказать и Ларку. Это может удержать здоровенного болвана от того, чтобы размозжить Танкуолю голову, пока тот спит.

Танкуоль обдумал вариант ускользнуть, пока Ларк отдыхает, и добираться назад в одиночестве. Его удерживали две вещи. Он подозревал, что по равнинам будет безопаснее передвигаться с мутантом. Вне всяких сомнений, кислевиты первым делом нападут на более крупного из них, ошибочно предположив, что тот наиболее опасен. Второй причиной были опасения Танкуоля, что Ларк сумеет его выследить. Чувства Ларка были острее, чем у любого их тех скавенов, которых серый провидец когда–либо знал. И в этом случае, скрывшись, Танкуоль окажется перед непростой задачей объяснить свой поступок. Для нахального Ларка, ввиду его необычного состояния, следовало сделать исключение в подобном поведении по отношению к серому провидцу. Разумная осторожность скавенов подсказывала оставаться с Ларком, по крайней мере, на какое–то время.

«Как только всё закончится, — поклялся Танкуоль, — ситуация станет иной». Он так отомстит Ларку, что будущие поколения станут с ужасом рассказывать об этом шёпотом. Это научит Ларка не бросать серому провидцу подобных оскорблений.

Оставив на „Духе Грунгни“ минимально необходимую команду, все отправились во дворец короля истребителей. Почётный воинский караул бил своими топорами о щиты. Харгрим и прочие уцелевшие из Караг–Дума выглядели оглушёнными размахом, с которым их встречали. Когда–то они были убеждены, что остались последними гномами на свете. Сейчас они думали иначе. Феликс был горд тем, что находится здесь. Приветственные крики толпы по–прежнему звенели в его ушах. Он вспоминал, как гномы–ребятишки бежали по улице и дотрагивались до подола плаща Феликса, чтобы когда–нибудь потом рассказывать об этом своим потомкам. До тех пор, пока они не начали протискиваться через плотную ликующую толпу, Феликс не представлял себе размах их деяния, и что оно в действительности значило для народа гномов.

Его общение с Готреком, характеризующееся, по большей части, пренебрежением к властям и нарушением порядка, никоим образом не подготовило его к происходящему. Это было подобно тому, как стать королём. «Возможно, именно так чувствует себя император Карл Франц всякий раз, когда проезжает через Альтдорф», — подумал Феликс, поворачиваясь и радостно улыбаясь Ульрике. Та с гордостью ответила ему улыбкой. Похоже, до сего момента она тоже не имела понятия о том, что совершил „Дух Грунгни“.

Глядя на своих товарищей, Феликс ощущал себя таким счастливым, как давно не случалось. Шумные приветствия, казалось, даже подняли дух Борека и Макайссона, которые с момента гибели Варека выглядели самыми несчастными гномами из когда–либо встречавшихся Феликсу, что говорило само за себя.

Лишь Готрек выглядел угрюмым. Выражение его лица было кислым, как у человека, высасывающего лимон. Единственным здоровым глазом из под сдвинутых бровей он сердито разглядывал толпу, лишь изредка останавливаясь, чтобы плюнуть в зевак, которые подходили слишком близко и дотрагивались до его топора.

— Почему столь мрачен? — спросил Феликс.

Готрек бросил на него взгляд, который устрашил бы любого другого.

— Я хочу знать, чтобы рассказать в твоей истории, — добавил Феликс.

— Это не имеет значения, — произнёс Готрек. — И не нужно упоминать об этом в поэме на мою смерть.

— Всё равно, расскажи мне.

Готрек облизал немногие оставшиеся зубы, сплюнул на землю и стал почёсывать кулаком пустую глазницу под повязкой. Феликс думал, что тот не собирается отвечать, но затем выражение досады пробежало по лицу Истребителя.

— Полагаю, погибни я после уничтожения демона, это стало бы величайшей смертью, когда–либо выпадавшей на долю истребителя. Курьёзное, пустое тщеславие, человечий отпрыск, но оно тревожит мой разум.

Феликс не знал, что ответить, и потому промолчал. Ульрика изумлённо уставилась на Готрека, словно никогда не рассчитывала, что гном способен на подобное признание.

— Понятно, но я рада, что ты остался в живых и доставил Феликса обратно.

К удивлению Феликса, Истребитель рассмеялся. Он выглядел так, словно собирался похлопать Ульрику по спине, но удержался и заставил себя снова принять мрачный вид. Словно смутившись, Готрек уставился в землю. И в этот момент Феликс уловил некоторые намёки на то, сколь много восхваление в действительности значит для Истребителя, сколь много для него значат одобрительные возгласы его соплеменников, и как хорошо тот это скрывает.

«Я рад за него, — думал Феликс, — в его жизни так мало поводов для радости».

Король истребителей оказался угрюмо выглядящим гномом, коренастым и мощным, как и вся их раса, с волосами, обрезанными в характерной манере и с хохлом, предпочитаемым культом Гримнира. Крупные черты лица, длинный и загнутый нос. В глазах отражался одержимый манией разум.

Когда король заговорил, голос его был мощным и раскатистым.

— Приветствую, Борек Вилобородый. Приветствую, Готрек, сын Гурни. Приветствую, Снорри Носокус. Приветствую, Малакай, сын Макая…

Феликс опасался, что король истребителей начнёт всех их приветствовать поимённо, и страхи оказались обоснованными. Тот так и поступил.

— Вы совершили великое и славное дело, вы все. За все долгие годы, что я занимал трон своего отца, мне не доводилось слышать о подобном героизме. Возвращение молота Огнебородого — это неизмеримое благословение для царства гномов, и все дети Грунгни благодарят вас за этот день. Если у вас есть какая–либо просьба, которую я могу удовлетворить, лишь назовите её и…

— Да, есть така, — перебил Макайссон.

Король истребителей замолчал и злобно посмотрел на Макайссона. Он лишь начал входить в ораторский раж и явно не ожидал, что кто–либо прервёт его прямо сейчас. Феликс гадал, все ли короли гномов столь многоречивы?

— Тебе надо лишь сказать мне и, если это в моей власти…

— Мени нужна мастерская, услуги двадцати кузнецов, и я желаю знать всё, шо вам известно про велыкого зверя дракона, який обитает десь в пятидесяти лигах к северо–западу отсюда…

Удивлённый ропот прошёл по залу.

— Должно быть, это Скьяландир, древний огнедышащий дракон. Но зачем? — от явного потрясения немногословно поинтересовался король истребителей.

— Я собираюсь прикончить ублюдка, — заявил Макайссон. — Уложить под могильный камень!

— И я собираюсь ему помочь, — произнёс Готрек.

— Снорри Носокус тоже, — сказал Снорри.

Продолжительный гул аплодисментов раздался в зале.

— Вы действительно являетесь примером доблести для истребителей всего мира, — произнёс король истребителей. — Не успев вернуться с одного великого дела, вы демонстрируете желание предпринять другое…

Пока Феликс выслушивал эти безумные речи, ему пришло в голову, что существует более важный вопрос, который следовало бы поднять. Пока истребителей волнует перспектива новой встречи с драконом, огромная армия Хаоса находится на марше. По большому счёту, как полагал Феликс, сие представляет собой куда как большую угрозу миру, чем когда–либо сможет представлять один единственный дракон. Феликс подумал, что видит возможность указать на это, помочь народу Ульрики и себе самому.

— Есть и другая, достойная упоминания тема, — начал Феликс.

Глаза всех присутствующих обратились на него. Он неожиданно почувствовал смущение. Феликс отлично сознавал, что не все гномы из тех, кто смотрел на него, довольны тем, что человек осмелился заговорить в тронном зале их короля.

— И что же это, Феликс Ягер? — спросил король истребителей.

— Огромная армия Хаоса, приближающаяся с севера.

— Она вас преследует? — спросил король.

Феликс помедлил мгновение, размышляя над происходящим. Это было нечто, что он никогда не просчитывал. Неужели всё это вызвано действиями в Караг–Думе, как камешек, вызывающий лавину? Он сомневался. Подобная мысль могла завести слишком далеко.

— Нет. Я так не думаю.

— Тогда в чём проблема? Как мне видится, если…

— Вскоре она достигнет Кислева, и если там её не остановить, армия двинется дальше, в земли гномов и людей.

— Не правильнее ли переходить мост, лишь подойдя к нему?

Феликс понимал, что начинается всё та же старая–престарая история. Силы Тьмы представляют проблему для кого–то другого. Люди и гномы не объединят свои силы, пока не станет слишком поздно. С врагом будут разбираться, когда тот станет неотвратимой угрозой. А тем временем, остальные будут сражаться с ним и умирать. Феликс понимал, что не является беспристрастным в этом вопросе, но чувствовал небольшую злость. Он достаточно хорошо узнал гномов, чтобы бы позволить своей злости выйти наружу. Те становились невыносимо упрямы по любому спорному вопросу.

— Я полагаю, что тогда вся слава противостояния силам Хаоса будет принадлежать народу Кислева и их союзникам из Империи, — невозмутимо произнёс он.

Тишина повисла в помещении, и Феликс понял, что полностью завладел их вниманием.

— Я упомянул об этом лишь потому, что сия крепость гномов известна, как замок истребителей, а когда придут силы Хаоса, среди них окажется множество могучих чудищ и грозных противников, с которыми можно схватиться в бою и убить.

По помещению прокатился шёпот. Феликс понимал, что его слова быстро распространятся по городу. Он был уверен, что даже если король не предложит помощь, многие истребители отправятся в Кислев в надежде обрести достойную смерть. Чтобы полностью прояснить свою позицию, Феликс добавил:

— Сложить голову в подобной битве будет возвышенной и запоминающейся гибелью. Разве кто–нибудь забыл тех героев, что пали при защите Праага во время последней великой войны с Хаосом?

Ответ Ангрима Железного Кулака удивил Феликса.

— По меркам гномов, с того события прошло мало времени, Феликс Ягер, но ты привёл веское основание. Я подумаю над твоими словами.

«Разумеется, — подумал Феликс, — гномы живут дольше людей, и их хроники уходят корнями куда глубже. Для них два столетия не являются далёким прошлым. Старый Борек даже застал времена последнего великого нашествия Хаоса». Борек слезящимися глазами поймал взгляд Феликса и, казалось, понял, о чём тот думает. Старый гном склонился вперёд на свой посох и заговорил:

— Феликс Ягер говорил о достойном замысле, ваше величество. Я, конечно же, могу припомнить последнюю войну с Хаосом, и это было ужасным событием. И если в будущем возможна ещё одна подобная война, нам лучше приготовиться сейчас, заключить новые союзы и придерживаться старых. Те из нас, кто недавно побывал в Пустошах, видели этого врага собственными глазами и знают, насколько тот ужасен.

Король истребителей кивнул головой. Борек продолжил:

— Возможно, что молот Огнебородого ныне вернулся к нам по воле Богов–Предков, чтобы помочь в приближающемся сражении. Возможно, всё это часть плана куда большего, чем мы в состоянии осмыслить.

— Я спрошу совета в храме Гримнира, — произнёс король истребителей. — Вполне может так случиться, что ваши слова истинны.

Феликс ощутил благодарность к старому гному за его мудрость и понимание.

— Все це дуже хорошо, — вмешался Макайссон. — И всё же я желаю смерти тому дракону. Полагаю, у мене есть идея, як це можно устроить. Я хотив бы воспользоваться вашими инженерными мастерскими и кузнями.

— Тебе будет предоставлено всё, что потребуется, Малакай Макайссон, и я предоставлю в твоё распоряжение своих личных инженеров.

«Что–то Макайссон не особо рад этому», — подумал Феликс. Он предположил, что гнома не радовала перспектива делиться с королевскими инженерами своими новыми моделями. «Как и многие инженеры–гномы, Макайссон предпочитает хранить свои секреты, — предположил Феликс. — С другой стороны, не мог же он отвергнуть любезное предложение короля и по–прежнему рассчитывать на помощь?» Казалось, Макайссон пришёл к такому же умозаключению.

— Ну шож, отлично.

Феликс и Ульрика осматривали свою комнату. Та была без излишеств, в стиле, который Феликс и ожидал обнаружить в Карак Кадрине, но, по крайней мере, кровать и прочие предметы меблировки были сделаны под размер человека. Это помещение явно предназначалось для посланников–людей, и столь же очевидно, что какое–то время оно пустовало. Воздух был немного затхлым. Вместо одеял постель была застелена множеством шкур.

— Я думала, что это не кончится никогда, — сказала Ульрика. — Гномы бывают чрезмерно многоречивыми, если захотят.

Феликс согласился:

— Верно. Однако для них это важное событие. В каком–то роде, я полагаю, как если бы был утерян один из Рунных Клыков, а затем возвращён Империи. Возможно, даже больше. Похоже, молот Огнебородого имеет и религиозное значение.

— Как и всё прочее, — заявила Ульрика.

В словах её был некий оттенок неприязни. Казалось, Ульрика хочет поссориться с ним, а Феликс с ней. Так происходило с ними с момента их разговора той ночью на борту „Духа Грунгни“. Феликс предполагал, что он и она, оба переживают по поводу будущего, которое им предстоит. Он дотянулся и погладил Ульрику по щеке. Она поймала руку Феликса, перевернула ладонью вверх и поцеловала.

— Что с нами будет, Феликс? — внезапно спросила она.

Феликс пристально посмотрел на неё. Он и сам раздумывал над этим. Весь долгий день между ними сохранялась странная напряжённость, скрытая злость, которую он не совсем понимал. Что за причины так нервничать? Они пережили путешествие сюда, пережили столкновение с драконом, едва не вызвавшее крушение воздушного корабля. Почему сейчас они поступают так?

Феликс посмотрел на её прекрасное лицо. Ульрика никогда не казалась столь восхитительной. Феликс поискал ответ на её вопрос внутри себя. Возможно, это напряжение как раз и вызвано тем фактором, что они находятся в безопасности. Сейчас, по крайней мере, на какое–то время отсутствуют отвлекающие внешние угрозы, и ничего не удерживает от раздумий над вопросом, заданным только что. Что с ними будет?

Судьба их так неопределённа. С севера приближается громадная армия Хаоса. Возможно, это предвестие конца света. Возможно, где–то далеко на севере отец Ульрики и его всадники прямо сейчас лицом к лицу сталкиваются с надвигающейся ордой. Готрек, Малакай и Снорри Носокус, казалось, приняли решение идти на дракона. Ульрике поручена задача предупредить Ледяную Королеву. Почти наверняка, у Ульрики уже нет дома, куда можно вернуться. И что он может ей предложить?

Он небогат. Семья отреклась от него, а Феликс затем отверг их предложение о примирении. Он всего лишь безземельный скиталец, связанный клятвой воспеть гибель Истребителя. Что ещё хуже, он начинал подозревать, что та обернётся и его собственной смертью. Феликс и Готрек путешествовали столь долго и пережили столь много, что их судьбы казались переплетёнными. Феликс уже почти поверил — Истребителю предназначено совершить некое деяние, что потрясёт мир, — и его долг состоит в том, чтобы сие засвидетельствовать.

Феликс обнаружил, что молчание длится уже довольно долго, а он ещё не ответил на её вопрос, потому как не имел ответа.

— Я не знаю, — мягко вымолвил он, — хотя и хотел бы.

— Как и я, — произнесла Ульрика. — Как и я.

Она наклонилась вперёд, поцеловала его, и они в объятиях друг друга повалились на кровать.

Макс Шрейбер шагал по улицам Карак Кадрина, понимая, что обнаружил предмет своих поисков. Его окружали более высокие здания с более высокими дверными проёмами. Вперемешку с низкими голосами гномов с узких улочек до него доносились голоса людей. Мужчины и женщины Империи глядели на него из открытых дверей лавок. Они сидели подле своих товаров. Некоторые смотрели на Макса изучающе, принимая во внимание, кто он такой. Другие зазывали его войти и взглянуть на их товары. Макс улыбался. Даже в этих отдалённых горах, в крепости Старшей Расы, имелся маленький квартал, населённый людьми. Люди и гномы связаны множеством древних союзнических и доверительных отношений, но не было ничего древнее торговых связей. Шрейбер знал, что даже здесь, в этом отделённом городе высоко в горах, он найдёт торговцев, а в их лице и способ связаться со своим орденом и союзниками. Он покопался внутри своего одеяния и нащупал письмо, которое он собственноручно написал и запечатал персональной руной. Макс улыбнулся, чувствуя магию, которую он наложил на письмо. Никто, кроме члена его ордена, не сможет вскрыть письмо без того, чтобы его содержание не исчезло, подобно туману на утреннем солнце.

Хотя, на всякий случай, Макс записал сообщение кодом, который, как он надеялся, был читабельным только лишь для его собратьев. В письме он отметил всё, что ему было известно о путешествии „Духа Грунгни“ и надвигающейся армии Хаоса. Он упомянул об увеличении активности скавенов на границах, детально описал своё столкновение с серым провидцем и заклинания, которыми тот воспользовался. «В этом случае, — полагал Шрейбер, — даже если что–нибудь случится со мной, те, кто придут после, будут лучше подготовлены к противостоянию угрозе крысолюдей. Неким образом, являясь донесением главам ордена Золотого Молота, это ещё и завещание». Он понимал, что его донесение своевременно. Много воды утекло с тех пор, как кто–либо из членов древнего сообщества отваживался забраться так далеко на север, как Макс. И даже обладая теми знаниями о Силах Хаоса, что у него имелись, Макс был потрясён тем, что увидел и услышал. Рука Хаоса протянулась далеко, и сам Кислев находится в опасности. А Кислев служит бастионом Империи против нашествий Хаоса. Если Кислев падёт, орды Тьмы смогут устремиться вглубь земель человечества. И Шрейбер не сомневался, что им в помощь поднимется множество предателей, из лесов появятся чудовища и мутанты и…

Макс слишком хорошо знал, насколько неустойчива Империя, и как легко может она скатиться к пороку. Для предотвращения подобного и был создан его орден. Шрейбер осознавал, что обязан послать предупреждение. Он надеялся доставить послание лично, но будущее всегда неопределённо, и кто знает, что может с ним случиться? Письмо было гарантией на случай непредвиденного. Даже если ему суждено погибнуть, Макс надеялся, что предупреждение и полученные им знания попадут в нужные руки.

Он приостановился перед входом в таверну, на которой была вывеска императорского грифона. Шрейбер понимал, что ему нужно отыскать торговцев, возвращающихся в земли людей, желательно тех, которые направляются в Мидденхейм. Ему говорили, что кого–нибудь он сможет найти в этом заведении. Сделав глубокий вдох, он вошел внутрь тёплого и пропитанного пивным духом помещения.

Когда он вошёл, наступила тишина. Шрейбер понимал, что в нём опознали одного из тех людей, которые прибыли на воздушном корабле. Он огляделся и улыбнулся. Немедленно кто–то предложил угостить его выпивкой. Макс улыбнулся в знак согласия и приготовился отвечать на уйму вопросов.

Надо надеяться, что затем он сможет найти кого–нибудь, кто доставит его послание.

Феликс смотрел сквозь окно комнаты. Небольшое и округлое, оно было закрыто толстым, качественно сделанным стеклом. Сквозь него Феликсу открывался прекрасный вид на окрестные горы. Феликс услышал, как позади на кровати зашевелилась Ульрика.

— Мне вскоре нужно отправляться, — произнесла она.

Феликс кивнул, гадая, что за дело у неё может быть во дворце короля истребителей.

— Куда ты отправишься?

— Ко двору Ледяной Королевы.

Феликс продолжал всматриваться в окрестные горы, отмечая короны из облаков вокруг их вершин. Внезапно до него дошло значение слов Ульрики, и он развернулся, чтобы посмотреть на неё.

— Прямо сейчас? — с упавшим сердцем спросил он.

— Сейчас — не худшее время, чем любое иное. Мне нужно доставить послание моей королеве.

— Ты не можешь! — воскликнул Феликс.

Она приосанилась. Лицо приобрело надменный вид.

— Что ты этим хочешь сказать? Кто ты такой, чтобы указывать, что я могу или не могу делать?

— Я и не пытаюсь говорить, что тебе следует делать.

Феликс понимал, что она права. Он намеревался сказать Ульрике, что она не должна уходить, что он не хочет этого. Однако в то же время понимал, что у него нет над ней власти. Феликс пытался найти способ спасти ситуацию.

— Я лишь говорю о том, что ты не знаешь дороги.

— Осмелюсь утверждать, что я в состоянии её отыскать. Здесь должен быть кто–нибудь, знающий путь в земли людей.

Голос Ульрики был необоснованно сердитым. И снова Феликс заподозрил, что она пытается спровоцировать ссору.

— Король наверняка знает, и тут должны быть библиотеки с картами. Возможно, король сможет дать проводника.

— Почему бы не подождать до окончания ремонта „Духа Грунгни“? Несомненно, тот доберётся до места гораздо быстрее, чем ты на своих двоих. И в гораздо большей безопасности.

— Ты имеешь в виду ту безопасность, с которой мы добирались сюда?

— Да. Нет. Я подразумеваю, что когда ремонт закончится, воздушный корабль сможет пересечь эти горы в сто раз быстрее, чем пеший мужчина или женщина.

— Возможно, но как долго продлится ремонт? И кто говорит, что я должна идти пешком? Наверняка в этом городе должны быть какие–нибудь лошади.

— Гномы не славятся своей кавалерией, — заметил Феликс.

— Нет необходимости в подобном сарказме.

— Я и не собираюсь язвить. Они не используют лошадей, кроме тягловых для повозок и пони для перевозки угля в шахтах.

— Здесь есть торговцы–люди.

— Мы находимся в горах. Куда вероятнее, что они используют мулов.

— У тебя на всё готов ответ, не так ли?

«В чём причина этой злости, — недоумевал Феликс. — Почему они оба такие вспыльчивые?» Он был сбит с толку. Это не было похоже ни на прочитанные им романы, ни на виденные им театральные постановки. Тут эмоции скрывались под поверхностью, подобно щукам в пруду. Эмоции, которые не выглядели логически связанными с их словами или взаимоотношениями, но каким–образом были частью этого, насколько понимал Феликс. Как он мог испытывать влечение к этой женщине, заботиться о ней, и, тем не менее, настолько злиться на её отношение? Как Ульрика могла испытывать схожие чувства по отношению к нему? Иногда Феликс ощущал, что между его представлением о любви и реальностью имеется глубокое расхождение, и ни книги, ни поэмы к подобному его не подготовили.

– Нет, — в итоге ответил Феликс. — Это не так. Я просто не хочу, чтобы с тобой случилось что–нибудь плохое.

Феликс надеялся, что выражение им озабоченности сможет немного успокоить Ульрику, но не тут–то было.

— Кое–что плохое уже случилось, — сказала она. — И происходит со всем миром.

Феликс не мог порицать её за подобное утверждение. Он чувствовал то же самое. Он потянулся, чтобы привлечь Ульрику к себе, но она отстранилась. Неразумно обозлившись, Феликс повернулся и ушёл, хлопнув дверью. Но сразу же почувствовал себя виноватым, бессильным и глупым.

Макс налил очередной бокал вина своим новым приятелям. Если те и замечали, что собственную выпивку он едва потягивал, то их это не особо беспокоило. Борис Чёрный Щит и его брат Хеф были бывалыми выпивохами, не слишком разборчивыми в отношении того, кто оплачивает счёт. «В конце концов, — сразу же отметил Борис, — с этим шатающимся по горам Живодёром и сжигающим долины драконом, кто знает, доведётся ли дожить до утра?» Казалось, он гордился тем, что они с братом, лишь только вступив в город, сразу же спустили весь свой заработок охранников каравана и снова остались с пустыми карманами, за исключением пары кремней для розжига огня. По большому счёту, сие всего лишь означало, что какой–бы орк их не прикончил, на этом деле он не наживётся. Макс не особо беспокоился. Их караван–баши уже удалился отдыхать в свою комнату, но перед этим согласился доставить сообщение Макса по некому адресу на Ульрикштрассе в Мидденхейме при условии, что получит несколько золотых за свои труды. Заметив блеск в глазах купца, Макс не сомневался, что письмо будет доставлено. Ульрикштрассе находилась всего в двух улицах от рынка, на который направлялся купец, и пара золотых были увесистым вознаграждением за небольшую прогулку. Заключив соглашение, Макс сознавал, что ему, скорее всего, пора удалиться, но затем он услышал мужчин, обсуждающих дорогу к городу гномов, и решил остаться. В конце концов, домой ему, возможно, придётся возвращаться пешком, если „Дух Грунгни“ невозможно будет отремонтировать, и нет никакого вреда в том, чтобы немного разузнать про дорогу. К несчастью, услышанное более чем обескураживало.

— Расскажи мне снова об этом Живодёре, — попросил он Хефа.

— Вряд ли ты хочешь это знать.

— Пожалуйста, представь, что я хочу.

— Это здоровенный орочий вождь с дурным характером. Любит живьём сдирать кожу со своих врагов и обтягивать ею свой шатёр. Говорят, в горах он собирает армию зеленокожих и собирается выставить гномов из их городов.

— Ну, такое вряд ли возможно. Это мощнейшая из крепостей, которые я когда–либо видел…

— За исключением Мидденхейма, — заплетающимся языком вставил Борис.

— За исключением Мидденхейма, — спокойно согласился Макс. — Несомненно, её не взять какому–то военачальнику орков.

— C этими орками никогда не знаешь наверняка, — возразил Хеф. — Они коварные и смышлёные дикари, а у этого, говорят, есть шаман с мощной магией.

Макс испытал укол профессионального интереса.

— Расскажи–ка об этом шамане.

— Знаю немного, — сказал Хеф. — Лишь слышал рассказы выживших из караванов, на которые нападали орки.

— Таковых весьма немного, — произнёс Борис. — И все они быстрые бегуны. А кто станет верить трусам?

— Просто расскажи, что слышал, — убедительным тоном произнёс Макс и подлил ещё вина.

— Они рассказывают, что шаман разговаривает со старыми богами орков, — сказал Борис.

— И боги ему внимают, — добавил Хеф.

— Боги слышат любого, кто им молится, — сказал Макс. — Я не могу представить, что боги орков сильно отличаются в этом от наших.

— Разница в том, что боги орков отвечают на молитвы их шаманов. Говорят, он способен воем опрокидывать утёсы и проламывать стены фортов взмахом своей руки.

— Возможно, так он поступит и со стенами этого города, — закончил Хеф.

Макс сомневался. Гномы покрыли свои стены рунами, что были столь же мощными, как любое из защитных заклинаний людей, и гораздо действеннее большинства из них. Чтобы их опрокинуть потребуется нечто большее, чем какой–то воющий заклинатель. Макс обладал внушительными познаниями в области защитной магии и сомневался, что смог бы лучше защитить этот город, даже работая над этим двадцать лет и имея сотню толковых помощников. Шрейбер сознавал, что не крепостям, вроде Карак Кадрина, грозит опасность. А тем небольшим деревням и торговым городкам, что лежат на пути.

Тем не менее, услышанные им новости по–любому добрыми не были. В горах есть драконы, собираются военные отряды орков. С севера приближается орда Хаоса, и Макс лично наблюдал, что снова активизировались скавены. Похоже, что правы оказались все те предсказатели, пророчившие наступление тёмных времён. Он подумал, что мир катится в пропасть. Вероятно, ему следует напиться. Макс старался сдерживаться.

— Расскажи мне о драконе, — попросил он.

— Он здоровенный, злобный, и спалил большинство деревней между Карак Кадрином и восточными землями.

— Это всё, что тебе известно?

— Этот старый зверь, насколько я слышал, спал столетия, пока что–то его не пробудило.

— Пробудило?

— Ага. Говорят, двести лет назад он соорудил себе логово в пещере на Драконьей горе, опустошил земли, а затем внезапно просто пропал. Некоторые думали, что дракон подох. Как теперь выяснилось, он всего лишь спал. Говорят, с драконами так бывает. Сон продолжительностью в столетия.

— Это случается с очень старыми драконами, — заявил Макс. — Так написано.

— Ты умеешь читать? — спросил Борис.

— Ага. Выпей ещё вина.

Наёмник выпил и заговорил, но Макс уже не особо прислушивался. Неужели дракон действительно спал всё это время? А если так, что его разбудило? «Возможно, только лишь пришествие Хаоса, — подумал Шрейбер. — Может статься, это всего лишь примета времени. Или нечто совсем иное». Тут вырисовывается некая система, в чём Макс ощущал уверенность. Он чувствовал работу чего–то тёмного и злого.

Кузнечный горн ярко пылал. Жар изматывал. Феликс почувствовал это сразу, как зашёл в помещение. Он на мгновение приостановился и сделал глубокий вдох. Сейчас его злость утихла, и он более чем когда–либо чувствовал себя виноватым. Вероятно, ему следует вернуться, поговорить с Ульрикой и помириться. Феликс разрывался между желанием поступить так и упрямством, которое его отговаривало. Победило второе. В любом случае, он пришёл сюда, чтобы кое–что найти, стало быть, этим и следует заняться.

Феликс огляделся, разыскивая Макайссона. Среди жара и дыма было сложно разобрать, тут ли он. Здесь было много гномов: они работали за кузнечными мехами; молотами ковали раскалённый докрасна металл, придавая ему новую форму; использовали необычные инструменты, о назначении которых Феликс даже не пытался догадаться. Все они работали с такой целеустремлённостью, на которую способны лишь занятые делом гномы.

— Где Макайссон? — спросил Феликс, вытянув руку и ухватив за плечо ближайшего из проходящих мимо гномов.

Коренастая мускулистая фигура ткнула большим пальцем в сторону одного из дверных проёмов и продолжила свой путь.

Феликс прошёл через мастерскую и, пригибая голову, вошёл в заднее помещение. Оказавшийся как раз тут Макайссон, низко склонился над столом с чертежами и схемами, помеченными теми рунами, которые, как распознал Феликс, применялись в Гильдии Инженеров. Макайссон посмотрел на вошедшего человека, причмокнул и спросил:

— Да, и чим я могу тоби помогты, юный Феликс?

— Я хотел бы узнать, когда „Дух Грунгни“ будет готов в отправке.

— Скорише всього, через несколько недель. Достаточно времени, шоб решить проблемы с цьой штуковиной и як следует разобраться с тым проклятым драконом.

— Ты шутишь, — сказал Феликс, хотя понимал, что истребитель–инженер, скорее всего, весьма серьёзен.

Он–то надеялся, что воздушный корабль вскоре отремонтируют, и тот сможет отвезти Ульрику прямо ко двору Ледяной Королевы. Он надеялся, что это сможет удержать Ульрику при нём.

— Я серьёзно. Чёрт, та здоровенная ящерица чуть не розбыла мий воздушный корабль, и вона убила юного Варека. Скоро я сведу счёты с драконом за цю обиду, уж повирь мени.

— Как? Да мы едва поцарапали эту тварь.

— Да ладно, есть у мене кое–яки идеи по цьому поводу, не переживай. За годы у мене скопилось идей по поводу кое–яких невелыких машин, и теперь, як я полагаю, саме время построить одну из ных.

— Чем может помочь какое бы то ни было оружие против столь могучей твари, как Скьяландир?

— Мени казалось, шо теперь ты должен больше доверять моим машинам, Феликс Ягер.

— Я доверяю твоему мастерству, Малакай, но…

— Ладно, я не думаю, шо могу тебе за це виныть. Вне всяких сомнений, це чертовски велыка зверюга. И, тем не менее, её можно убыть правильным оружием. Як и любе живе существо.

— Что же ты строишь? — спросил Феликс, бросая взгляд на чертежи.

Малакай сдвинулся, чтобы встать между Феликсом и развёрнутыми листами пергамента. По предположению Феликса, подобно всем инженерам–гномам, Макайссон становился более чем раздражительным, когда дело касалось того, чтобы поделиться своими чертежами с миром. Эти гномы весьма скрытные создания.

Макайссон с мгновение рассматривал Феликса, а затем усмехнулся.

— Дывысь, коли хочешь, — разрешил он, отступая в сторону, — Хотя я думаю, шо ты в ных ни бельмеса ни смыслишь.

Феликс посмотрел на чертежи и понял, что гном был прав. Синие листы покрывали какие–то закорючки. К некоторым из линий были присоединены рунические символы, а к другим — ничего. Это было похоже на свиток, написанный крайне ненормальным астрологом.

— Ты прав. Я понятия не имею, что они означают, — признался Феликс. — Что это такое?

Макайссон удовлетворённо потёр свои мясистые ладони.

— Ты скоро побачишь, не переживай. А теперь мотай отседова, Феликс. У мене полно работы и не так уж багато времени.

С этими словами он выставил Феликса из мастерской на улицу. Феликс устало потащился обратно во дворец. Пора было сообщить новости Ульрике. Почему–то он был уверен, что она им не обрадуется.

7. Подготовка

Феликс оглядывал таверну затуманенным взором, не беспокоясь по этому поводу. „Железная дверь“ была пристанищем голытьбы: истребителей, туннельных бойцов, инженеров–ренегатов, бродячих наёмников и прочих. Она имела репутацию самого мерзкого притона в городе короля истребителей, что говорило само за себя. Но, несмотря на это, он отметил, что угрюмые и покрытые шрамами гномы держатся от их стола на почтительном расстоянии. Феликс был только рад. Тут он был единственным из людей, и потому не сомневался, что без сопровождения Готрека и Снорри быть ему в большой беде.

Феликс понимал, что пьян. За последние несколько дней он, казалось бы, только и делал, что напивался. В то время как Ульрика изучала карты и готовилась к отправлению, Борек и Макс прочёсывали библиотеки в поисках дополнительной информации о драконе, а Малакай строил свою машину, Феликс и истребители в основном накачивались элем. А почему бы и нет? Делать всё равно было нечего. Его ссоры с Ульрикой становились всё эмоциональнее, а перспектива отправиться на Драконью гору не приносила ему радости. Почему бы не напиться? Почему бы не развлечься?

Где Макс? Волшебник снова пропал. Он задерживался не дольше, чем на пару бокалов вина и сообщал им, что ему удалось обнаружить. Той информации, что рассказал Макс, было достаточно, чтобы запил любой человек. Скьяландир был стар и могуч. Он проснулся несколько месяцев назад, и за это время сжёг дотла большинство городков и выдворил множество гномов с высокогорных равнин. Призванные селянами отряды наёмников не возвратились, как и те истребители, что отправились убивать дракона. Опасались, что однажды чудовище может напасть на Карак Кадрин. Никто понятия не имел, что при этом может случиться, но все понимали — будет несладко. Так почему бы не напиться? Возможно, Ульрика не одобряет — ну и что? Раз уж она заявила, что Феликс не должен указывать, чем ей следует заниматься, то почему он должен позволять командовать собой? Феликс будет напиваться, если захочет, а она пускай себе дуется.

Теперь он пьян, и неслабо. Так они и сидели: Готрек, Снорри Носокус и сам Феликс. Возможно, он опьянел чуть менее остальных, но был от этого в полушаге. Он не выпил и четверти того, что осушили гномы, однако гномий эль был гораздо крепче человеческого и, в отличие от гномов, Феликс к нему не привык.

Таверна была заполнена. Вокруг находились бывалые гномы–воины, вроде тех, которых Феликс видел, с боем пробиваясь через залы Караг–Дума. Раздумывая над этим, он обнаружил, что за ними наблюдают.

В тёмной нише таверны притаился незнакомец. Черты его лица были скрыты тенью, но по очертаниям Феликс определил, что у того имеется возвышающийся хохол волос, что было признаком истребителя. Должно быть, незнакомец осознал, что Феликс смотрит на него, и высунул голову из тени. Феликс увидел гнома с узкими чертами лица, неприятным взглядом и коротко подстриженной бородой. Его хохол был покрашен в серый цвет и был короче, чем у Готрека. Незнакомец был некрупным и чересчур худым для гнома, а его челюсти постоянно двигались, словно тот что–то жевал. Лицо и обнаженные руки были покрыты странным сочетанием татуировок. Незнакомец неторопливо приближался к их столу. Феликс заметил притороченный к его ноге длинный кинжал и короткую рукоять кирки, выступающую над плечом.

На незнакомце были чёрные штаны, жилет и серая безрукавка.

— Слышал, собираетесь найти дракона, — произнёс незнакомец.

У него был низкий голос, а слова он, казалось бы, произносил уголком рта. Глаза украдкой оглядывали троицу за столом.

— И что с того? — спросил Готрек.

— У драконов имеется золотишко.

— Я и это слышал. Тебе–то что?

— У Скьяландира, по–любому, должна быть большая сокровищница. Старый змей наводил ужас на эти горы почти тысячу лет.

— Нас интересует не его золото, а его голова. Я собираюсь убить тварь или погибнуть, — заявил Готрек.

— Если Снорри Носокус не доберётся туда раньше, — заметил Снорри.

— Несомненно. Я так и понял. Для истребителя это станет достойной смертью. Я тоже собираюсь попробовать.

— Не смею тебе мешать, — сказал Готрек. — Только не путайся у меня под ногами.

— Разумно. Не возражаете, если я ненадолго присяду и выпью с вами?

— Сколько угодно, пока ты в состоянии сам оплачивать своё пиво, — пригласил Готрек.

— Я в состоянии, да ещё и вас разок угощу, — произнёс чужак.

Готрек и Снорри вытаращили глаза. Феликс сделал вывод, что подобное поведение гномам несвойственно.

— Стег, именуемый некоторыми Легкопалым, к вашим услугам.

— Вор, — бестактно заметил Готрек.

— Некогда был им, к моему стыду, — сказал Стег. — Но теперь я истребитель.

— Ты попался! — догадался Снорри Носокус.

— Ага, в сокровищнице клана Форгрунд с янтарным ожерельем в руках.

Истребители с интересом посмотрели на Стега.

— Я удивлён, что форгрундцы не отрезали тебе бубенцы.

— Собирались. Сначала они бросили меня в свою темницу, но я вскрыл замки и сбежал. Из их крепости наружу есть тайный проход. Разумеется, попавшись и будучи разоблачён, я покрыл себя позором, потому и стал истребителем.

— Позор из–за того, что попался!? — Готрек чуть не слюной брызгал.

Феликс не удивился возмущению Готрека. Тот всегда умудрялся произвести впечатление, что у гномов мерило честности выше, чем у людей. Стег, похоже, являлся тому опровержением. Однако Феликс полагал, что вор кажется немного странноватым для гнома. Его манеру выражаться почти можно было охарактеризовать, как хвастливую, что было полной противоположностью замкнутости Готрека и Снорри. «Он что, не совсем вменяем? — думал Феликс. — С другой стороны, а много ли вменяемых среди истребителей?»

— Да. Раз уж меня разоблачили, никто не желал со мной общаться, мой клан изгнал меня, помолвленная со мной девушка отреклась, что оказалось особенно несправедливым, потому как ожерелье я хотел всего лишь преподнести ей в качестве свадебного подарка.

Готрек пристально разглядывал Стега. Снорри уставился с беззастенчивым изумлением. Наглым и совершенно рассудительным тоном Стег признался в наиболее гнусном для гнома преступлении. Если Стег и обратил внимание на их реакцию, то не подал вида.

— Поэтому я отправился в храм Гримнира, чтобы обрить волосы и остричь бороду.

— Ты не выглядишь особо пристыженным, — произнёс Феликс.

Стег покосился на него.

— Молодой человек, по профессии я замочных дел мастер, а вор по необходимости. Мне стыдно, потому что я опозорил мой клан и попался по причине недостатка мастерства. Я попытаюсь искупить свои преступления смертью, но, прежде чем умру, намереваюсь возместить ущерб тем, кому навредил. Так как украденное золото я потратил, то возмещу его из моей доли драконова богатства.

Феликс изучал гнома взглядом. Он гадал, искренен ли Стег. Возможно, тот страдает от золотой лихорадки и попросту желает подобраться к сокровищам. Возможно, он вообще не настоящий истребитель, а просто собирается примазаться к ним и украсть сокровища. Кто знает? Хотя Готрек выглядел немного смягчившимся после объяснений Стега. Он более не выглядел так, словно хотел опустить свой топор на повинную голову вора. Феликс обнаружил, что сам заинтересовался рассказом Стега.

— Так ты замочный мастер? Я слышал, что замочные мастера гномов необыкновенно искусны.

— Так и есть. Полагаю, что это ещё одна из причин, по которой я встал на путь преступления. Вызов. Я хотел доказать своё превосходство над остальными замочными мастерами, преодолевая их творения.

Готрек фыркнул.

— Есть некоторые вещи, о которых лучше не говорить.

— Снорри думает, что хочет ещё пива.

— А Феликс думает, что пойдёт, пошатываясь, обратно во дворец, — сказал Феликс.

— Побереги свой кошелёк, — произнёс Стег.

Феликс улыбнулся и, похлопав по своему ремню, обнаружил, что кошелька там нет. Стег протянул кошелёк в своей большой ладони.

— Прости, — сказал он. — От старых привычек сложно избавиться.

Ульрика сидела в библиотеке короля истребителей. Светильники зловеще мерцали, освещая многочисленные ряды и картотечные ящики, содержащие свитки, книги в кожаных переплётах, карты и прочие документы. Библиотека короля истребителей была неожиданно хорошо меблирована. Большинство книг были для Ульрики нечитабельны, потому как написаны были рунами гномов, но тут имелась хорошая подборка книг людей и полным полно карт горной местности. Они были выполнены гораздо детальнее и аккуратнее, чем карты людей. Казалось, гномы скрупулёзны до мелочей.

Перед ней на низком столе гномьей работы была развёрнута карта гор, последнее творение королевских писцов, отбражающая местность вокруг города на многие сотни лиг. Небольшие пиктограммы изображали городки и деревни, и понять их смысл было просто. Золотой топор означал золотую шахту. Красный топор — угольную или железную. Лодка изображала порт, откуда паромы или корабли могли плыть вниз по реке. Главные дороги были отмечены толстыми красными линиями, просёлочные - более тонкими. Опасные проходы сквозь недра гор были линиями красных точек. Перекрещенные мечи показывали места сражений. Головы орков отмечали, вероятнее всего, стойбища каких–то племён зеленокожих.

Глядя на карту, Ульрика видела, что перевал Пиков спускается к низменностям восточной Империи. Путь был чист, но эта дорога ко двору Ледяной Королевы была кружной и длинной. Быстрейший путь на север в Кислев лежал вдоль старого Главного тракта в Карак Унгор, а затем вниз по реке Урской до города Кислев. К сожалению, поперёк того, что на более старых картах являлось основным торговым путём, лежал символ дракона, вынуждая толстую красную линию замысловато изгибаться между вершинами, делая путь куда длиннее, чем когда–то.

«Похоже, Феликс был прав, — печально подумала она. — Возможно, быстрее будет дождаться окончания ремонта воздушного корабля. Учитывая, что тот может пролететь мимо дракона, так будет намного быстрее и куда безопаснее, судя по количеству орочьих значков на карте». Глядя на карту, Ульрика понимала, что быстрейший путь — отправиться с истребителями вдоль Главного тракта в Карак Унгор.

А может, она попросту желает в это верить, чтобы они могли оставаться вместе немного дольше. Что раздражало, расстраивало, но заодно и печалило. Это была одна из тех причин, что вызывали такую напряжённость в их взаимоотношениях. Ульрика хотела быть с Феликсом, и это желание заставляло её уклоняться от обязанностей по отношению к отцу и стране. Она понимала, что обязана доставить сообщение отца в Кислев. Негодование Ульрики было вызвано тем, что долг службы разлучает её с Феликсом, и точно так же она злилась на него, отвлекающего её от выполнения обязанностей.

Ульрика больше не была уверена в своих чувствах к Феликсу. Пока они находились в разлуке, она постоянно грезила наяву о его возвращении, но само возвращение изменило положение дел. Он теперь был не фантазией, а реальной личностью, которую она временами находила довольно раздражающей, с его рассудительностью и изысканными манерами. По большому счёту, он вырос в столице цивилизованного мира, а она была дочерью пограничного дворянина полуварварской страны. Ульрика не представляла себе, какие разногласия могло это вызвать. Ссылки Феликса на поэтов, театральные постановки и книги ни о чём ей не говорили, временами заставляя Ульрику ощущать себя глупо. Феликсу же недоставало честного и прямолинейного подхода её соплеменников, а за свою жизнь он побывал так далеко и повидал столь много, что это пугало. При дворе в Мидденхейме Ульрика чувствовала себя дикаркой и находилась не в своей тарелке среди изысканных дам. Иногда Феликс вызывал у неё похожие чувства.

Более того, Ульрика ощущала беспокойство, что близость между ними развилась столь быстро и решительно. Всю свою жизнь она сдерживала эмоции под контролем. Она росла, чтобы стать воином, сражаться наравне с мужчинами, стать для отца подобием сына, которого тот в действительности хотел. Статус наследницы также заставлял сохранять эмоциональную дистанцию с любым мужчиной. И Ульрика не была уверена, хотела ли она устранения этой дистанции.

А тут ещё его пьянство. Ульрика выросла среди крепко выпивающих мужчин, но в Кислеве попойки ограничивались праздниками и торжествами. Уж слишком опасное это место, чтобы кто бы то ни было отваживался напиваться до беспамятства чаще, чем несколько раз в год. С момента, как они достигли города, Феликс бывал пьян ежедневно. Это её беспокоило.

Ульрика покачала головой. Как это на неё непохоже. Впервые в жизни она ощущала нечто подобное. Так переживать по поводу того, что думает о ней мужчина, и что она думает о мужчине. В прошлом она подбирала себе любовников в соответствии со свободными нравами аристократов своего народа — на ночь удовольствия. У неё никогда не было бурных эмоциональных романов или каких–либо душевных переживаний. Но в тех отношениях с мужчинами всё было понятным, обе стороны знали, что ожидают друг от друга. Ульрика не была уверена в том, что вообще понимает Феликса. И не была уверена, что у них может быть совместное будущее.

«Хотя какое это имеет значение? — невесело усмехнувшись, подумала Ульрика. — Наступают орды Хаоса, впереди тяготы и опасности пути — весьма вероятно, что вообще не будет никакого будущего, и, стало быть, переживать бессмысленно». Она выбросила подобные мысли из головы и вернулась к изучению карты, выискивая лучший маршрут к своей цели. Похоже, лучший путь — присоединиться к истребителям.

Ульрика услышала, как открылась дверь, и кто–то вошёл в библиотеку. Шаги принадлежали человеку, однако не были лёгкой поступью Феликса. Подняв голову, она увидела Макса. Он бросил на неё пристальный взгляд и подмигнул.

— Итак, я не единственный, кто жжёт ночами ламповое масло, — произнёс Шрейбер.

Она кивнула, прикидывая, что же он думает. По взгляду глаз Макса вполне возможно было предположить, что тот пришёл сюда, зная, где её искать. В усадьбе отца Ульрики, Макс постоянно натыкался на неё, якобы случайно. В его дыхании тоже ощущался запах алкоголя.

— Что ты тут делаешь, Макс? — спросила она.

Шрейбер широко улыбнулся.

— Я воспользовался возможностью осмотреть библиотеку короля гномов. Понимаешь ли, они сберегли множество старых книг из тех, что редко встретишь в Империи. Некоторые переведены с гномьего писцами–людьми.

— Я никогда не подозревала, что существуют люди, способные читать по–гномьи.

— Среди кислевитов грамотность не считается выдающимся талантом, — заметил Макс.

Ульрика заметила иронию в его голосе. Это напомнило ей Феликса, и она почувствовала, как поднимается в ней злость. Не ведающий о том Макс продолжил:

— Среди граждан Империи отношение к грамоте иное. Некоторые умеют не просто читать, но читать гномьи руны.

— Я думала, что это тайный язык, который гномы берегут для себя.

— Теперь так. Но так было не всегда. Когда–то отношения между гномами и людьми были более доверительными, и во времена Сигмара Хельденхаммера многие обучались языку гномов. Руны гномов послужили основой для первых алфавитов людей. Согласно Незавершённой Книге, не вызывает сомнений, что Сигмар общался с гномами на их родном языке.

— Сигмар был богом.

— Принявшим человеческий облик. Его первые жрецы тоже могли разговаривать на гномьем. Они передавали знание тем, кто приходил им на смену. Гномий по сию пору используется многими учёными–церковниками.

— Ты утверждаешь, что есть люди, умеющие на гномьем говорить?

— На древнем варианте языка, который не особо отличается от современного. Представители Старшей Расы весьма консервативны, и их язык не многим изменился за прошедшие две с половиной тысячи лет. И если ты способен говорить на старом варианте языка, то сможешь объясниться и на новом варианте. И, с большой вероятностью, сможешь на нём читать.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Помимо того, что я маг, я ещё и учёный. И, подобно многим учёным, в молодости обучался в храмах. К тому же, в наши дни магам необходимы практические знания богословия и богослужения, чтобы не иметь проблем с охотниками на ведьм. Церковь по–прежнему не испытывает к нам нежных чувств. Поэтому довольно часто нам приходится доказывать, что мы богобоязненные люди.

Ульрике вспомнились предрассудки её сограждан и ненависть, которую многие из последователей Ульрика испытывали к магам в Мидденхейме.

Она видела кое–какой смысл в словах мага.

— А ты богобоязненный человек, Макс Шрейбер? Или подвергаешь опасности свою душу?

— Я гораздо набожнее, чем ты можешь предположить, Ульрика Магдова. Я всю свою жизнь был врагом Хаоса, и неважно, что могут подумать об этом охотники на ведьм.

— Макс, нет необходимости убеждать в этом меня. Я видела твой бой со скавенами.

Шрейбер подошёл и сел напротив неё. Определённо, в его дыхании ощущался винный дух.

— Вижу, ты замышляешь путешествие. Собираешься поохотиться на дракона, а?

— Нет. Я пытаюсь отыскать дорогу в Кислев, чтобы донести до нашего народа предостережение отца. Царица должна узнать о надвигающемся вторжении.

— Стало быть, с гномами идти не собираешься? Феликс–то идёт, не так ли?

— Феликс поклялся сопровождать Готрека. Я не стану просить его нарушить клятву.

Ульрика была не совсем уверена, чем вызвано то выражение, что появилось на лице Макса. В тусклом свете было сложно утверждать, удивлён тот, обрадован, встревожен или всего понемногу.

— Я думал, что вы неразлучны, — в итоге произнёс Шрейбер.

— Мы лишь спим вместе, ничего больше.

Даже произнося те слова, Ульрика сознавала, что это неправда. Однако в действительности ситуация была достаточно схожей, а потому она не ощущала себя лгуньей. Макс поморщился. Он ревнует, или это нечто иное?

— Что такое? — поинтересовалась Ульрика.

— Просто кислевитки немного более прямолинейны в… делах сердечных, чем привыкли мужчины Империи.

— Мы честны.

— Несомненно. Но ты застала меня врасплох, вот и всё. В Империи дамы не говорят о подобных вещах.

Ульрика уставилась на него.

— Тем не менее, они, безусловно, занимаются подобными вещами. Я провела достаточно времени при дворе в Мидденхейме, чтобы убедиться в этом. Мы, кислевитки, уж по крайней мере не лицемерим!

К её удивлению Макс захохотал.

— Да. Верно. Ты права.

— И нет необходимости говорить со мной свысока.

— Я и не думаю, — заметил Шрейбер, изменив тон. — Как ты собираешься отправиться в Кислев? Пешком?

— На лошадях, если сумеем отыскать здесь хоть каких–нибудь.

— Сколько вас? Будешь нанимать телохранителей?

— У меня есть Олег со Стандой, и мой верный меч. Зачем мне кто–то ещё?

— Путь отсюда до Кислева долог и полон опасностей, — он помедлил мгновение, словно что–то обдумывая. — Возможно, ты сможешь взять в дорогу ещё один меч, и даже больше чем меч — целого мага.

— Ты предлагаешь свои услуги?

Ульрика внезапно почувствовала себя неловко. Она ничуть не была уверена, что желает ехать с Максом, хоть тот и могучий волшебник.

— Да.

— Я подумаю.

— Я тебе пригожусь, — уверенно произнёс он. — В этих горах есть орки, а среди них есть шаман. Чтобы сражаться с магией, нужна магия.

— Я уже сказала, что подумаю, — отрезала она, вставая, чтобы уйти.

Макс поклонился, пожелав ей доброй ночи. Пока Ульрика шла к двери, она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Шрейбер открыл рот, собираясь что–то сказать.

— Я люблю тебя, — внезапно произнёс Макс.

— Ты пьян, — отозвалась она, выходя за дверь.

Но она всё равно услышала, как он произнёс вслед:

— Так и есть, но это ничего не меняет.

Прогуливаясь по коридору, она обнаружила, что пришла к решению. Она отправится вместе с Феликсом и Готреком по Главному тракту до поворота на Урской; а если им удастся пережить путешествие, дальше отправится на север с Олегом и Стандой. Ульрика почувствовала себя так, словно тяжесть свалилась с её плеч. Ей с нетерпением захотелось увидеть Феликса и оказаться с ним в постели. Они сильно отдалились друг от друга за последнее время, и Ульрика ощущала долю своей ответственности за это. Она сделает попытку помириться.

Стоя в библиотеке, Макс ощущал себя глупо. Вино, ранее принятое в „Императорском грифоне“, ещё оказывало на него воздействие, и он чувствовал, как заплетается язык. С одной стороны, он был рад, что высказался, но с другой, был глубоко смущён отказом. Макс обнаружил, что жизнь, проведённая в изучении магии за пропахшими плесенью старыми книгами, никоим образом не подготовила его к общению с реальной женщиной. У Шрейбера было чувство, что он с самого начала повёл разговор неправильно.

Это отвратительно. Ему следует взять себя в руки. Максимилиан Шрейбер — магистр магии Золотого Колледжа и тайный брат древнего ордена Золотого Молота, а не какой–то там сопляк–студент. Ему не пристало подобным или вообще каким–либо способом терять самоконтроль. Учитывая его силу, так легко может произойти беда. Макс слишком хорошо знал истории о магах, что спьяну учиняли ужасающий разгром. И он не собирается последовать их примеру. Для этого он слишком мудр. Он никогда не воспользуется своими силами в состоянии опьянения. Каков бы ни был повод.

«А тут темно, — подумал Макс. — Ничего не видно из–за слабого освещения». Он знакомым замысловатым движением повёл пальцами и почувствовал, как откликаются ветры магии. Светящаяся сфера приглушённого жёлтоватого света возникла в пространстве около его руки. Макс покатил её и оставил парить в воздухе посреди помещения. Свет сферы странно мерцал, словно что–то оказывало влияние на способность Шрейбера контролировать магию. Возможно, старые защитные руны гномов. Возможно, нечто иное. Сейчас Макс не собирался беспокоиться по этому поводу.

Он покачал головой и обратил внимание на карту, которую изучала Ульрика. Было не сложно сделать выводы из того, что на ней изображено. Пробуждение дракона, вне всяких сомнений, изменило положение вещей в этой части гор Края Мира. Повсюду племена орков. Города уничтожены. Торговые пути перекрыты. Он мог легко представить себе лавину вызванных этим неприятностей.

Пробудившийся дракон начал разрушать города людей и гномов, поедать их стада. Это привело к тому, что стали хуже охраняться торговые пути и горные перевалы. Орки и прочие мерзкие существа воспользовались неразберихой, чтобы укрепить своё положение. Караванные пути удлинились, а из–за возросшей опасности наёмники подняли плату за свои услуги. В местных горах и городах людей в Остермарке поднялась цена на товары. Единственное событие вызвало волны, которые прокатились через сотни лиг, затронув тысячи людей, которые никогда в жизни даже не увидят дракона и верят, что драконы всего лишь миф.

«Насколько часто похожие цепочки событий затрагивают владения людей? — гадал Макс. — Несомненно, их куда больше, чем ему известно. Кажется более чем вероятным, что некоторое количество подобных происшествий, случившись одновременно, способно вызвать крушение Империи. Для начала, глядя на эту карту, трудно понять, каким образом гномы смогут быстро провести армию через горы, если дракон и орки решат тому воспрепятствовать. Даже если гномы захотят оказать помощь Кислеву против наступающих легионов Хаоса, у них может не получиться. Разумеется, есть ещё „Дух Грунгни“. Воздушный корабль даст возможность очень быстро перебросить множество воинов. Возможно, вот он ответ. Если могучую машину смогут починить. Но даже если так, однажды дракон её едва не уничтожил. Возможно, он попытается снова и на сей раз преуспеет».

Макс покачал головой. Он сознавал, что просто пытается отвлечься от своей неразделённой страсти к Ульрике. Или ситуация не столь безнадёжна? Похоже, что между Ульрикой и Феликсом не всё идёт гладко. Возможно, он ещё получит свой шанс, особенно, если Ульрика и господин Ягер отправятся в путешествие порознь, а Макс присоединится к ней. Кто знает, что тогда может произойти? Шрейбер позволил порыву надежды угаснуть. Из того, что Ульрика с Феликсом могут расстаться, ещё не следует, что она поедет с Максом.

Шрейберу едва не захотелось расхохотаться. Почти на пороге крупнейшее за последние два столетия вторжение сил Тьмы, а маг, поклявшийся противостоять Хаосу, расселся тут и думает лишь об этой единственной девушке. Каким–нибудь способом, но он должен восстановить соразмерность своих чувств. Макс подошёл к шкафам и изучил книги.

Несомненно, тут находилось порядочное количество книг, включая несколько копий Книги Обид Карак Кадрина, насчитывающей более трёх тысяч лет. Более ранние записи были выполнены практически на чистейшем древнем языке гномов, который он изучал в молодости. Макс перелистывал страницы, пока вскоре не захрапел, откинувшись в кресле, а книга древних повествований о вероломстве, предательстве и унынии выскользнула из его руки.

Феликс, пошатываясь, вошёл в комнату, что делил с Ульрикой. Он не особо устойчиво держался на ногах, и потому, видимо, с треском провалились его старания не производить шума. Он уже споткнулся о ночной горшок и выронил меч, который упал на пол с громким металлическим лязгом. Феликс понимал, что Ульрика не спит, хотя та в кровати не пошевелилась. И гадал, как долго она его ждала.

— Итак, ты, по–обыкновению, пьян, — произнесла Ульрика сердитым голосом.

— Сама ты напилась, — тупо возразил Феликс. — Я думал, ты пойдёшь в королевскую библиотеку, чтобы спланировать маршрут до дома.

— Не я. Макс напился.

— Ты, стало быть, пила в компании господина Шрейбера, — в угрюмом тоне, которым было это произнесено, Феликс умудрился выразить такую ревность, что и сам удивился.

— Нет. Я была в библиотеке, а он пришёл уже в подпитии.

— Чем же ты тогда занималась?

— Мы разговаривали.

— О чём?

— О языке гномов, если тебе вообще есть до этого дело.

— У тебя внезапно возник интерес к гномьему языку?

— Карты и книги в библиотеке, в большинстве своём, написаны на нём.

— Ну, бесспорно, это придаёт делу смысл, — с нескрываемой иронией заметил Феликс.

Он начал снимать свою одежду, готовясь ко сну.

— Ты умеешь быть противным, Феликс Ягер.

— По всей видимости. А господин Шрейбер не таков?

— Макс, по крайней мере, предложил сопровождать меня до Кислева.

Феликс почувствовал, как сводит его желудок. Он не ожидал, что её слова смогут настолько его задеть. Повалившись на кровать подле Ульрики, он украдкой взглянул на неё. В темноте невозможно было прочитать выражение её лица. Но, судя по голосу, она была расстроена. Феликс помедлил, раздумывая над тем, что сказать. Молчание растянулось, словно бескрайняя голая пустыня, угрожая поглотить всё, что он собирается высказать.

— Я поеду с тобой в Кислев, — наконец произнёс Феликс.

— А как же дракон?

— После того, как он будет убит…

— Вот как, значит, ты поедешь после того, как будет убит дракон…

— Я дал клятву, и знаю, что вы, кислевиты, думаете о клятвопреступниках.

И снова повисла тишина. Ульрика больше ничего не произнесла. Феликс раздумывал, что ещё сказать, но пиво ударило в голову, и щупальца дремоты, навеянной алкогольным опьянением, погрузили его в море сна.

А когда утром Феликс проснулся, Ульрика уже ушла.

С зубчатой стены над внутренним двором дворца короля истребителей Макс наблюдал, как всходит над горами утреннее солнце. Во рту он ощущал сухость. Болела голова. Бурчало в животе. Так он не напивался уже очень давно, со времён студенчества. Шрейбер испытывал смутное чувство стыда и замешательства. Он понимал, что в какой–то мере это всего лишь последствия похмелья. Однако к этому примешивалось осознание того, что он сказал Ульрике нечто из того, что следовало, по–хорошему, оставить при себе. Кроме того, он ещё и злился на себя за то, что напился. Для магистра магии сие не есть хорошо. Макса бросило в дрожь, когда он обнаружил, что в состоянии опьянения воспользовался заклинанием, пусть даже столь простым, как вызов световой сферы. Даже в идеальных обстоятельствах магия представляет собой коварную и опасную штуку и без того, чтобы добавлять сложностей воздействием алкоголя. Макс помнил, что по этому поводу говорил его старый наставник Джаред: «Пьяный чародей — это глупый чародей, а глупый чародей довольно скоро становится мёртвым чародеем».

Шрейбер сознавал — случившегося не следовало допускать, понимая при этом, что на то были свои причины. Он маг. Он осознал состояние своего разума. Медленно и беззвучно считая до пяти, Макс сделал глубокий вдох. На счёт десять он задержал дыхание, затем, досчитав до двадцати, сделал медленный выдох. Проделывая это, он старался очистить свой разум, как учили его наставники.

Поначалу не получалось. Болезненные ощущения в желудке и головокружение препятствовали его попыткам. «Вот и ещё одна из опасностей опьянения, — подумал Макс. — Мне было бы сложно защитить себя, напади сейчас враг». Он выругался, понимая — подобные мысли сами по себе являются знаком, что ему не удаётся выполнить даже это простейшее магическое упражнение. Он продолжил, концентрируясь на своём дыхании, стараясь ощутить спокойствие и расслабленность, стараясь, чтобы напряжение отпустило мышцы.

Постепенно стал проявляться эффект упражнения. Мысли Макса стали спокойными и неторопливыми. Болезненные ощущения, казалось бы, начали пропадать. Напряжённость оставляла его. Краем своего сознания он начал замечать колебания течений магии. В сознание Макса проникли цветные завихрения: красные, зелёные и преобладающие над ними золотые. Он стал представлять себя пустым сосудом, который начинает заполнять энергия. Магия мягко вытеснила симптомы недомогания, сознание начало всё более проясняться и наполняться золотистым светом. Макс почувствовал себя обновлённым. Прикосновение магии напоминало эффекты воздействия некоторых из тех наркотических средств, с которыми он экспериментировал под наблюдением своих наставников. Оно принесло ему ощущение прилива сил и лёгкое эйфорическое состояние. Чувства обострились. Макс начал ощущать ветер, нежно ласкающий его кожу. Лёгкое покалывание, вызываемое прикосновением шерстяных одежд. Тепло камней под пальцами. Макс мог слышать слабые голоса гномов, раздающиеся в глубине дворца, которые ранее замечал лишь подсознательно. Свет стал ярче и зрение его прояснилось.

Прояснились и иные чувства, помимо тех пяти, которыми обычно пользуются представители человечества. Макс мог чувствовать течение магии вокруг себя и слабое излучение живых существ. Он мог чувствовать мощь рун, которые были составной частью сооружений гномов, и способ, которым руны трансформировали примитивные формы энергии в магическую защиту. Макс сознавал, что непостижимым для обычных смертных способом может воспользоваться этими формами энергии и трансформировать их во что угодно. В этот миг Макс ощущал чрезвычайное оживление и настоящую радость, которые, как он был уверен, доступны лишь пониманию чародеев.

Добившись освобождённости разума от мыслей, он сохранял это состояние несколько мгновений, а затем, сделав выдох, вернулся к размышлениям, рассматривая своё существование уже с новым пониманием и ясностью.

Теперь Шрейберу стало ясно, что напился он в результате того, что события в его жизни начали выходить из под контроля. За последнее время он подвергся воздействию серии происшествий, которые были чужды нормальному течению его размеренной жизни учёного. Макс принял участие в сражении, в чародейском поединке бился с магом гораздо сильнее себя. Он легко мог погибнуть и в поединке, и в сражении со скавенами. Он влюбился — страстно, неудержимо и почти неожиданно для самого себя. Возможно, в глухомани Кислева, вдали от родины, напряжённо ожидая возвращения воздушного корабля, Макс был более уязвим для подобного чувства. Верно, Ульрика красивая женщина. Но ему встречались и более красивые, и Макс не влюблялся в них до беспамятства. Как бы то ни было, причины не имеют значения, в отличие от самого факта, что подобное произошло именно с ним. Он ревновал, доходил до отчаяния, испытывал злость, которую едва ли сознавал, и всё это заставляло его совершать неверные поступки и испытывать соблазны, ранее ему неведомые. Макс сознавал, что вся эта история угрожает его душевному спокойствию, и даже, некоторым образом, его душе. Его влечение к женщине привело к тому, что он рассматривал мрачные варианты, которые должны были оставаться для него запретными, и раздумывал над вещами, о которых никогда не должен был и помышлять. Макс зашёл настолько далеко, что прошлой ночью воспользовался магией, будучи пьян. Это счастье, что он оказался не настолько пьян, чтобы применить некоторые из известных ему заклинаний, которые подчиняют других его воле.

Шрейбер закрыл глаза и обдумал тайный смысл знаний, доставшихся ему такой ценой. «Слаанеш», — подумал он. Для несведущих, это тёмный бог непередаваемых наслаждений, повелитель демонов, помешанные на удовольствиях поклонники которого предаются оргиям с отвратительной невоздержанностью. И Максу было прекрасно известно, как подобные вещи случаются. Но это не единственная угроза, которую представляет Слаанеш. Он бог соблазнов плоти, утончённых и смертоносных. Даже наимудрейшего он способен завлечь на путь разрушения, убеждая потворствовать своим желаниям. Макс понимал, что Слаанеш может сгубить человека множеством способов: влечение к пьянству, употребление наркотиков, распутство. Макс понимал, что произошедшее с ним прошлой ночью ему следует расценивать со всей серьёзностью, потому как, некоторым образом, это первый шаг на пути к погибели, если подобное будет продолжаться.

Макс сознавал, что не должен делать подобные вещи. Он поклялся противостоять Хаосу и не стать его слугой, для чего столь долго и с таким трудом обучался. Макс понимал, что должен отказаться от Ульрики, выпивки и прочих соблазнов, что могут сбить его с пути истинного, или последствия будут ужасны. Но даже когда Шрейбер принял такое решение, какой–то голос внутри него нашёптывал, что он этого делать не желает, а его новая способность проникать в суть подсказывала, что истина может быть иной.

Возможно, он столь долго изучал деятельность Хаоса по менее возвышенной причине: не потому, что ненавидит его и желает ему противостоять, но потому, что восхищён им. Возможно, всё это время он лишь дурачил сам себя.

Даже твердя себе, что подобная мысль всего лишь очередная из ловушек Слаанеша, Макс слишком хорошо осознавал, что она, хотя бы частично, имеет под собой основание.

Феликс брёл по улице. Он понятия не имел, где искать Ульрику, но, по словам часовых, она, Олег и Станда рано утром вышли из дворца и направились в сторону ярмарочной площади, что стихийно образовалась вокруг „Духа Грунгни“ в долине за стенами города. Тут прослеживался смысл. Она собиралась поискать лошадей для продолжения своего путешествия, а рынок — место получше прочих, где их можно купить.

Направляясь к подножию холма, Феликс заметил, что за ним наблюдает молодой гном необычной наружности. Гном был одет в шкуры, а его голову покрывал розоватый пушок, отчего гном выглядел так, словно недавно побрился. В перевязи за плечом у него был топор. Заметив, что Феликс за ним наблюдает, гном начал продвигаться вперёд и, остановившись в шаге, завязал разговор:

— Ты — Феликс Ягер!

Голос незнакомца, более низкий, чем у большинства гномов, был громким. Рассматривая гнома, Феликс заметил у того на руках замысловатые последовательности татуировок, изображающих огромных, истекающих кровью чудовищ. Под ними была надпись гномьими рунами. Видя, куда смотрит Феликс, гном гордо согнул руки, заставив мускулы напрячься, а татуировки разгладиться.

— Вижу, ты заметил мои тату! Надпись гласит — „Рождённый умереть“!

— Да. Весьма впечатляюще, — произнёс Феликс.

Он пошёл широким шагом, и вскоре гном почти бежал, что успевать за ним. В намерения Феликса не входило быть невежливым, но ему следовало побыстрее разыскать Ульрику и извиниться за своё поведение прошлым вечером. Если молодой гном и посчитал его бестактным, то виду не подал.

— Улли, сын Улли, к вашим и вашего клана услугам, — произнёс гном.

Он попытался поклониться на ходу и едва не споткнулся.

— Рад знакомству, — сказал Феликс, надеясь, что гном намёк поймёт и оставит его в покое.

Его похмелье не способствовало общительности.

— Ты товарищ Готрека Гурниссона, не так ли? Ты держал своей рукой молот Огнебородого?

Пока гном это произносил, в его голосе слышалось благоговение. Феликс не был уверен, в чём причина — в Готреке или в молоте. Он остановился и пристально сверху вниз посмотрел на Улли.

— Да. И что?

— Мне не нравится твой тон, человек! Желаешь вызвать меня на бой?

Феликс оглядел юношу. Тот был мускулистым, вроде обезьяны, что не редкость среди гномов, но он и близко не был столь устрашающ, как Готрек или Снорри Носокус. Однако не было смысла затевать беспричинную драку, особенно с истребителем.

— Нет. У меня нет желания с тобой биться, — терпеливо ответил Феликс.

— Хорошо! У меня нет желания запятнать мой топор кровью человека!

— Нет необходимости кричать, — спокойно произнёс Феликс.

— Не указывай, как мне следует разговаривать! — завопил гном.

Рука Феликса инстинктивно переместилась на рукоять меча. Казалось, юный истребитель немного отшатнулся.

— Я не указываю тебе, как разговаривать, — вежливо, насколько смог, произнёс Феликс. — Я лишь прошу тебя немного успокоиться.

— Я — истребитель! Я не собираюсь успокаиваться! Я поклялся принять смерть в бою с ужасными чудовищами!

Феликс состроил кислую гримасу. Он уже слышал нечто подобное раньше, от Готрека, но почему–то в устах Улли Уллиссона это не выглядело столь же убедительно.

— Ты, вероятно, заметил, что я вовсе не ужасное чудовище, — произнёс Феликс.

— Ты издеваешься надо мной?

— Куда уж мне.

— Хорошо! Я требую должного уважения к истребителю от типчиков такого сорта!

— И что же это за сорт такой? — вкрадчиво спросил Феликс.

Угрожающие нотки появились в его голосе. Ему уже начали наскучивать наезды этого хвастливого грубияна. Казалось, Улли это заметил, и снова сдал назад.

— Люди! Молодая раса! Мужчины Империи!

Стычка собирала толпу гномов–наблюдателей. Феликс слышал, как они бормочут что–то друг другу на гномьем. Некоторые из наблюдателей подталкивали друг друга локтями и указывали на Феликса. Он расслышал, что несколько раз упомянули его имя. Похоже, в городе он довольно известная персона.

— Что я могу для тебя сделать, Улли Уллиссон?

— Это правда, что вы намереваетесь охотиться на дракона Скьяландира?

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— Я ищу достойной гибели.

— Занимай очередь, — спокойно заявил Феликс.

— Что? — проревел Улли.

— Ты не оригинален, — заметил Феликс. — Собираешься составить нам компанию в наших поисках?

— Я собираюсь отправиться на поиски дракона с вами или без вас! Однако, если ты просишь моей защиты, я её предоставлю!

— Я? Нет. Доброго тебе дня, — произнёс Феликс, развернулся и зашагал прочь.

Он не оборачивался, однако слышал, как позади громко бушевал Улли.

— Мы заблудились? Не так ли, проницательнейший из следопытов?

Серому провидцу Танкуолю не понравилось, каким именно образом высказался Ларк. В сочетании с намёком на недоверие к способностям Танкуоля, в тоне слышалась угроза, что не предвещало ничего хорошего для дальнейших отношений между ним и его приспешником. У Танкуоля болела голова. Два дня назад у него закончился порошок искривляющего камня, что не способствовало улучшению дел, потому как Танкуоль ощущал в нём сильную потребность. Возможно, ему стоит понемногу отщипывать от резервных запасов искривляющего камня? Нет! Танкуоль понимал, что должен сохранить очищенное вещество на случай крайней необходимости. Ему может понадобиться энергия.

— Мы заблудились? — снова спросил Ларк.

— Нет! Нет! — прочирикал Танкуоль, отразив в голосе, как он надеялся, абсолютную убеждённость. — Мои силы предвидения таковы, что мы оказались точно там, где и должны были оказаться!

— И что же это за место?

— Ты допрашиваешь меня, Ларк Стукач?

— Я выражаю интерес.

Танкуоль уставился на линию горизонта. Сверкающие вершины, что отмечали границу Пустошей Хаоса, казалось бы, стали намного ближе. «Не обманываюсь ли я из–за острой потребности в искривляющем камне? — недоумевал Танкуоль. — Неужели на моё чувство направления повлияла таинственная притягательность этих заброшенных земель? Или постоянное донимание пустыми вопросами Ларка начало сказываться на моей оценке? Видимо, тут всего понемногу».

И, разумеется, погода нисколько не помогала. Если не шёл дождь, то опускался туман. Если не было тумана, то становилось настолько ярко, что чувствительные глаза скавенов болели, и те были вынуждены закапываться в землю, не желая рисковать тем, что их могут обнаружить. Не имея желания, как обычно, признавать, что люди хоть в чём–то могут превосходить скавенов, Танкуоль сознавал, что человек со спины лошади, скорее всего, заметит их раньше, чем они догадаются о его присутствии. Тут, казалось бы, не было золотой середины. Дожди поливали хуже некуда. Хлестали они жёстко, и практически до нуля снижали видимость. После них шкура Танкуоля оставалась влажной, а чувство обоняния притуплялось. Словно сама стихия сговорилась с врагами Танкуоля подорвать его здравомыслие.

«И действительно, — удивился Танкуоль, — почему мне это раньше не пришло в голову? По всей видимости, эта ужасная погода вызвана заклинанием какого–то врага». У Танкуоля было несколько кандидатов на рассмотрение. «Несомненно одно, — клятвенно пообещал он себе, — возвратившись в цивилизованный мир скавенов, я заставлю кого–то пострадать за те неудобства, что перенёс. И один из кандидатов для неотвратимой мести находится не далее нескольких длин хвоста».

По мере продолжения путешествия, Ларк становился всё более непереносимым. Если тот не был нахальным, то был голодным, и бросал на своего законного господина тревожащие жадные взгляды. А если не это, то он задавал дурацкие вопросы, которые, похоже, подразумевали, что у Ларка не осталось доверия к суждениям серого провидца. «Я тебе довольно скоро покажу, насколько ты ошибаешься», — пообещал себе Танкуоль. Он не готов постоянно сносить дерзости от нижестоящих.

— Ты не ответил на мой вопрос, остроумнейший из провидцев, — произнёс Ларк.

Танкуоль пристально глядел на Ларка, пока не заметил, что тот не отвечает ему взглядом, а вместо этого уставился на что–то за плечами Танкуоля. Серый провидец, зарычав, оскалил зубы. Да это же старейшая из известных уловок. Он не собирается оборачиваться и давать Ларку возможность прыгнуть себе на спину. Стукач что, за неразумного крысёныша его принимает?

— Ты на что уставился? — спросил Танкуоль?

— Почему бы тебе не воспользоваться своими невероятными силами предсказания и не выяснить это самостоятельно? — предложил Ларк. — Возможно, тебе удастся узнать, что нам предвещает то чудовищное облако на горизонте, и не оно ли каким–то образом является причиной сотрясания земли под нашими лапами.

Сперва Танкуоль подозревал, что Ларк издевается над ним, а потом ощутил, что земля, несомненно, дрожит. Отважившись бросить быстрый взгляд за плечо, он обнаружил, что там во весь горизонт растягивается огромное облако, закрывая собой всё, даже горные вершины.

— Какое–то неизвестное и загадочное природное явление, — предположил Танкуоль.

— На мой взгляд, больше похоже на наступающую армию, могущественнейший из хозяев. Весьма и весьма огромную.

Ларку не очень–то удалось не выказать страх в своём голосе. За что Танкуоль его нисколько не винил. Если то облако и в самом деле подняла армия, то она огромнее всех, о которых когда–либо слышал Танкуоль.

Он вздрогнул. Тут уж ничего не остаётся, как спрятаться и ждать.

Ульрика оглядывала ярмарочную площадь, которая стихийно возникла вокруг лежащего за городскими стенами воздушного корабля. Сотни гномов стояли по периметру ограждения и с благоговением смотрели на могучее судно. В толпе сновали жонглёры и глотатели огня. Продавцы пирожков торговали своим товаром с лотков, закреплённых на шее. Торговцы пивом несли сквозь толпу огромные кувшины с пенящимся напитком, наливая пива всем желающим за несколько медяков. Высоко над Ульрикой на ходулях возвышался гном, отпускающий в толпу шуточки. Менестрели на всеобщей речи исполняли придуманные баллады о великом путешествии воздушного корабля.

Ульрика была разочарована. Лошадиный рынок оказался совсем не похож на таковые. Там продавались лишь существа, которым ни за что не выдержать долгий переход на север: пони для работы в шахтах, мулы и клячи, на которых в жизни не сядет ни один кислевит. К её досаде, это показывало, что Феликс снова оказался прав. Гномы не славятся ни своей кавалерией, ни своими знаниями лошадиной породы. Ульрика стиснула зубы. Сегодня она не собирается позволять мыслям об этом мужчине раздражать её. Она не желала поддаваться своему гневу. Прошлой ночью она была готова помириться с Феликсом, пока тот не показал себя нализавшимся пьянчугой. Теперь он будет извиняться перед ней.

Прежде Ульрика никогда не видела так близко столь многих гномов. Тут их должно быть сотни и даже тысячи, и большинство из них в лёгком, по меньшей мере, подпитии. Все они были решительно настроены праздновать в собственной суровой манере. Похоже, что возвращение молота Огнебородого стало для них событием великой важности. Хотя и непохоже, что гномам требовалось какое–либо оправдание, чтобы пьянствовать. В этом они были похожи на людей Кислева. Дела у торговцев пивом шли отлично, но от них не отставали кузнецы и торговцы оружием. Похоже, что торговаться, покупать и продавать почти столь же нравилось гномам, как и выпивать.

— Ты красивая девчушка, — раздался глубокий громыхающий голос возле локтя Ульрики.

Она поглядела вниз и увидела стоящего рядом гнома. Тот был приземистым, мускулистым и отталкивающе безобразным. У него был расплющенный нос, на конце которого находилась огромная бородавка, поросшая волосами. Над его бритой головой возвышался хохол окрашенных волос, растущих пучками. В ушах висели огромные золотые кольца.

— А ты истребитель.

— Столь же умна, как и красива, как я погляжу. Не желаешь ли прилечь в кустах? — гном вкрадчиво указал на ближайшие заросли зелени.

Ульрика не сразу поняла, на что тот намекает. А когда поняла, то не знала, что делать — то ли злиться, то ли хохотать. Олег и Станда потянулись за оружием. Ульрика успокоила их взглядом. Она и сама вполне способна разобраться с этим.

— Я так не думаю.

— Сделав это, довольно скоро ты думала бы иначе. Ещё ни одна девушка не пожалела, что раздвинула ноги для Бьорни Бьорниссона.

На этот раз Ульрика расхохоталась. Если это и задело истребителя, он не подал вида.

— Если ты передумаешь, дай мне знать.

— Обязательно, — произнесла она, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Ты знакома с Готреком Гурниссоном, — сказал истребитель. — А с Феликсом Ягером?

Это её остановило.

— Да.

— Как я слышал, они собираются охотиться на драконов.

— Ты слышал верно.

— Тогда я полагаю, что могу к ним присоединиться. Мы сможем видеться чаще, красавица.

Истребитель повернулся и пошёл прочь. Ульрика изумлённо смотрела ему вослед. В итоге она увидела, как тот растворился в толпе рука об руку с двумя накрашенными и немолодо выглядящими человеческими девками.

— Никогда ранее не видел ничего подобного, — заметил Станда, на круглом лице которого отразилось недоумение.

Олег, соглашаясь, подёргал свои длинные свисающие усы.

— Ручаюсь в том, что прежде чем наше путешествие закончится, вы увидите немало странных вещей, — произнесла Ульрика. — А теперь пошли. С тем же успехом мы можем возвращаться во дворец. Лошадей нам тут не найти.

Она до сих пор не могла поверить тому, что только что наблюдала своими глазами. То, несомненно, был самый необычный истребитель из тех, что ей когда–либо встречались.

„Дух Грунгни“ лежал неподвижно. Это было впечатляющее зрелище даже для страдающего от похмелья Феликса. Огромный воздушный корабль лежал в чистом поле у стен Карак Кадрина. Место было огорожено, чтобы удерживать толпу на расстоянии, и окружено стражами–гномами, которые не подпускали посторонних слишком близко. Гондола фактически лежала на земле, привязанная канатами, которые удерживались крюками, заглублёнными в землю, словно колышки для палатки. Множество канатов поднимались к аэростату, проходили через поручни, что шли вдоль его верхней части, и спускались вниз с обратной стороны. Даже сквозь гул толпы наблюдателей, Феликсу было слышно, как скрипели канаты, когда воздушный корабль слабо покачивался. Это зрелище напомнило Феликсу когда–то прочитанную старую сказку о спящем великане, которого, пока тот спал, опутав паутиной канатов, привязали к земле и обездвижили.

Феликс разыскивал Ульрику, но, как и всех остальных, его влекло на площадь, окружающую воздушный корабль. Он улыбался самому себе. Феликс уже настолько привык к „Духу Грунгни“ за время поисков Караг–Дума, что просто позабыл, насколько впечатляющ огромный воздушный корабль. А о зрителях такого не скажешь. Те пришли поглазеть на судно, как могли бы глазеть на какого–нибудь пойманного дракона.

Стражники узнали Феликса, когда тот протолкался к огороженному верёвками пространству, и позволили ему пройти. Подходя к „Духу Грунгни“, Феликс слышал, как зеваки, перешёптываясь, произносят его имя. Подобная известность была для него необычной.

Гномы столпились у фюзеляжа воздушного корабля, обмазывая аэростат смолообразным веществом, которое закупоривало прорехи. Феликс понимал, что вещество изготовлено по какой–то алхимической формуле, известной лишь Макайссону и его подмастерьям. Механики и кузнецы трудились над двигателями и вмятинами на корпусе гондолы, усердно стучали молотами, огромными гаечными ключами закручивали гайки на места. Металлический лязг был оглушающим. Сквозь иллюминаторы Феликс мог видеть, что внутри гномов ещё больше. Похоже, ремонтные работы продвигаются быстро. Борек Вилобородый склонился на свою трость и наблюдал за выполнением работ. Он выглядел старее и печальнее обычного, но когда Борек заметил приближающего Феликса, по его лицу скользнула улыбка.

— Ты видел Ульрику? — спросил молодой воин.

— Мне кажется, я видел, как она с телохранителями направлялась обратно в город.

Феликс подавил своё разочарование. Он не ощущал необходимости прямо сейчас отправляться обратно во дворец. Возможно, следует принять пивка. Сие может помочь от похмелья. Феликс быстро обдумал и решил воздержаться. Это, вероятно, не поможет, а ему потребуется ясность мыслей, когда он снова увидит Ульрику.

— Как идут дела? — спросил Феликс.

Борек кивнул головой. В его зубах была зажата нераскуренная трубка. Феликс понимал, что таким образом сказывается сила привычки. Борек не станет зажигать её так близко к аэростату.

— Медленно. Вчера сюда приходил Макайссон и сказал, что пройдёт несколько недель прежде чем воздушный корабль будет готов.

— А почему здесь нет его самого? Несомненно, он сам должен наблюдать за работами.

— Он заявляет, что его подмастерья знают всё, что необходимо. Перед тем, как мы отправились, команда была хорошо вымуштрована. Мы понимали, что он может не выжить, чтобы наблюдать за ремонтом, который может нам потребоваться.

По выражению лица старого гнома, Феликс мог предположить, что тот думает о ком–то другом, кто сейчас не может наблюдать за работами — о своём племяннике. Учёный продолжил:

— Макайссон одержим идеей убийства дракона. Он вошёл в раж. Закрылся в своей мастерской и конструирует оружие для убийства зверя. Макайссон отказывается от еды и питья, а сюда вчера пришёл посмотреть на ход ремонта лишь потому, что я целый час стучал в его дверь.

Феликс заглянул в глаза учёному.

— Даже ты думаешь, что Макайссон может создать что–нибудь, что будет способно уничтожить Скьяландира?

Борек пожал плечами.

— Если кто–то и сможет, то он. Макайссон — гений. Многие столетия сообщество гномов не порождало столь замечательного инженера, как он.

— Тогда жаль, что он стал истребителем.

— Да. В противном случае он мог бы изменить мир. Если бы его теории были приняты. Если бы его не преследовала Гильдия Инженеров. Но его имя так и так попадёт в историю. Сооружение этого воздушного корабля — деяние, достойное Предков. И Макайссон довёл его до Караг–Дума, а это означает, что если не он сам, то имя его будет жить вечно.

— Это настолько значительное событие?

— Более, чем ты в состоянии представить. Твоё имя тоже будет жить столь же долго, как сами горы, Феликс Ягер. Твоё участие в уничтожении демона и возвращении молота Огнебородого стало тому порукой.

Феликс нашёл подобную мысль необычной. Он был не уверен, что чувствует, располагая знанием о том, что имя его будут помнить в грядущих столетиях, долгое время после его смерти. Прямо сейчас Феликсу не хотелось думать о смерти. Подобные мысли он не находил приятными.

— Где теперь молот?

— В храме Гримнира. Харгрим оставил его там до поры до времени.

Феликсу в голову пришла идея. Им овладело любопытство.

— Когда–нибудь мне захочется увидеть храм изнутри.

— Обычно люди не допускаются к осмотру святая святых храма Гримнира, — Борек помедлил мгновение. — Но ты — Носитель Молота, боги взирают на тебя с благосклонностью, и я полагаю, для тебя может быть сделано исключение.

— Мне это нравится, — сказал Феликс.

Это может оказаться важным, если когда–либо он соберётся написать историю о приключениях Готрека. Возможно, осмотр внутренности храма сможет дать ему некоторое понимание особенностей характера гномов.

— Спасибо тебе, — произнёс Феликс. — Я пойду.

— Да хранят тебя Боги–Предки, Феликс Ягер.

— Тебя тоже, — пожелал Феликс и удалился.

Серый провидец Танкуоль наблюдал, как облако пыли подбирается всё ближе. Оно поднялось до неба. Словно бы всю траву на равнинах охватило огнём, и в небо взметнулся шлейф дыма. Земля сотрясалась. Он слышал грохот сотен копыт, бьющих оземь. Нос Танкуоля подёргивался. Он ощущал небольшую концентрацию искривляющего камня, холодное оружие и плоть, человеческую и нечеловеческую. Его особенные чувства предупреждали о присутствии мощной магии. Танкуоль и Ларк обменялись испуганными взглядами, враждебность временно сходила на нет, когда они встретились с угрозой их обоюдному существованию.

Почти, да не совсем. Танкуоль быстренько прикинул, не сбежать ли ему и оставить Ларка одного встречать то, что надвигается на них. На месте его удержало лишь понимание, что это наверняка бессмысленно. Инстинкты подсказывали ему, что к ним приближается столь много врагов, что пока некоторые из них будут заниматься Ларком, у прочих будет достаточно времени, чтобы заняться его поисками. Рядом с Ларком, по крайней мере, оставалась возможность хоть какой–то защиты. В подобные моменты напряжённости, когда была велика потребность выпрыснуть мускус страха, запах других крысолюдей обнадёживал даже столь независимого скавена, как серый провидец Танкуоль.

— Конные воины, проницательнейший из властителей? — прогромыхал Ларк.

Танкуоль потряс рогатой головой и обнажил клыки. Во рту ощущалась сухость. Сердце колотилось в груди. Он сдерживал позыв начать набивать рот последними остатками порошка искривляющего камня.

— Нет. Другие. Не человеки.

— С севера? Из Пустошей?

— Да! Да! Воины в чёрной броне. Изменённые звери. Прочие твари.

— Ты видел это? Рогатая Крыса даровала тебе видение?

«Явного ощущения нет, — подумал Танкуоль, — но признаваться в этом Ларку нет никакого смысла». Поэтому Танкуоль многозначительно молчал, вглядываясь в облако. Пыль вызывала слёзы на его розовых глазах и щекотала нос. Мускусные железы Танкуоля напряглись, и он щёлкал хвостом, пытаясь снять напряжение. Ларк издал низкий угрожающий рык. Танкуоль пристально уставился в приближающееся облако пыли, пытаясь там что–либо разглядеть.

Внутри облака двигались какие–то фигуры. Массивные тёмные очертания медленно появлялись из сумрака и становились всадниками. Танкуоль повидал множество верховых воинов, называемых глупыми людишками „рыцари“, когда служил Совету Тринадцати в Бретонии. Всадники на лошадях напоминали ему тех, разве что их доспехи были сделаны из чёрного металла с латунными обводами. Броня была более замысловатой, чем любые из когда–либо виденных Танкуолем доспехов людей. Демонические лица, перекрученные руны, загадочные символы – всё это казалось отлитым в стали с помощью неких магических способов.

С нагрудника доспехов одного воина раззявила пасть демоническая рожа. Шлем воина был выполнен в виде лика демона, а из под забрала пристально всматривались блестящие красные глаза. У другого доспехи покрывали чудовищного вида шипы, а в бронированном кулаке он сжимал столь же шипастую булаву с навершием в форме вопящей человеческой головы. Доспехи третьего мерцали зловещим жёлтым светом, мягко пульсируя, словно отзываясь на сердцебиение носителя. За ними надвигались остальные всадники, облачённые в столь же необычно изукрашенные доспехи.

Покрытое пламенными рунами оружие воинов также было сделано из чёрной стали. Воины были вооружены мечами и булавами, кавалерийскими копьями и моргенштернами. На их щитах находились символы одной из четырёх Сил Разрушения — Тзинча, Великого Преобразователя. Лошади были огромны, гораздо крупнее тех скакунов, что использовали люди. Им и следовало быть такими, чтобы выдерживать своих здоровенных всадников и вес невероятно замысловатой, состоящей из нескольких частей конской брони. Как и у всадников, глаза скакунов светились недобрым дьявольским огнём. Словно распахнулись врата ада, и эти ужасные призраки выскочили прямо оттуда.

Воины Хаоса имели ужасающий вид, но, насколько понимал Танкуоль, ещё более устрашающим было то обстоятельство, что те всего лишь авангард обширной орды. «Что же натворили эти злодеи, Феликс Ягер и Готрек Гурниссон?» — гадал Танкуоль. Он ни минуты не сомневался, что наступление этой чудовищной армии как–то связано с их путешествием в Пустоши Хаоса. Как раз в их манере растревожить осиное гнездо зловредных сил, а затем сбежать, подставив других под удар. «Да пожрёт их души Рогатая Крыса», — выругался Танкуоль.

Издав ужасный вой, Ларк бросился ничком на землю, всем своим видом выражая покорность. Танкуоль проклял и его, но удерживался от побуждения самому последовать за Ларком. Мысли серого провидца метались. Если он падёт ниц перед кровожадными безумцами, те, вероятнее всего, попросту растопчут его, оставив от величайшего скавенского мыслителя современности лишь окровавленные останки. Танкуоль сознавал, что так поступать не следует. Если он хочет выжить, потребуется всё его здравомыслие.

Серый провидец эффектно развёл руки в стороны и позволил ореолам энергии заиграть вокруг его когтей. Передовая лошадь было попятилась, но всадник удержал её под контролем и изготовил оружие для удара. Мускусные железы Танкуоля готовы были опорожниться, и он отчаянно пытался сдержаться. Он высоко вздёрнул подбородок, выставляя всадникам на обозрение свою рогатую голову, светлую шкуру, великолепный мечущийся хвост. Танкуоль ощутил прилив внутренней энергии и решил, что если случится самое худшее из возможного, и он отправится приветствовать Рогатую Крысу на тринадцатом уровне Преисподней, то прихватит с собой нескольких поклонников Тзинча.

— Стой! — прокричал Танкуоль на общей речи людей, воспользовавшись наиболее впечатляющим оракульским тоном. — Я приветствую вас от имени Совета Тринадцати, благородных правителей всего сообщества скавенов.

Если на воинов Хаоса это и произвело впечатление, они никак сие не показали. Наоборот, один из них пришпорил своего скакуна, и понёсся вперёд, наклонив пику, явно намереваясь насадить на неё серого провидца.

Всё, казалось бы, замедлилось, пока приближался закованный в броню воин. Наконечник пики выглядел очень острым. Танкуоль гадал, не это ли последние мгновения его жизни.

— Погоди! Погоди! — пронзительно заорал серый провидец. — Не убивай меня. Не совершай непоправимой ошибки. Я принёс известия от Совета Тринадцати. Они желают выразить своё почтение вашей непобедимой армии!

Танкуоль думал, что смерть его почти настала. Он призывал свою силу, чтобы попытаться применить заклинание побега, что перенесёт его через искривлённое пространство. У него не было уверенности, что энергии и времени на это хватит, но ему оставалась всего лишь эта слабая надежда. Сверкающий наконечник пики приближался. Он выглядел столь же острым, как меч Феликса Ягера, и раз в десять более смертоносным. Едва не пронзив тело Танкуоля, всадник поднял пику вверх и громко расхохотался, злобно и издевательски.

— Ты желаешь присоединиться к нам?

— Да! Да!

— Или ты желаешь нам сдаться?

— Да! Да!

— Так что конкретно? Или и то и другое?

— И то и другое!

Танкуоль выпрыснул мускус страха, но сейчас это не имело значения. Что куда важнее, он сохранил жизнь и свой гений для пользы расы скавенов. Ему стоит лишь вытерпеть последующие несколько непростых мунут, а там он приступит к делу и обратит планы этих заносчивых тупиц против них самих. А в настоящий момент перво–наперво нужно спасать свою шкуру.

— К чему нам щадить тебя?

— У нас могучие армии! Мы можем помочь вам сокрушить человечество! Мы владеем информацией о городах людей и их местоположении! Нам известно множество вещей!

— Может, тебе следует пощадить этого уродца и оставить при себе в качестве шута! — проревело существо с мордой демона на нагруднике.

Танкуоль заставил себя успокаивающим образом покачать головой, хотя внутри у него всё кипело, и поклялся отомстить тому говоруну, как только выдастся подходящий момент. И момент этот не замедлит себя ждать, если вокруг столь много искривляющего камня, как он подозревает.

— Или нам следует прибить его к нашему знамени в назидание остальным его сородичам. Я раньше встречал скавенов. Я сражался с ними. Те были мерзким вероломным стадом.

— Вне всяких сомнений, то были предатели, — заметил сметливый Танкуоль. — Истинные скавены всегда верны своим союзникам.

— Это славная шутка, — произнёс „морда демона“. — Быть тебе нашим шутом!

— Этот малый — серый провидец, — заметил воин Хаоса с огромным знаменем, на котором был изображен размахивающий мечом человек со снятой кожей. — Вполне возможно, что он говорит от имени Тринадцати.

— И что?

— Наверняка нам следует его пощадить! Возможно, его захочет допросить полководец или его ручные чародеи!

Слушая этого воина, Танкуоль молился. Тот был не лишён здравого смысла. И нет сомнений, что предводитель орды достаточно мудр, чтобы вести переговоры с серым провидцем.

— А потом мы всегда сможем предложить его душу Тзинчу. Говорят, провидцы являются магами, и наш могучий повелитель, возможно, будет признателен за столь лакомый кусочек!

«Во что я впутался?» — спрашивал себя Танкуоль. Может быть, ему следовало воспользоваться заклинанием побега, но прежде чем Танкуоль осознал, всадник остановился, схватил его, поднял вверх и уложил поперёк седла, словно мешок зерна. Остальные окружили Ларка и погнали того вперёд своим оружием.

Через несколько секунд они уже направлялись в середину приближающейся орды Хаоса. Сердце Танкуоля колотилось от страха, а опустошённые мускусные железы болели от напряжения в бесплодных попытках что–то выпрыснуть. Не очень–то успокаивающее ощущение.

Феликс вошёл во внутренние покои храма Гримнира. Известность, несомненно, помогла ему. Священники не стали поднимать шума и впустили его внутрь. Они лишь казались удивлёнными тем, что кто–то из людей пожелал посетить это место. После огромного огня, который ярко горел в вестибюле храма, тут было темно и мрачно, и глаза Феликса некоторое время привыкали к освещению.

Необычайно толстые каменные стены приглушали все звуки. Воздух пах ладаном и резким запахом палёных волос. Внутренние покои были пусты, если не считать нескольких старых гномов в скромных красных мантиях. При них не было оружия. Их длинные бороды были перехвачены зажимами в виде двух перекрещенных топоров. Казалось, они мало чем занимались помимо молитв и присмотра за огромным костром, что постоянно горел в вестибюле.

Феликс огляделся. Потолок находился сравнительно ниже, чем в храмах людей, но всё же не ниже трёх ростов Феликса. Вдоль стен располагались огромные каменные саркофаги. Каждый высотой с человека и вырезан в виде лежащего на спине гнома, сжимающего на груди оружие. «Это надгробия королей–истребителей, — понял Феликс. — Здесь похоронены многие поколения королевской семьи Карак Кадрина».

Центр помещения занимал массивный алтарь, над которым возвышалась статуя могучего воина–гнома с топором в каждой руке, попирающего ногой шею дракона. Изображённая фигура явно была истребителем. Борода была короткой. Над головой возвышался здоровенный хохол. Перед алтарём стоял коленопреклонённый гном, тихо бормоча молитвы.

На алтаре покоился молот Огнебородого. Просто взглянув на него, Феликс ощутил, как по пальцам прошёл спазм боли. Он по–прежнему помнил, как шёл с этим молотом в бой с огромным Кровожадным из Караг–Дума. Использовать подобное оружие не предназначено смертным людям, и он заплатил за это ценой своей боли. Иногда, в тихую ночную пору, Феликс с удивлением раздумывал: «Почему из всех людей мира молот позволил воспользоваться собой лишь ему? Он не герой. У него даже не было желания оказаться в Караг–Думе, и он довольно счастливо мог бы прожить всю свою жизнь, не видя великого демона Хаоса, не говоря уж о том, чтобы сражаться с одним из них».

Истребитель вскочил на ноги и резко отвернулся от алтаря, совсем не так, как покидал бы святилище своего бога верующий человек, а скорее, как воин, получивший приказ от своего генерала и сразу же отправляющийся его исполнять. Проходя мимо, он бросил взгляд на Феликса. На его лице не выразилось удивление, что он увидел человека здесь, в одном из наиболее священных мест его народа. Глядя на истребителя, Феликс думал, что гном обладает самым суровым взглядом, который ему доводилось видеть. Лицо гнома с тем же успехом могло быть вырублено из гранита. Черты лица обладали первобытной представительностью, которую иногда можно было видеть на древних статуях. Голова гнома была недавно выбрита, за исключением небольшой полоски волос, которая однажды вырастет в хохол. Борода была укорочена до уровня обычной щетины.

Феликс сделал знак молота и приблизился к алтарю. На нём не было никаких особенных знаков присутствия божества гномов. Алтарь был массивной конструкцией, вырезанной из цельного камня. Молот казался всего лишь мощным боевым молотом, чьё навершие несло на себе такие же руны, как и сам алтарь. Если бы Феликс сам не держал молот и не чувствовал его мощь, он мог бы подумать, что тот всего лишь впечатляющего вида оружие, а не какая–то там священная реликвия.

И снова Феликс спрашивал себя, почему он тут оказался. Что он надеялся обрести, посещая святилище? Может, некое понимание внутренней сути гномов? Беглое знакомство с необычной психологией, что вынуждает многих гномов обривать свои головы и отправляться на поиски гибели? Феликсу было крайне сложно понять подобное поведение, и он совсем не мог представить себя совершающим такой поступок, равно как и любого другого человека.

А возможно, он бы и смог. Люди постоянно совершают самоубийственные поступки. Напиваются до чёртиков и из показной храбрости совершают глупейшие выходки. Приобретают зависимость от ведьминой травы и дурного корня. Присоединяются к культам тёмных богов Хаоса. Бьются на дуэлях по самым незначительным и бессмысленным поводам. Иногда Феликс даже у себя замечал дурные и саморазрушительные устремления. Возможно, гномы всего лишь обладают этим в большей степени и, в своеобразной своей манере, обставляют рядом условностей. Может быть, стоя здесь и наблюдая за их божеством, ему удастся понять, почему гномы так поступают.

Феликс приблизился к передней части алтаря и преклонил колено у ног статуи. Сама статуя воплощала в себе все таланты гномов в обработке камня. Она была выполнена на таком уровне детализации, достичь которого скульпторам–людям не хватило бы ни терпения, ни мастерства. Борек рассказывал ему, что над этой статуей трудились пять поколений искусных мастеров, почти тысячу лет по летоисчислению людей.

Феликс тщательно рассматривал статую, словно в ней содержался ключ к некой великой тайне, и изучая её, он смог бы прийти к пониманию, что побуждает истребителей к их свершениям. Если статуя и хранила ответы на его вопросы, то упорно их не раскрывала. Феликс печально улыбнулся, думая, что тут нет ничего, кроме древней работы по камню. Даже если эти стены пропитались сущностью проводимых тысячелетиями жертвоприношений, как заявляли гномы, Феликс не ощущал ничего подобного. А чего он ожидал? Он человек, а боги гномов и к своей собственной расе проявляют довольно мало интереса. Так почему они должны обращать внимание на него?

Тем не менее, Феликс находится в святилище, и раз уж он тут, не будет ничего дурного в том, чтобы отважиться на молитву. Феликс не мог придумать, о чём ему просить, помимо того, чтобы древний бог даровал Готреку доблестную смерть, которой тот ищет, и сохранил Феликса, чтобы тот смог о ней поведать. В тот момент, когда его руки инстинктивно сделали знак молота, Феликсу показалось, что он ощутил нечто. Сгустившуюся в помещении тишину, обострение собственных чувств, ощущение присутствия чего–то древнего, огромного и могущественного. Феликс снова пристально вгляделся в бесстрастные черты лица Гримнира, но те не изменились. Суровые, но пустые глазницы под шлемом по–прежнему смотрели на мир без жалости и понимания.

Феликс покачал головой. Возможно, всё это игра его воображения. Лучше не рассказывать об этом никому. Он поднялся на ноги и уже почти дотянулся, чтобы напоследок коснуться молота, но лишь только он это сделал, его пальцы начало покалывать, и Феликс чрезвычайно живо вспомнил боль от удерживания сего оружия. «Возможно, это и есть то знамение, которого я ждал, — кисло подумал Феликс. — Или просто напоминание человеку, вроде меня, что поднять подобное оружие тот может лишь раз в жизни и только ради величайшей цели». Феликсу сие было неведомо.

Это вынудило его задуматься о своём необычном опыте с мечом и драконом. Феликс хотел поговорить об этом с Максом, но отношения между ним и магом стали щекотливыми. Он подозревал, что каждый из них ревнует другого к Ульрике. Феликс решил, что как только представится возможность, он должен это обсудить. Не оглядываясь, он покинул святилище и вышел на улицу. Пришла пора возвращаться во дворец. Феликс сознавал, что вскоре им предстоит оставить этот город.

8. В горах

Феликс устало шагал по горной тропе. Теперь, когда он впервые за долгое время снова надел кольчужную рубашку, та ощущалась тяжёлой и непривычной. Хотя он и был рад ей. В этих горах обитали орки, и ему хотелось защитить себя насколько возможно.

Перед ним шли Олег и Станда. Они располагались по обе стороны от Ульрики, которая нарочито не обращала внимания на Феликса. Она приняла извинения за его поведение в пьяном виде, но теперь снова дулась. Ладно, по крайней мере, до поворота на Урской она решила идти вместе с ним. Все кислевиты надели доспехи из кожи и вооружились луками. Они пристально осматривали склоны гор, несмотря на то, что окрестности перевала Пиков предположительно были безопасны. Феликс полагал, что нервничать их заставляло само пребывание в горах. Помимо прочего, их домом были плоские равнины Кислева, и кислевиты привыкли гораздо чаще передвигаться верхом на лошади, чем на своих двоих.

Прямо позади них шагал Макс Шрейбер, опираясь на тяжёлый дубовый посох. Макс элегантно смотрелся в новых одеждах из золотой и жёлтой парчи, которые ему на заказ пошили в городе. Тут он держался, как на иголках, продолжая рассматривать тропу так, словно каждую минуту ожидал обнаружить засаду. Феликсу слишком хорошо были понятны его опасения. В Карак Кадрине ходили слухи, что в горах не только дракон, но орки и гоблины. Феликс прежде сражался с зеленокожими, и его не привлекала перспектива очередного столкновения с ними.

Для успокоения он бросил быстрый взгляд за плечо. Он был удивлён, заметив, что по дороге из города они собрали попутчиков. К их отряду присоединилось четверо новых истребителей. Как и заявлял в «Железной двери», Стег присоединился к ним. Когда они уходили, он околачивался у главных ворот Карак Кадрина. Через несколько сотен шагов по дороге за ними увязался хвастливый молодой истребитель Улли. Омерзительно безобразный гном, зовущийся Бьорни Бьорниссон, поприветствовал Ульрику хитрым многозначительным взглядом и попросил разрешения присоединиться к ним. Похоже, что когда никто ему не ответил, он посчитал это знаком согласия и потащился за ними. Через пол-лиги они нагнали гнома с молотом, которого Феликс видел в храме Гримнира. Похоже, тот знал, кто они такие, и прибавил шаг, что держаться рядом.

Готрек шагал впереди, сурово глядя по сторонам. Его топор висел за плечом, казалось, он изо всех сил старается не обращать внимания на попутчиков. Снорри посмеивался, пока Бьорни Бьорниссон во всю глотку распевал девяносто седьмой куплет какой–то непристойной песенки об истребителе, тролле и, помимо прочего, монастыре с толпой монахинь Шаллии. Феликс был изумлён воображением, которое проявил гном. Он сомневался, что даже половина тех вещей, о которых пел истребитель, вообще физически возможна.

Позади них ехал Малакай. Он управлял повозкой, заполненной таинственным оборудованием, которое отказывался кому–либо показывать. Когда повозка подскакивала на изрытой колеями дороге, Феликс слышал лязг металла. За время работы в кузне инженер что–то сконструировал, понял Феликс, хотя даже не догадывался, что именно. Время от времени гном дёргал поводьями, и два небольших пони чуть резвее принимались тащить тяжёлую повозку.

Феликс кисло усмехнулся. На этот раз в немилость к Ульрике он попал из–за своего предложения, что кислевитам следует попробовать ехать на пони — единственных лошадях, имеющихся в городе короля истребителей. Она не захотела принять это за шутку. Феликс предположил, что Ульрика всё–таки уже была достаточно раздражена тем, что сопровождает истребителей, и его замечания оказалось достаточно, чтобы привести её в ярость. Эта догадка осенила его слишком поздно, чтобы хоть чем–то помочь.

Позади шёл Стег, чьи беглые взгляды на повозку Феликс время от времени замечал, когда они останавливались. От попыток заглянуть в повозку Стега удерживало лишь присутствие двух замыкающих истребителей — Улли и молчаливого незнакомца. Феликс не мог решить, что хуже – пение Бьорни или беспрестанное хвастовство Улли. По крайней мере, последний гном, безымянный, был немногословен. За что Феликс был ему признателен.

Он полагал, что столь же достойно благодарности и кое–что ещё. Стоял прекрасный день. Горный воздух был чист и свеж. Небо было голубым и ясным, без признаков облаков. По бокам тропы расцвели горные цветы. И если бы не конечный пункт назначения, Феликс наверняка насладился бы прогулкой. За время своих странствий с Готреком, ему довелось побывать в куда менее приятных местах.

В этом месте перевал Пиков был широким и легкопроходимым. Он спускался в долины восточной части Империи и пересекался с торговым трактом через провинцию Остермарк. Широкая дорога была вымощена потрескавшимися плитами, которые свидетельствовали о продолжительности использования гномами этого пути. Феликс был бы рад последовать этой дорогой обратно в земли людей, но клятва сопровождать Готрека и желание быть рядом с Ульрикой вынудили его поступить иначе.

Скоро им предстоит свернуть на север, на старый Главный тракт в Карак Унгор, в долины, где обитает дракон и ненавидящие людей орки. Он всячески старался забыть об этом и сосредоточиться на окружающем виде. Остовы сосен чернели на горных склонах. Дым поднимался оттуда, где гномы работали на заготовке древесного угля. Тут и там вдоль расположенных выше троп за стадами коз и овец наблюдали гномы–пастухи. Феликсу было удивительно видеть представителей Старшей Расы, занимающихся столь заурядным ремеслом.

Он всегда думал о них, как об истребителях, инженерах и прокладчиках туннелей. Для него, как и для большинства людей, гномы были рудокопами, обитателями подгорных туннелей, превосходными оружейниками. Даже сейчас, собственными глазами наблюдая иные свидетельства, сложно было отбросить стереотипы. Однако он, как и все прочие, полагал, что раз уж Старшая Раса потребляет пищу, то, несомненно, среди гномов должны быть пивовары, мясники и пекари. Феликс собственными глазами видел тому подтверждение в Карак Кадрине. Он предположил, что до сего момента его личный опыт общения с гномами ограничивался неординарными представителями горного народа: истребителями, учёными, инженерами, священниками. Ранее он никогда не бывал в полноценном городе гномов, посетил лишь крошечную колонию, что ютилась среди руин Карака Восьми Вершин, да громадный пустынный лабиринт Караг–Дума. Как он понимал, огромный промышленный комплекс у Одинокой Башни, где создавался „Дух Грунгни“, был далеко нетипичным поселением. Его существование было тайной, сохраняемой даже от большинства представителей Старшей Расы.

Феликс расправил плечи, чтобы более удобно разместить заплечный мешок. Он подумывал попросить Малакая взять мешок на повозку, но затем решил оказаться от этой идеи по двум причинам. В настоящий момент истребитель–инженер и так был достаточно раздражён, а Феликсу хотелось иметь всё своё добро при себе, на случай, если по какой–то причине отделится от отряда. Он был достаточно научен годами странствий, чтобы готовиться к худшему.

Феликс покачал головой, понимая, что попросту пытается отвлечься от мыслей об Ульрике. Феликс сознавал, что если Ульрика вела себя неразумно, то и он был не лучше, и чёрт его дери, если тому была хоть какая–то причина. Он попросту чрезмерно чувствителен к поведению Ульрики. Словно всё, что та делает, подвергается эффекту увеличения. Почему из всех прочих человеческих существ он был отвергнут за незначительную слабость, каким–то образом превратившуюся для неё в серьёзный порок. Высказывания, которые в устах любого другого были бы просто шуткой, воспринимались, как насмешки и завуалированные оскорбления, над которыми стоило детально и обиженно раздумывать. То обстоятельство, что Макс находился ближе к Ульрике, чем он, начинало беспокоить Феликса и заставляло его необоснованно ревновать. В какой–то мере он осознавал, что повышенная чувствительность является следствием его влюблённости и, возможно, странное поведение Ульрики имеет под собой то же основание. Но в то же время он не шёл на попятный и поступал в соответствии со своими необдуманными побуждениями. Ни о чём подобном сочинители стихов о любви не упоминали, и Феликса это злило. Возможно, это означает, что между ними всё–таки нет истинной любви.

А возможно, поэты упрощают переживания, чтобы получить более совершенные и понятные сюжеты. Возможно, ни он, ни она не совершают ничего необычного. Память играет злую шутку. Феликс с нежностью вспоминал свою первую любовь — Кирстен, в большинстве своём забывая проблемные моменты в их взаимоотношениях, а хорошие преувеличивая. Теперь он сознавал, что у него и с Кирстен бывали непростые дни, когда они ссорились и просто не желали общаться друг с другом. Это было по–человечески. И он заботился о ней, несмотря на размолвки, что иногда случались между ними. Иногда Феликсу казалось, что куда проще и приятнее жить памятью о минувшей любви, чем вовлекать себя в новые любовные отношения. В конце концов, свои воспоминания он может исправлять точно так же, как когда–то исправлял свои поэмы — отбирать хорошие части и полировать их, пока не заблестят. Реальность всегда имеет изъяны. Когда занимаешься любовью, бурчит в животе. Иногда не высказывается то, что следует высказать. Реальные люди полны противоречий, раздражительны и порой эгоистичны. «Как и я сам», — напомнил себе Феликс.

Он понимал, что поступил правильно. Он понимал, что Ульрика ведёт себя неразумно. Он понимал, что ему следует подождать, пока она не подойдёт и не извинится. Этого требовала как его гордость, так и необычное, почти подсознательное негодование. Но почему–то обнаружил, что ноги сами несут его вперёд, к Ульрике, губы шепчут извинения, а рука тянется, чтобы дотронуться до её руки и сжать её пальцы.

А необычнее прочего оказалось, что после этого Феликс стал, если не счастлив, то, по крайней мере, умиротворён.

* * *

Горел походный костёр. Феликс угостился очередным ломтиком подорожника и пряной гномьей колбаской. Он сквозь огонь посмотрел на Ульрику и улыбнулся. Та улыбнулась в ответ. Сегодня они помирились, по крайней мере, на какое–то время. Тёмная фигура Макса Шрейбера расположилась подальше от пламени. Скрестив ноги, тот сидел на земле, делая глубокие вдохи и, похоже, выполняя какое–то таинственное упражнение. У Феликса было стойкое ощущение, причин которого он не понимал, что кажущийся спящим Макс прекрасно осознаёт всё происходящее вокруг. Олег и Станда стояли на страже немного дальше, глядя в темноту, чтобы не повредить своему ночному зрению. Чувствуя, что выпитое ранее вино добралось до его мочевого пузыря, Феликс извинился и отошёл отлить.

По возвращении он на некоторое время остановился понаблюдать за гномами. Макайссон сидел, уставившись на огонь, в то время как его пальцы лениво перебирали детали какого–то небольшого заводного механизма. Рядом с инженером расположились Бьорни, Улли и молчаливый гном. Когда Феликс прошёл мимо, Бьорни набрался смелости и сделал то, что Феликс собирался сделать весь день.

— Как звать тебя? — спросил Бьорни незнакомца.

— Гримме, — ответил тот, и его тона и выражения лица было вполне достаточно, чтобы прекратить любые дальнейшие вопросы.

Бьорни решил, что это лишь привлечёт к нему больше зрителей.

— Ладно, Гримме, должно быть, ты слышал рассказы обо мне и трёх эльфийских девушках. Это неправда. Ну, не совсем правда. Их было всего лишь две, а эльфкой была только одна, ну, в действительности полуэльфкой, а я обнаружил это слишком поздно, хотя ту должны были бы выдать остроконечные уши, но, видишь ли, она одевала на голову шарф. И я был пьян, а ночью все кошки серы, ну и…

Если Гримме его и слышал, то не подал вида. Он просто продолжал сердито вглядываться в огонь. Феликс попытался не обращать внимания на Бьорни. Улли и Бьорни, похоже, становились родственными душами. По крайней мере, они выслушивали бесконечные хвастливые россказни друг друга. Бьорни был неиссякаемым источником забавных историй о своей личной жизни. Улли не говорил ни о чём, кроме боёв, в которых побывал, и сражениях, в которых собирается побеждать.

— … и тут я требую, чтоб она привела мне осла, — говорил Бьорни. — Ты бы видел выражение её лица…

Феликс оглядел остальных истребителей, чтобы посмотреть, как им это нравится. Гримме лишь безрадостно глядел в огонь, погрузившись в свои раздумья о страданиях и муках. Феликсу хотелось с ним поговорить, но он понимал, что его вмешательство будет нежелательным.

Стег расположился под повозкой, обстругивая своим ножом кусок древесины и, кажется, не замечал случайных взглядов, которые время от времени бросал на него Макайссон. За повозкой на страже стояли Снорри Носокус и Готрек. Феликс пошёл поглядеть, как у них дела.

— Приближается незнакомец, — произнёс Снорри Носокус. — Снорри его чует.

Готрек хмыкнул.

— Мне об этом известно уже минут как пять. Приближается гном, и вскоре мы сможем с ним поболтать.

Феликс прекрасно понимал, что не следует подвергать сомнению слова Готрека или спрашивать, как тот узнал об этом. За годы у Феликса выработалось огромное уважение к остроте чувств Истребителя. В тёмных и диких уголках мира гном чувствует себя как дома, чего никак нельзя сказать о человеке.

Феликс уставился в направлении, которое Готрек указал тычком своего большого пальца. Там что–то двигалось. В свете двух лун Феликс заметил два тёмных силуэта. Когда те подошли ближе, он расслышал цокот копыт по камням.

Когда незнакомец приблизился, Феликс увидел, что это гном, ведущий в поводу мула.

— Здравствуйте, незнакомцы, — произнёс гном. — Может старый рудоискатель присесть у вашего огонька?

— Да, может, — пригласил Готрек. — Если он назовёт своё имя.

— Я Мальгрим, сын Хурни, из клана Магрест. А вы кто такие?

— Я Готрек, сын Гурни.

— Снорри Носокус.

Рудоискатель теперь подошёл на расстояние удара меча. Феликс разглядел, что тот — типичный гном, низкорослый, но широкоплечий. Он был одет в некое подобие куртки с капюшоном, который закрывал его голову, а длинная борода почти доставала до колен. В одной руке у гнома была кирка, и по манере, в которой тот её держал, Феликс предположил, что рудоискатель умело использует её в качестве оружия. К мешку на спине мула была приторочена лопата, а также набор сит, которыми старатели пользуются для добычи золота из речной воды. Лицо гнома было изборождено морщинами, а глаза смотрели настороженно. Они чуток расширились, когда Мальгрим увидел, что Готрек и Снорри — истребители, и ещё больше, когда заметил, что Феликс — человек.

— Два истребителя путешествуют с человеком из Империи, — заметил гном. — Уверен, что за этим целая история.

Феликс проводил гнома к огню. Мальгрим посмотрел на пятерых истребителей, а затем на Готрека и Снорри.

— Я не слышал, чтобы сородичи собирались на войну, — произнёс он. — В горных кланах не поднимали боевых знамён.

— Это не сбор, — сказал Готрек и присел у огня.

Как отметил Феликс, Мальгрим подумал, что призыв к оружию является единственной причиной, по которой могло собраться вместе столь много истребителей.

— Жаль, — заметил Мальгрим, — потому как есть на то большая необходимость. Орки в горах готовятся к войне. Угрек Живодёр собрал под своим знаменем все племена.

Феликс вздрогнул. Даже в далёком Альтдорфе он слышал рассказы о Живодёре. Его именем пугали непослушных детей. Рассказывали, что Живодёр — исполинский орк, который с живых пленников снимает кожу и делает из неё свою одежду. Феликс всегда считал ту историю всего лишь выдумкой, но тон рудоискателя убеждал в существовании этого орка, а он не выглядел таким гномом, который просто забавы ради станет рассказывать путникам небылицы.

К удивлению Феликса, следующим заговорил Макс Шрейбер.

— Ходят слухи, что в горах есть шаман зеленокожих. Говорят, он обладает мощной магической силой. А ещё я слышал, что шаман тоже присоединился к Живодёру.

— Ну, если они попадутся нам на пути, мы им покажем, как выглядят их внутренности! — завопил Улли. — Мы идём убивать дракона Скьяландира.

Рудоискатель посмотрел вокруг и медленно покивал головой, словно начиная понимать.

— А я удивлялся, что же могло привести в горы семерых истребителей, если не поднятие боевых знамён. Это, вне всяких сомнений, та достойная смерть, к которой вы стремитесь, потому как её причиной станет дракон. С момента своего пробуждения он тщательно прочесал Высокие долины и привёл в запустение Человечьи долины. Однако я удивлюсь, если вам удастся хотя бы увидеть дракона, потому что орки многочисленны, а кроме них в холмах есть ещё и бандиты–люди.

— Да уж, плохи дела в горах, — произнёс Феликс.

Если Мальгрим и уловил иронию в его голосе, то не подал вида.

— Да. В холмах всегда были дикие люди, но теперь к ним присоединился доведённый до отчаяния народ, вынужденный бросить свои фермы из-за опустошений, чинимых орками и огнедышащим драконом. Нынче на высокогорьях жизнь дешева и коротка. Даже больше, чем обычно.

— Почему Ангрим Железный Кулак не собирает своё войско и не наводит порядок? — спросил Феликс.

К смеху Мальгрима присоединились остальные гномы.

— Задача Ангрима — удерживать перевал Пиков и препятствовать ордам орков с востока пользоваться им для прохода в земли людей. Если он со своим войском оставит эту долину и весть об этом дойдёт до зеленокожих — восточные провинции вашей Империи вскоре ощутят на себе ярость орочьих орд.

— Почему это так важно для гномов? Зачем им беспокоиться о том, будет ли вторжение в Остермарк?

Мальгрим выглядел потрясённым.

— Наши народы связаны клятвами и договорами о дружбе. Люди способны забывать старые союзы, но не наш народ. Мы обязаны следовать клятвам наших предков.

— Да, это так! — завопил Улли.

— Кроме того, — добавил Мальгрим, — перевал принадлежит нам. И мы не станем позволять зеленокожим беспрепятственно пользоваться им.

Феликс понимал, что из всего этого многословия можно сделать такой вывод — гномы не станут посылать войска на зачистку Главного тракта. Пока он раздумывал над словами рудоискателя, его осенила другая идея. Если Старшая Раса рассуждает подобным образом, то станут ли они вообще задумываться над тем, что направить помощь кислевитам? Несложное предположение подсказало ему ответ. По силе и значимости угроза Хаоса значительно превосходит обычные набеги зеленокожих орд на земли людей и гномов. Если от стремительного нападения орды Хаоса падут северные земли, то вскоре за ними последуют и все южные. По крайней мере, Феликс надеялся, что гномы тоже об этом задумаются. Если же не так, то надежда на помощь невелика.

— Я говорю, по дороге к дракону мы остановимся и завалим немного зеленокожих! — сказал Улли.

— Ты можешь поступать, як хочешь, — произнёс Макайссон. — А у мене есть дело к той велыкой твари, и воно ждать не будет.

— Зеленокожие по–прежнему будут здесь, когда мы разберёмся с драконом. Так что пусть о них заботятся те из нас, что выживут, — заметил Бьорни.

— Если на нашем пути попадётся какой–нибудь орк, мы его убьём, — заявил Готрек. — Во всех остальных случаях наша цель — убить дракона.

— Снорри думает, что это прекрасный план, — произнёс Снорри Носокус, затем с тоской добавил, — однако Снорри не может не думать о расправе над какими–нибудь зеленюками.

— Уже поздно, — произнёс Готрек. — Тем, кто не стоит на страже, следует отправляться на боковую.

Рудоискатель кивнул и улёгся у огня. Феликс вернулся туда, где сидела Ульрика и остальные люди.

— Что там был за спор? — спросила Ульрика.

— Истребители не могут решить, то ли с орков, то ли с дракона им следует начинать зачистку гор.

— Почему бы это не совместить? — с иронией поинтересовался Олег.

— Тише! — зашикал Феликс. — Они могут тебя услышать.

Кругом ярко горели огромные костры. Откуда–то неподалёку до Танкуоля доносились тревожные вопли зверолюдов и грохот огромных барабанов. Он ощущал вонь десятков тысяч зверолюдов и тысяч воинов Хаоса, облачённых в чёрные доспехи. Поэтому Танкуоль сознавал, что оказался в лагере огромнейшей армии из встречавшихся ему с той поры, как он лично командовал крупным контингентом войск скавенов под Нульном. Он также полагал, что с точки зрения грубой силы, это чудовищное войско безоговорочно превосходит даже ту мощную орду скавенов. Танкуоль достаточно знал о поклонниках Хаоса, чтобы понимать, что в поединке один на один они более чем достойные соперники для любого скавена, кроме самых могучих.

Вокруг серый провидец чуял запах искривляющего камня, и его чутьё чародея подсказывало, что возле этой армии ветры магии веют со значительной силой. Это обеспокоило Танкуоля, потому что он осознал, что сие войско обладает не только обычной физической силой, но и ужасающей магической мощью. Серый провидец понимал, что даже на пределе своих магических сил ему было бы невероятно сложно победить собравшихся здесь колдунов, а он сейчас находится далеко не в лучшей форме для использования своих впечатляющих способностей.

Только лишь по увеличению потока энергии вокруг себя, Танкуоль определил, что его пленители приближаются к сердцу орды, ядру, вокруг которого кружилась вся эта энергия. По мере приближения он ощутил присутствие могучих существ, обладающих мощью, равной которой он не встречал с тех пор как предстал перед самим Советом Тринадцати.

В центре лагеря находилось большое скопление бронированных воинов Хаоса. Кони бродили неподалёку, пока их хозяева сидели на корточках у походных костров, горящих жёлтым, зелёным и прочим разноцветным пламенем, что указывало на магическое происхождение огня. Они переговаривались на своём искажённом языке, но только лишь по тону речи Танкуоль решил, что те похваляются грядущими победами. Один лишь вид этих воинов нагнал страху на Танкуоля и заставил напрячься его мускусные железы. Он огляделся по сторонам, внезапно обрадовавшись, что Ларк здесь. Присутствие другого скавена в центре этой величественной орды каким–то образом успокаивало даже серого провидца Танкуоля.

Он был уверен, что впереди они обнаружат военное командование орды. Танкуоль почувствовал их присутствие прежде, чем увидел, а когда увидел, то убедился в правильности своих ощущений.

Огромная бронированная фигура в небрежной позе восседала на массивном троне из хрусталя, испускающего мягкие пульсации жёлтого и зелёного света. Трон парил на расстоянии распрямлённого пальца от земли. Воспользовавшись своими магическими чувствами Танкуоль заметил, что и человек и его трон пронизаны энергиями Хаоса. На коленях сидящего лежал здоровенный двуручный палаш, исписанный светящимися желтизной рунами. Танкуолю и без лишних объяснений было понятно, что сие оружие окутано эффективнейшими из смертоносных чар. Самостоятельно он обнаружил и то, что по замыслу создателей броня выступала защитой не только от обычного оружия, но и волшебства. На золотых доспехах с зеленоватыми ронделями были выгравированы руны, которые, насколько мог судить Танкуоль, были священными рунами Тзинча.

По бокам трона стояли двое. Тощие, напоминающие стервятников, они не носили доспехов, а были укутаны в огромные плащи, складки которых выглядели, словно крылья. Кожа существ отличалась белизной, свойственной альбиносам, похожий цвет имела и шкура самого серого провидца. Пристально всматриваясь в их тонкие, болезненно худые черты лица и злобно сверкающие глаза, Танкуоль заметил, что это близнецы, внешне одинаковые во всех отношениях, за исключением одного. Тот, что стоял справа от генерала, в правой руке держал отделанный золотом посох. Стоящий слева держал посох из чёрного дерева и серебра левой рукой. Рука, сжимавшая отделанный золотом посох оканчивалась длинными когтеподобными ногтями из золота. Ногти волшебника, что стоял по левую руку, были покрыты серебром. Для Танкуоля сразу же стало очевидным, что эти двое — могущественные волшебники. Неохотно признавая, что помимо членов Совета Тринадцати кто–либо может превзойти его в магическом искусстве, Танкуоль понимал, что ему потребуется проглотить значительное количество искривляющего камня, чтобы в магическом поединке одержать верх над любым из близнецов. И он даже боялся предположить, какие силы они смогут высвободить, если станут действовать вместе.

Полководец Хаоса злобно взглянул Танкуоля. Серый провидец тотчас же пал ниц и произнёс:

— Могучий полководец, я доставил приветствия от Совета Тринадцати.

— Стало быть, твои хозяева были осведомлены о нашем приходе, серый провидец? — поинтересовался полководец.

Танкуоль решил, что лучше солгать, чем сознаться. Он ощутил исходящие от обоих волшебников завитки магической энергии. Незамедлительно он предпринял всё возможное, чтобы скрыть свои мысли. Как только Танкуоль стал серым провидцем, он осознал несомненную полезность такого действия.

— Они ощутили мощную концентрацию сил на севере и отправили меня на разведку.

«Ну, это вполне могло бы оказаться правдой», — подумал Танкуоль.

— Одного и без охраны? Весьма необычно, — заметил колдун с золотым посохом.

— Меня сопровождал личный телохранитель, Ларк Стукач, а защитой мне служит моя собственная мощная магия. Разве мне нужна какая–то иная защита? — удивлённо произнёс Танкуоль, к которому частично возвратилась прежняя самонадеянность.

— Конечно же, нужна, — произнёс чародей с посохом из чёрного дерева.

Танкуоль отметил в голосе колдуна издевательские нотки и поклялся, что когда–нибудь тот за это заплатит. Как смеет эта лишённая меха обезьяна пренебрежительно относиться к величайшему волшебнику скавенов?

— Воистину, твой телохранитель носит на себе знаки благословения нашего повелителя Тзинча. Его коснулся Великий Преобразователь. Ему благоволит Изменяющий Пути.

Танкуоль уставился на Ларка, который заметно приободрился, услышав такие слова. Чёрная ярость грызла внутренности серого провидца. «А не снюхался ли Ларк с последователями Сил Хаоса, пока находился в Пустошах? — гадал Танкуоль. — Такое бы, несомненно, объяснило изменения, что произошли с ним. И если причина в этом, Ларк должен заплатить за измену делу Рогатой Крысы. Ещё один должок надлежит взыскать. Если допустить, что Танкуоль сумеет пережить эту встречу, что в данный момент пока не столь очевидно».

— Ты командуешь этой великой армией? — без обиняков спросил Танкуоль.

— Я Арек Коготь Демона, — произнёс воин Хаоса. — Избранный Тзинча. А это мои чародеи — Келмайн Чёрный Посох и Лойгор Золотой Жезл.

— О могучий, я благодарен тебе за эту информацию, — учтиво произнёс Танкуоль. — Я, серый провидец Танкуоль, тысячу раз кланяюсь тебе и предлагаю союз Совета Тринадцати.

Танкуоль сознавал, что немного забегает вперёд, но решил говорить, что угодно, лишь бы освободиться из этой западни.

— Нам не требуются союзники, серый провидец Танкуоль. Перед тобой лишь передовой отряд величайшей армии. Силы Хаоса двинули войска, в очередной раз заявляя о своих правах на земли людей. Будут уничтожены те, кто не склонится перед Силами Разрушения, и в особенности, перед моим хозяином Тзинчем. Этот мир будет очищен и перекроен так, как мы того пожелаем, а все ложные боги и их последователи будут сметены.

Что–то в голосе Арека вызывало доверие. Его слова едва не убедили Танкуоля, но серый провидец был достаточно хитроумным и искушённым в области магии чародеем, чтобы, столкнувшись с мощным заклинанием, суметь его распознать. Усилием воли он развеял гипнотическое наваждение. Быстрый взгляд на Ларка подсказал Танкуолю, что его приспешник подобных усилий не предпринял. Ларк очарованно глядел на Арека.

Причина была ясна Танкуолю. Дар Тзинча, которым пользуется полководец, поймал Ларка в ловушку, и сей слабовольный разум был очарован тёмными видениями завоеваний, что скрывались за словами воина Хаоса. Ларк даже поднял голову из грязи, чтобы лучше слышать. Оба колдуна с насмешливым интересом наблюдали за ним. Танкуоль сосредоточился на неотложных делах, решив, что следует всё разузнать получше, пока его враги в настроении отвечать на расспросы.

— Значит, в поход выступили все четыре Силы?

— Да. Таков порядок. Когда одна предпринимает действия, другие вынуждены реагировать, иначе упустят какую–нибудь выгоду.

Смысл подобного был ясен скавену с сообразительностью Танкуоля. Точно таким образом в Скавенблайте действовали кланы его расы. Серый провидец чувствовал, что начинает понимать происходящее здесь и, возможно, ему удастся использовать ситуацию к своей выгоде.

Вероятно, ему даже откроется причина, по которой эти хаосопоклонники сохранили ему жизнь.

— Союзы предоставляют дополнительные преимущества, — заметил Танкуоль. — Мой бог могущественен и располагает огромными силами. Мой народ располагает многочисленными армиями.

— Твой бог слабее наших, серый провидец Танкуоль, но его поддержка может принести пользу. Ваши армии со временем смогут присоединиться к нам. Разумеется, мы единственные, кто сделает подобное предложение. Последователи Кхорна слишком жестоки. Последователей Нургла заботит лишь распространение своих омерзительных заболеваний, а последователи Слаанеша слишком зациклены на своём стремлении к наслаждениям, и всё остальное их не интересует.

— Я передам твои слова Совету Тринадцати, и объясню всё, что ты высказал.

Танкуоль мастерски изрёк пустые обещания, по–прежнему беспокоясь о том, что происходит с Ларком.

— Позаботься об этом, серый провидец Танкуоль, и будешь достойно вознаграждён.

— Я благодарю тебя, могучий полководец.

Внезапно на ум Танкуолю пришла идея. Он сомневался, что его просьба будет удовлетворена, но спросить не помешает.

— Я ощущаю, что твоя армия несёт с собой вещество, известное как искривляющий камень.

— Это один из величайших даров нашего повелителя, который используется для ворожбы и изготовления оружия.

— Мы используем его по тому же назначению, что я воспринимаю, как знак общности наших устремлений, — произнёс Танкуоль, довольный собственным красноречием.

— Не желаешь ли немного? — спросил волшебник с золотым посохом.

Танкуоль едва верил в свою удачу. Он жадно облизал губы.

— Да–да! — утвердительно ответил серый провидец.

— Тогда держи.

Чародей проделал жест пальцами и воздух перед ним засверкал. Частицы зеленоватой пыли сливались друг с другом, образуя шар размером с кулак Танкуоля. Другим жестом маг отправил шар по направлению к серому провидцу. Танкуоль незамедлительно узнал, что это за шар, и выхватил его из воздуха. Его лапа ощутила покалывание, когда сомкнулась вокруг сферы чистейшего искривляющего камня, какой только видел Танкуоль. Провидец поспешно засунул его в мешочек. Он поверить не мог, что дурни так запросто вручили ему ключ к столь мощной силе. Но какой–то внутренний инстинкт, которому серый провидец давным–давно научился доверять, подсказывал ему быть осторожнее. Возможно, это просто обман. Тем не менее, он не понимал, что от этого получат хаосопоклонники. Он и так находится в их власти.

— Анклав твоей расы находится неподалёку, — произнёс Арек. — Место, именуемое Адской Ямой. Я прикажу своим всадникам сопроводить тебя туда. Позаботься о том, чтобы донести наши предложения до своих правителей, серый провидец Танкуоль, и будь объективен.

— Уж будьте уверены, — подтвердил Танкуоль, вознося безмолвную молитву Рогатой Крысе, благодаря её за спасение.

Похоже, что ему и Ларку удастся живыми выбраться из орды.

Но природная подозрительность, которая столь долго выручала его из бед, подсказывала, что не так всё просто.

Феликс наблюдал, как Мальгрим сворачивал свои одеяла и засовывал их в мешок на спине мула. Гном посмотрел на них и покачал головой.

— Пожелал бы я вам быть осторожными, но бессмысленно говорить подобное семи истребителям и Помнящему, а потому я просто благодарю вас за ваш огонь, еду и общество.

— У тебя есть какие–нибудь новости о том, что происходит на нашем пути? — спросил Феликс.

— Да, — ответил рудоискатель. — Примерно в дне пути отсюда вы найдёте деревню Гелт. Это необычное место, точка сбора рудоискателей и фактория для обитателей гор. Там всё ещё есть глубокая шахта. И постоялый двор. Я полагаю, вам следует туда заглянуть, потому как тамошние доброжелательные жители — последние, которых вам доведётся увидеть в ближайшем будущем.

Мальгрим помедлил, обдумывая свои дальнейшие слова.

— Это если орки ещё не сровняли деревню с землёй.

9. Столкновение с орками

Широкими шагами Феликс спускался по тропе в небольшую долину. Он обрадовался, увидев, что деревня Гелт всё ещё существует. Она оказалась достаточно безмятежно выглядящим небольшим поселением, если не принимать во внимание высокие каменные стены, увенчанные деревянными кольями, и возвышающиеся над стенами сторожевые башни. Деревня была построена на каменистом холме, поднимающемся посреди долины. Проходящая выше уровня деревни тропа предоставляла выгодную обзорную позицию, и Феликс смог разглядеть дым, поднимающийся из отверстий в покрытых дёрном крышах небольших домиков. По центру находилось крупное строение, которое Феликс принял за постоялый двор. На скалистом выступе над деревней находилось нечто, что он поначалу принял за ещё одну сторожевую башню, но через какое–то время обнаружил, что это укреплённый вход в шахту. Каменистая тропа сбегала по склону холма и оканчивалась у ворот городка.

Судя по размеру поселения, тут обитало несколько сотен жителей, а вид укреплений наводил на мысль, что взять его штурмом будет нелегко. Феликс заметил на вымощенных камнем улочках примерно одинаковое количество прогуливающихся людей и гномов.

— Место выглядит довольно безопасным, — громко произнёс он, скорее успокоения ради, чем для чего иного.

— Ага, человечий отпрыск, если только у нападающих не окажется осадных машин, — отозвался Готрек.

— Или мощной магии, — вставил Макс Шрейбер.

— Или те не ездят верхом на летающих чудовищах, — добавила Ульрика.

Феликс обвёл взглядом своих товарищей.

— Приношу извинения за свои слова, — произнёс он в итоге. — Мне жаль, что я испортил ваш радостный настрой.

— Снорри с нетерпением ждёт промочить горло пивом, — сказал Снорри Носокус. — Старый Мальгрим говорил, что в „Сломанной кирке“ подают лучший в горах эль.

— Чего мы тогда ждём? — спросил Готрек. — Пошли–ка вниз.

— Не беспокойся, Феликс Ягер, — произнёс Улли. — Пока здесь я, ни один орк не осмелится напасть на Гелт.

— Интересно, есть ли у них какие–нибудь официанточки? — осклабился Бьорни. — Небольшая компания мне бы не помешала.

— Возможно, там играют в азартные игры, — произнёс Стег. — Я захватил с собой особенные игральные кости.

Гримме всего лишь покачал головой, причмокнул, и невозмутимо направился вниз по склону. Позади, из–за его плечей выглядывали Станда и Олег. В руках они сжимали изготовленные к стрельбе луки, но никакой явной опасности не было.

— Пошли, — произнёс Феликс. — По крайней мере, этот вечер проведём в безопасности.

— Если за нами не прилетит дракон, — заметил Олег.

— Будь оптимистом, — посоветовал Феликс.

Оставив в стороне опасения и дурные предчувствия, каждый из них немного повеселел, когда они миновали часовых–гномов у ворот.

В „Сломанной кирке“ был большой общий зал. Ревущий огонь очага отгонял холод ночных гор. Феликс осматривал собравшуюся толпу. Их отряд привлёк внимание многих, что, если подумать, неудивительно. Вряд ли им доводилось часто видеть семерых истребителей, путешествующих в обществе пятерых людей.

Местное сборище было необычным. Гномов и людей, похоже, было примерно равное количество. У большинства гномов были бледные лица и лишённый выражения взгляд усталых шахтёров. Группа людей была более разношёрстной. Некоторые из грозно выглядящих индивидов были одеты в утеплённые кожаные одежды, высоко ценимые горными старателями. Другие выглядели, как торговцы и лавочники. Особо преуспевающим не выглядел никто, но и с голоду тоже явно не помирали.

В помещении повисла тишина, когда истребители расселись за одним длинным столом. Учитывая близость к Карак Кадрину, всем хватило ума не выказать недовольства. Все присутствующие отлично знали, что представляют собой истребители и на что они способны, если их разозлить. Феликс, Ульрика, Макс и оба телохранителя разместились за соседним с истребителями столом. Некое подобие нормальной активности таверны было восстановлено после того, как Готрек потребовал пива, и его заказ был быстро повторен Снорри Носокусом и Малакаем Макайссоном.

Выглядящий процветающим, толстый гном с лысеющей головой, румяными щеками и длинной седеющей бородой лично принёс пиво. Судя по собственническим взглядам, которыми он окидывал помещение, то был не иначе, как владелец таверны.

— Не желаете ли комнаты на ночь? — осведомился он.

— Истребители будут спать в общем зале, — заявил Готрек. — А вот люди могут захотеть для себя отдельных помещений.

— Так и есть, — подтвердила Ульрика, бросив взгляд на Феликса.

Заметив это, Макс отвёл взгляд и произнёс:

— Я возьму себе отдельную комнату.

— Мы со Стандой останемся в общем зале, — заявил Олег, сердито дёрнув свой ус.

Станда взглядом одобрил решение своего товарища. Ульрика согласилась.

— Я прослежу, чтобы лучшие комнаты проветрили и застелили кровати. Воздух прохладен, и как мне кажется, вы не откажетесь, чтобы в комнатах растопили камин?

Феликс так и видел, как каждое слово увеличивает общий счёт. «Ну и что? — подумал он. — Возможно, это последняя возможность в жизни выспаться в уютной обстановке, так зачем себя ограничивать?»

— Почему бы и нет?

— Возможно, прикажете подать ужин?

— Ага. Принесите нам то жаркое, запах которого ощущается даже тут, хлеб и сыр, — произнёс Улли.

— И побольше эля, — прибавил Снорри. — Снорри помирает от жажды.

— И вы готовы расплатиться за комнаты и ужин прямо сейчас, не так ли?

Трактирщик явно решил не оставить им возможность скрыться не заплатив, несмотря на то, что это истребители. Возможно, как раз именно по этой причине. В конце концов, ведь истребители — это те гномы, которые, так или иначе, не смогли следовать общепринятому кодексу чести гномов. Малакай Макайссон полез в свой кошель, и золото перешло из рук в руки. Феликс не заметил, сколько там было, но глаза трактирщика округлились, и тот явно повеселел. Похоже, по поводу размещения на постоялом дворе Малакая посетили те же мысли, что и Феликса.

— И хай всю ночь подают пиво, — сказал Малакай. — Спать я собираюсь в повозке, так шо место в общем зале для мене можно не готовыть.

Казалось, Стега это немного расстроило, но после глотка эля выражение его лица понемногу становилось всё более довольным.

— Как пожелаете, — произнёс трактирщик и прокричал указания своему персоналу.

Глаза Бьорни округлились, когда подошла пышногрудая официантка. Через пару секунд он шлёпнул её по заду и что–то зашептал в ухо. Если официантка и оскорбилась, то виду не подала.

Феликс отведал немного эля и кивнул головой.

— Мальгрим оказался прав, — подтвердил он. — Это превосходный эль.

— Неплохой, — согласился Готрек, что в устах Истребителя, несомненно, было наивысшей похвалой.

Теперь, когда вопрос с оплатой был решён, трактирщик, казалось бы, стал куда более общительным.

— Стало быть, направляетесь в Радасдорп по Главному тракту?

— Если он лежит на дороге к горе дракона, то да, — завопил Улли, явно получая огромное удовольствие от того невнятного шёпота, что поднялся вокруг.

— Так вы разыскиваете дракона? — переспросил трактирщик.

— Да, — ответил Макайссон. — Мы собираемся прыкончить здоровенную крупночешуйчатую зверюгу!

— Пытались и до вас, — заметил трактирщик.

С внезапно появившимся интересом, Феликс посмотрел на него.

— Кто же? — спросил он.

— За последние пару лет мимо нас прошло полдюжины истребителей — всех сразу и не вспомнишь, — произнёс трактирщик. — Ни один из них не вернулся.

— Их наверняка слопали орки, — прогудел один из людей.

— Или сняли с них кожу, — взволнованно добавил другой.

— Да, — вступил в разговор старый шахтёр. — Это вполне возможно. Одного из истребителей нашли пригвождённым к дереву у дороги. С того заживо содрали кожу. Теперь болтают, что та пошла Живодёру на новую пару сапог.

— Голову второго нашли на пике возле перевала Мирнек. Вороны уже выклевали на ней глаза.

— И был ещё один из тех людей–рыцарей, на здоровенном чёрном боевом коне, — вспомнил трактирщик. — Говорят, у него был волшебный меч и кавалерийское копьё, убивающее драконов.

— Он тоже не вернулся, — уныло произнёс один из гномов.

— Скорее всего, тоже попался оркам, — заметил тот человек, что заговорил первым.

— Или лихим людям. Хенрик Рихтер — тот ещё мерзавец, — заметил трактирщик.

Заметив интерес во взгляде Феликса, он продолжил:

— Нынче он атаман местных разбойников. Он объединил банды людей в небольшую армию. Это потребовалось для их выживания, когда сюда пришёл Живодёр. Говорят, между ними скоро разразится война за контроль над высокогорными пастбищами. Я готов в это поверить.

— Всё это говорит о том, что Главный тракт стал чрезвычайно опасен, — заметил Феликс.

— Безопасным для жизни это место не было никогда, — сказал трактирщик. — Но с тех пор, как вернулся дракон, тут стало чрезвычайно опасно. Я полагаю, его нападение на Гелт всего лишь вопрос времени. Говорят, на сей момент уничтожены все прочие городки вдоль Главного тракта.

— Ты намекаешь, что нам следует всего лишь подождать тут, и он сам придёт к нам? — с надеждой спросил Феликс.

— Да. Скорее всего.

— У мене немае лышнього времени. Я хочу, шоб тварь сдохла, и чим быстрише, тым лучше.

— Гораздо больше славы в том, чтобы его разыскать! — завопил Улли. — А если какой–нибудь зеленокожий или человек попробует нас остановить — отведает моего топора.

— Ха! Если хто–небудь попытается нас остановыть, у мене для ных есть невелыкий сюрприз, — сказал Малакай.

Феликс не сомневался в его словах. Он видел достаточно подтверждений гениальности Макайссона в изобретении оружия. Разумеется, разработки Макайссона были, по большей части, экспериментальными и не всегда работали исправно. Некоторые из них в использовании могли оказаться не менее опасными, чем любой противник.

— И что же это такое? — спросил здоровенный крепкий мужик, который был похож скорее на наёмного солдата, чем на старателя.

— Каждый любопытный може напасты и подывыться, — пригласил Малакай с радостью в голосе.

Теперь Феликса действительно заинтересовало, что именно припрятано в рукаве инженера.

— В здешних горах полно тех, кого это заинтересует, — с насмешкой произнёс человек.

Феликс недоумевал: «Не надоело ли жить тому глупцу? Неразумно насмехаться над любым истребителем, даже таким относительно выдержанным, как Малакай».

— Им больше чим рады, — только и ответил инженер, вернувшийся к дегустации своего пива.

Трактирщик произнёс:

— Не обращайте внимания на Питера. Даже в лучшие времена это угрюмый малый, а времена сейчас не лучшие. Он живёт тем, что торгует по всему Главному тракту. Но там теперь осталось чертовски мало тех, кому можно что–либо продать. Дракон позаботился.

— Мы это изменим! — завопил Улли.

На его хвастовство отозвались смехом за другими столами. По некоторой причине, присутствующие гномы отказывались воспринимать юного истребителя столь же серьёзно, как остальных. Но Улли, как оказалось, о том не задумывался, пока находился в центре внимания.

— Смейтесь, смейтесь, но вот увидите. Вы не будете насмехаться над нами после того, как дракон помрёт.

— С тем же успехом помрёшь и ты, — прокричал кто–то, вызвав очередной хохот остальных.

— Что до этого… — прокричал Улли. — Помирают все.

— Но некоторые гораздо раньше прочих, — заметил Питер.

Официантка теперь сидела на коленях Бьорни. Она проводила пальцами по его бороде, в то время как он разглядывал её с похотливой ухмылкой. Минуту спустя её согнал оттуда крупный мужчина с могучими руками и покрытым шрамами лицом. Вне всяких сомнений, то был один из вышибал.

— Оставь Эсси в покое, — произнёс он ровным угрожающим голосом.

— Да брось, Отто, — вмешался трактирщик. — Сам знаешь, такое происходит постоянно.

— Тебе–то что за дело? – простодушно поинтересовался Бьорни.

— Она моя жена.

Феликс издал громкий стон. Он и раньше видел женщин, вроде Эсси, когда вместе с Готреком работал в таверне в Нульне. Женщин, что были замужем за крепкими вспыльчивыми парнями и искусно подогревали их ревнивое внимание. Феликс понятия не имел, какую цель преследовали женщины, поступающие подобным образом. Вышибала уставился на него.

— А ты чего там расскулился, мальчик? — произнёс он.

Феликс бросил взгляд на вышибалу. Тот был здоровенным. Вероятно, на голову выше него и пропорционально шире. Его руки выглядели столь же большими, как у Готрека.

— Эль попал не в то горло.

— Берегись, а не то я возьму ту кружку и надену тебе на…

Глядя на него, Феликс начал подниматься со своего сидения, но опоздал. Когда вышибала отвлёкся, Бьорни поднял кулак и врезал Отто между ног. Здоровяк застонал и согнулся пополам, и как только это произошло, Бьорни взял свою кружку и со звонким звуком мощно приложил вышибалу по голове. Глаза Отто закатились, и он без сознания повалился вперёд.

— Не первый из ревнивых муженьков, с которыми мне доводилось разбираться, — заявил Бьорни, похотливо поглаживая бородавку на носу. — Теперь, милочка, как насчёт того, чтобы мы с тобой нашли спокойный уголок и…

Девушка согнулась над Отто и пронзительно закричала:

— Отто, что сделало с тобой это животное?

— К утру он очухается, — произнёс Бьорни. — Теперь, не прогуляться ли нам за дровяной сарай? Вот для тебя крупный золотой самородок, если…

— Иди к чёрту, — ответила Эсси.

Бьорни пожал плечами и снова уселся.

— Ещё пива, хозяин. Моя кружка внезапно опустела.

Трактирщик снова начал смотреть на истребителей обеспокоенно. Тем не менее, его здоровенный вышибала вырубился, а недавно прибывшие посетители вроде не собирались доставлять других неприятностей, и он решил, что лучше обратить всё в шутку.

— Больше эля, вот оно что, — произнёс он.

— Я помогу тебе отнести его наверх, — сказал Стег Эсси, подходя к распростёртому телу и делая движение, словно собираясь то поднять.

— Не утруждай себя, — произнесла девушка. — Мне от вас никакой помощи не нужно.

Стег пожал плечами и опустил тело. Феликс подивился, неужели лишь он один заметил, что кошелёк вышибалы внезапно пропал с ремня?

— Я думаю пойти прогуляться, — сказал Стег.

— Я думаю, шо пойду с тобой, — произнёс Малакай. — Саме время мени отправляться на боковую.

Если Стег и был разочарован упущенной возможностью обыскать повозку Макайссона, он этого не выдал.

— Пора спать, — заметил Феликс, поглядев, согласна ли с ним Ульрика.

Та кивнула головой, и они отправились к лестнице на верхний этаж.

* * *

Грунд Носач из племени Сломанного Носа смотрел вниз на деревню. Глаза орка были гораздо острее человеческих, и даже в тусклом свете обеих лун он разглядел всё, что требовалось. Со своей удобной наблюдательной позиции он видел повозку на внутреннем дворе. Это подсказало ему, что вскоре кто–то собирается покинуть небольшую укреплённую заставу. А это означало человеческую плоть, стальное оружие, может даже золото и крепкое алкогольное пойло. Он отполз от края скалы и отправился по своему следу обратно.

Он решил, что докладывать об этом Живодёру нет необходимости. Отряд это небольшой, а добычи едва хватит ему и его парням. Он соберёт вместе свой боевой отряд и позаботится о том, чтобы прежде, чем завтра ночью засияют звёзды, содержимое повозки досталось ему, что бы там ни находилось.

Феликс проснулся от звука ударов металла о металл, доносящегося снаружи постоялого двора. Он распахнул ставни и выглянул наружу. По звукам, он почти ожидал увидеть во внутреннем дворе полдюжины орков, сражающихся на мечах с рыцарями–храмовниками, но источник шума выявился не сразу. Через пару секунд он заметил, что крыша повозки Малакая Макайссона ходит вверх–вниз, и весь грохот исходит оттуда.

— Что там, Феликс? — спросила Ульрика.

— Не знаю, — ответил он, — но похоже, что в этом повинен Макайссон.

— Если это нечто важное, мы довольно скоро узнаем. А теперь возвращайся в кровать, — позвала она.

Взглянув на её обнажённую фигуру, Феликс не заставил просить себя дважды.

Ноги Феликса ныли от постоянного напряжения при подъёме. Ступни болели от соприкосновения с грубыми камнями Главного тракта. Он плотно укутался своим красным плащом из зюденландской шерсти, чему сейчас был рад. Несмотря на яркое солнце, в горах на этой высоте было зябко, и становилось всё холоднее. Холодный ветер дул на расположенные внизу равнины и ерошил ему волосы невидимыми пальцами.

Феликс улыбался Ульрике. Как обычно случалось после совместно проведённой ночи, сегодня между ними не возникало разногласий. Ульрика ответила ему радостной улыбкой. Феликс понимал, что она устала не меньше его, если не больше, но не собиралась это показывать. Определённое сочувствие к ней охватило Феликса. Ульрика выросла на плоских равнинах Кислева, и опыта в хождении по горам у неё было ещё меньше, чем у Феликса. По крайней мере, в горах он путешествовал ещё до того, как связался с Готреком. Олег и Станда уже шли явно заметной неровной походкой. Дышали они тяжело, и то и дело по очереди останавливались — согнувшись почти пополам, широко расставив ноги, положив руки на бёдра и склонив голову, пробовали отдышаться.

Не было конца удивлению Феликса, что из всех людей наименьшие признаки усталости демонстрировал Макс Шрейбер. Он привык думать о волшебнике, как о малоподвижном книгочее, но Макс в горах чувствовал себя как дома. Шрейбер опёрся на свой длинный посох и с ободряющими словами обратился к Олегу, затем положил руку на плечо кислевита. Феликс мог поклясться, что видел, как между двумя мужчинами проскочила искра энергии, а затем Олег выпрямился в полный рост и зашагал вперёд с новыми силами. «Возможно, вот в чём секрет Макса, — решил Феликс, — должно быть, чтобы черпать силы для движения, он пользуется своей магией, с помощью которой он и придал немного сил Олегу».

«Что бы это ни было, оно эффективно», — подумал Феликс. Казалось, Макс, как и гномы, чувствовал себя здесь как дома, что до сего времени Феликс полагал невозможным для любого из людей. Трудно поверить, что гномы были столь веселы, принимая во внимание то обстоятельство, что они истребители и идут на задание, которое, вероятнее всего, окончится их гибелью. Без устали они двигались вперёд, преодолевая самые крутые подъёмы без видимых усилий, временами отклонялись с дороги и с лёгкостью взбирались на почти вертикальные склоны лишь удовольствия ради.

Так не поступал лишь Малакай. Он всё время оставался со своей повозкой, подгоняя пони, когда те артачились на крутых подъёмах. И не спускал глаз со своего окружения, в особенности со Стега, когда подозревал вора в том, что тот подбирается ближе к повозке. Готрек и Снорри шли впереди. Феликс видел их во главе колонны, взбирающихся на гребень ближайшего холма, где путь изгибался всё круче, забираясь дальше в горы.

— А тут красиво, а? — произнесла Ульрика.

Феликс огляделся, понимая, что она имела в виду. Горы обладали странным неброским очарованием, что воспринималось вознаграждением за усилия, затраченные, чтобы сюда добраться. По обеим сторонам возвышались огромные серые склоны гор с вкраплением тут и там зелени лесов и невысоких кустарников. Высоко над ними поблёскивала граница снегов и холодные гордые вершины. На склонах гор высились валуны, время от времени перекрывающие путь. По предположению Феликса подобное происходило там, где сдвинутые с места камни скатились вниз по склону.

Далеко внизу ему был виден Гелт. Проходя между двумя близлежащими горами, путь изгибался вниз к холодному чистому озеру.

— Да уж, — согласился Феликс. — Хотя и близко не сравнится с твоей красотой.

Ульрика покачала головой.

— Ты бесстыжий льстец, Феликс Ягер.

— Какая лесть? Одна лишь правда.

Ульрика повернулась и какое–то время глядела в сторону, а её улыбка приобрела странный печальный вид.

— Что бы я без тебя делала? — спросила она.

— Что ты имеешь в виду?

— Я никогда не встречала мужчину, который вызывал бы у меня такие чувства, как ты.

Феликс понимал, что это следует расценивать, как комплимент, однако чувствовал замешательство.

— Это хорошо или плохо?

— Я не знаю, — ответила она. — Знаю лишь, что это сбивает с толку.

В ответ он пожал плечами и не смог подобрать правильные слова, чтобы передать свои чувства. Феликс едва ли не обрадовался, когда услышал крик Готрека:

— Похоже, у нас неприятности!

Феликс и Ульрика поднялись на гребень холма. Дорога бежала дальше, спускаясь в небольшую долину, прежде чем снова забраться на ряды холмов, что вздымались до горизонта, подобно гигантским застывшим волнам. На гребне холма стояли Готрек со Снорри, очертаниями выделяясь на фоне неба.

Быстрый взгляд сразу же открыл Феликсу, что имел в виду Готрек. Навстречу им по дороге неслась группа зеленокожих воинов. Феликс попытался было сосчитать, но их было слишком много, и передвигались они очень плотным строем, чтобы его попытки увенчались успехом. Он бросил это дело, насчитав более двадцати.

— Их там сорок четыре, — сообщила Ульрика.

— У тебя зрение получше моего.

— Либо так, либо я лучше умею считать.

Феликс понял, что она собиралась пошутить, но голос выдавал напряжённость.

Олег и Станда встали позади. Они уже натягивали свои луки. Ульрика начала подготавливать свой. Макс занял позицию рядом с ними, обеими руками навалившись на посох.

— Похоже, у них превосходство в численности, — высказался, наконец, Макс.

— Это всего лишь зеленокожие, — заявил Снорри. — Не о чем беспокоиться.

— Соотношение по численности более чем четыре к одному, — заметил Макс. — Что вызывает у меня некоторое беспокойство.

— Один гном стоит десяти орков! — проорал Улли.

— Особенно в кровати, — с ухмылкой добавил Бьорни.

— Ты вообще думаешь о чём–то другом? — спросил Феликс.

— Иногда о сражениях, — произнёс Бьорни. — И я думаю, что сейчас для таких мыслей самое время.

— Ладно, — произнёс Готрек. — Вот что. Мы встретим их здесь, позволив им самим приблизиться. В нормальных обстоятельствах я бы поступил иначе, но будет жаль пасть от ятагана орка, когда в этих горах ожидает дракон.

— Звучит здраво, — отозвался Феликс с иронией.

Он услышал, как позади, взбираясь на подъём, громыхает повозка Малакая Макайссона. Феликс искренне надеялся, что у Макайссона есть оружие, которое он обещал, и оно работоспособно.

— Снорри считает, нам нужно лишь на них напасть, — заявил Снорри Носокус.

— Я думаю, план Готрека будет получше, — сказал Улли.

Феликс удивился, не послышались ли ему только что нотки страха в хвастливом голосе гнома? Это его не удивило. Любимая поговорка его отца: «Пустая бочка гремит звонче». «И ему ли этого не знать? — думал Феликс. — Отец и сам был весьма горластым человеком».

— Интересно, есть ли при них золотишко? — сказал Стег. — Никогда не знаешь наверняка. Может и иметься, если они только что ограбили старателя.

Он начал замечать взгляды, которыми одарили его остальные, и пожал плечами.

— А чего я такого сказал? Только лишь, что не угадаешь.

— Меня больше волнует то, есть ли у них луки, — произнёс Готрек. — Послужить подушкой для булавок стрелам зеленокожих — не та смерть, что нужна истребителю.

— Возможно, я смогу об этом позаботиться, — высказал Макс Шрейбер. — Если ветры магии достаточно сильны и среди них нет шамана.

— Вроде не заметно, чтобы он там был, — произнёс Готрек. — Иначе он бы вертелся волчком и бубнил всякую чушь своим богам.

Теперь орки были от них на расстоянии около четырёхсот шагов. Пока не в зоне поражения стрелами, но приближались быстро. Феликс слышал их дикие гортанные боевые кличи. Орки угрожающе потрясывали своим оружием.

— Может, нам стоит повернуть назад? — произнёс Улли.

Феликс поглядел на него. Тот выглядел бледным и немного дрожал.

— Возможно, это неплохая мысль, — ответил Готрек.

Феликс удивлённо уставился на Готрека. За всё время их долгих совместных походов он впервые слышал, чтобы Истребитель высказал желание отступить.

— Почему? — спросил Феликс.

— Потому что там для расправы немного больше зеленокожих.

Феликс оглянулся в направлении, откуда они пришли. Позади, вниз по склонам спускались орки и прочие, более мелкие создания. Похоже, что путь к отступлению был отрезан.

— Не очень–то хорошо это выглядит, — заметил Феликс.

Он заметил, что некоторые из небольших зеленокожих едут верхом на огромных паукообразных существах. У него по телу поползли мурашки только от вида этих диких зверей. Приближались они с ужасающей скоростью. Феликс начал подумывать, что истребители, возможно, слишком уж самонадеянно забрались в горы в таком прискорбно малом количестве.

— Для них, человечий отпрыск, — уточнил Готрек. — Для них.

— Хотел бы я разделить твою уверенность, — произнёс Феликс.

— Я розберусь с цим стадом, — заявил Малакай. — Дывысь на тых, шо перед тобой.

— Ты уверен, что справишься? — спросил Феликс.

— Ты можешь на це поставить, — ответил Малакай.

Одной рукой он потянул за рычаг, и полотняная крыша повозки сложилась. На свет показалась необычно выглядящая многоствольная пушка, установленная на треноге. Феликс ранее видел уменьшенное подобие этого оружия и знал, на что оно способно. Малакай потянул тормозной рычаг повозки, чтобы та оставалась неподвижной на позиции с обратной стороны холма.

Наездники на пауках начали продвигаться в направлении вершины холма. Феликс наблюдал, как Малакай прицелился по стволу своего орудия и крепко сжал спусковую рукоять. Феликс отважился бросить взгляд на другую сторону холма. Орки начали своё восхождение на холм, на ходу издавая самоуверенные вопли. Феликс понимал, знай враги, что их ожидает на вершине холма, они бы не были столь самоуверенны. Тем не менее, окажется ли этого достаточно?

Ульрика, Станда и Олег начали стрелять из своих коротких составных луков. Стрелы со свистом понеслись к подножию холма и воткнулись в трёх передовых орков. Двое рухнули — одному стрела попала в глаз, второму в горло. Третий продолжал приближаться, несмотря на торчащее в груди оперённое древко стрелы.

В ответ на обстрел зеленокожие стали рассредотачиваться, потому как в столь плотном строю они были слишком удобными целями. «Дикари–то они, может, и дикари, — подумал Феликс, — но отнюдь не дураки». В этот момент он пожалел, что не научился пользоваться луком. В молодости он получил некоторый опыт обращения с дуэльными пистолетами, но не в стрельбе из лука. Подобное занятие не приличествовало джентльмену, которым, как рассчитывал его отец, станет Феликс. Хотя прямо сейчас оно бы ему крайне пригодилось. Очевидно, с этим были согласны и орки, потому как некоторые из них достали луки из–за спины и начали натягивать. Походило на то, что готова вспыхнуть дуэль на луках. Рядом с Феликсом истребители начали выкрикивать в сторону орков оскорбления, насмехаться и потрясать своим оружием.

Готрек поднял топор над головой и завопил:

— Подходи и сдохни!

— Снорри желает биться! — орал Снорри.

— Имел я ваших матерей, — прокричал Бьорни, а затем притих, когда на него уставились остальные гномы.

— Ну, жизнь заставит - ещё не так раскорячишься, — пробурчал он напоследок.

Пока гномы бросались оскорблениями, Ульрика и кислевиты продолжали методично выпускать стрелы в орков. Ещё трое упало, но остальные издали яростный боевой клич и продолжали приближаться.

Внезапно позади Феликса раздался подобный грому грохот. Оглянувшись, тот увидел, что Малакай пустил в ход своё орудие.

Промелькнуло пламя, когда кремневые бойки ударили в нужные места. По очереди сработали стволы, и орудие прогрохотало, посылая вперёд смерть. На глазах у Феликса одного из пауков смяло посередине, его тело было разорвано в клочья, а лапы слабо подрагивали. Малакай немного повернул орудие на треноге, изменяя угол обстрела. Смяло второго паука, затем третьего.

К несчастью, грохот орудия напугал пони. Или то был вид неестественно огромного паука, что приближался к ним. Они начали пятиться, взбрыкивать и лягаться своими задними ногами, ударяя по повозке, сражаясь со своей упряжью в отчаянных попытках освободиться. Один из ударов пришёлся по тормозному рычагу, передвинув механизм в свободное положение и расколов надвое. От последовавшей серии ударов неуправляемая повозка покатилась вниз по склону. Поначалу двигаясь медленно, она, разгоняясь, набирала скорость. Феликс было собрался бежать за ней и попытаться остановить, но быстро сообразил, что это бесполезно. Обычному человеку не по силам остановить несущуюся повозку.

Если происшествие и обеспокоило Малакая Макайссона, то тот ничем это не показал. Прокричав гномий боевой клич, он продолжил стрельбу, опрокинув очередного паучьего наездника. Последние два пошли ему наперехват.

— Поберегись, человечий отпрыск, — услышал Феликс голос Готрека, и снова повернул голову в направлении приближающихся орков. Полудюжине из них удалось привести луки в боевое положение и открыть ответный огонь по вершине холма. Феликс вздрогнул, когда в него полетели стрелы, а затем Макс Шрейбер внезапно поднял руки и, продолжая бормотать, завершил какое–то заклинание. Сияющая сфера золотого света возникла вокруг вершины холма. Стрелы ударили в её мерцающую и переливающуюся поверхность и, охваченные огнём, рассыпались дождём искр, не причинив вреда.

Приближающиеся орки остановились в недоумении, испуганные проявлением волшебной силы. Следующий залп кислевитов свалил ещё двух орков. По подсчётам Феликса, на сей момент они уже вывели из боя около десятка орков. Тем не менее, тех оставалось более чем достаточно, чтобы захватить вершину холма. Какой–то хруст позади него снова привлёк внимание Феликса. Он оглянулся.

Сквозь мерцающую дымку он увидел, что один из паучьих наездников оказался на пути повозки и был раздавлен тяжёлыми колёсами, обитыми железом. Последнего разнесло на куски залпом органной пушки. Малакай продолжал скатываться вниз по склону к скоплению отрядов гоблинов. Феликс заметил, что те, широко раскрыв глаза, в панике наблюдают за приближающимся истребителем. Малакай продолжал вопить и выкрикивать оскорбления, пока повозка неслась на мелких зеленокожих.

Внимание Феликса снова отвлёк вопль с другой стороны. Орки довольно быстро преодолели свой испуг и продолжили наступление. Обнаружив безрезультатность своих усилий, зеленокожие лучники убрали свои луки, обнажили тяжёлые чугунные ятаганы и побежали догонять своих собратьев. Феликс торопливо оценил расстояние и взял наизготовку собственный меч с эфесом в виде дракона.

— Я полагаю, у тебя есть время на ещё один выстрел, а потом лучше доставай меч, — сказал он Ульрике.

Слабая улыбка появилась на её губах, когда она натянула тетиву лука до щеки и отпустила.

— Не болтай, — ответила она, когда свалился очередной орк.

Позади них раздались звуки разрывов. «Чем там занимается Малакай?» — недоумевал Феликс. Он не осмелился посмотреть, видя, что первый из нападающих орков почти вышел на расстояние удара. Ульрика выстрелила ещё раз, практически в упор, затем торопливо отбросила лук и потянулась за мечом. Феликс шагнул вперёд, готовый встать между ней и теми, кто может напасть на неё, покуда она достаёт оружие.

Звук речитатива Макса изменился, и сфера золотого света осела внутрь, тысячами отростков энергии свёртываясь в гораздо меньшие сферы, размером с голову человека, которые зависли прямо перед Максом. Следующий жест разрушил сферы и послал дождь стрел золотого света в орков.

Весь передний ряд незамедлительно был опрокинут вспышкой магической энергии. Феликс увидел, как один орк рухнул на колени, вся его грудь была разворочена и через дымящуюся дыру в доспехах были видны рёбра.

— Хорошо, парни, — произнёс Готрек. — За дело!

Иного воодушевления истребителям и не требовалось. Все шестеро бросились на лишившихся присутствия духа орков, которые тупо уставились на них. Встретив магический отпор Макса, атака орков захлебнулась. На глазах у Феликса Готрек стремительно ворвался в середину построения орков. Размытой кровавой дугой поднялся и упал вниз его топор, разрубая одного орка и погружаясь в грудь второго. Готрек резко выкрутил топор, высвосвобождая его, и начал крошить всё вокруг — могучее волшебное оружие превратилось в его руках в водоворот смерти.

Подле него наступал Снорри, изготовив топор и молот. Он резко наносил мощные удары, не заботясь о своей безопасности. Каждый из его ударов свалил по орку, моментально превратив тех в безжизненные трупы. К Готреку и Снорри присоединились остальные истребители, образовав клин, врубившийся в орков, словно корабль, плывущий в море зелёной крови. Феликс с благоговейным трепетом наблюдал за повреждениями, которые наносили гномы. Он сомневался, что ущерб, который за несколько кратких мгновений причинили истребители, смог бы нанести отряд рыцарей.

Бьорни врезал одному орку головой, а когда тот упал, обезглавил его ударом своего топора. Хохоча, словно помешанный, он наступил на ногу очередному орку, наподдал коленом в пах и, пока тот не очухался, погрузил ему в грудь топор. Рядом с Бьорни находился побледневший Улли, который, вцепившись в свой топор обеими руками, срубал врагов, словно лесоруб, валящий дерево. Феликс заметил, что в сравнении с остальными гномами боевого опыта у Улли немного, но удары, наносимые его сильными мускулистыми руками, были не менее эффективными.

Стег крутился позади, набрасываясь с киркой на любого орка, который мог угрожать его товарищам с тыла. Его взгляд перескакивал с одного на другого, словно в поисках добычи, но не только лишь жадность давала ему преимущество в бурном круговороте рукопашной. Гримме в одиночку бился справа, и резню он устроил впечатляющую. Он пользовался своим здоровенным молотом обеими руками, но скоростью соперничал с Готреком. От одного мощного удара голова орка превратилась в желе. Второй боковой удар начисто снёс голову зеленокожего, отправив ту в полёт на сотню шагов вниз по склону.

Группа людей от яростной атаки гномов незамедлительно обратилась бы в бегство, но орки были слеплены из крутого теста. Лишь мгновение они колебались, а затем бросились в рукопашную с отвагой берсерков, почти под стать своим противникам. Они накинулись на гномов, пытаясь задавить тех числом. Кое–кто из них, заметив людей, выжидающе стоящих на вершине холма, проскочил мимо истребителей и бросился в атаку. Феликс незамедлительно просчитал позицию. Что лучше, ждать или напасть? Здесь у них преимущество в возвышенной позиции. Если они пойдут в атаку, их преимуществом будет натиск.

Быстрый взгляд подсказал ему, что орки не выглядят особо задыхающимися от бега на подъём. Решение последовало тотчас же.

— Пошли! — заорал он и бросился вперёд.

За ним последовала Ульрика и её телохранители.

— Держаться ближе. Прикрывать друг другу спины! — прокричала Ульрика.

Феликс был рад, что она до этого додумалась. Это было единственным преимуществом, на которое они могли рассчитывать посреди окружающего их хаоса.

Бег вниз по склону прибавлял ему скорости. Он выбрал для себя в качестве цели самого крупного из приближающихся орков и высоко поднял меч. В последнюю секунду он опустил меч вниз, уклонился от замаха орка и возвратным движением нанёс режущий удар по его позвоночнику. Он ощутил, как хрустнула кость и подалась кожаная одежда от удара острого как бритва лезвия, а затем орк упал, более не чувствуя ног. Пробегая мимо, Станда пнул орка в голову, и тот, хрюкнув, затих.

Феликса захватило безумие схватки. Он пригибался и уклонялся, отбивал и наносил удары, делая выпады своим мечом в плотно скученную массу тел. Пот едва не ослеплял его, а лицо и руки были покрыты кровью. Он едва не оглох от воя и воплей врагов. При каждом блокировании удара из его онемевших пальцев отдачей едва не выбивало меч.

Он рубил налево и направо, всегда стараясь не упускать из вида Ульрику, чтобы враг не подобрался к ней незаметно. Феликс видел, как она сражается длинным кислевитским мечом. В схватке она двигалась, словно некая богиня воинов. Раз уж она не могла сравниться с орками силой, то компенсировала это скоростью. Казалось, Ульрикой тоже овладело безумие схватки. Феликс однажды провёл с ней тренировочный поединок, но он никогда не видел её в настоящем бою. Казалось, Ульрика была охвачена примитивной яростью, превратившей её в орудие уничтожения. Словно языки пламени, она танцевала в сражении, кружась и рубя, оставляя позади себя смерть. Рядом с ней, как одержимые, сражались Олег и Станда, прикрывая Ульрику с флангов. Им недоставало её мастерства и скорости, но сражались они со смертоносной эффективностью ветеранов.

Уголком глаза Феликс уловил проблеск золотого света. Он пробежал взглядом по Максу, пробивающемуся сквозь орков. Всё его тело было окружено сиянием желтоватого света, которое, казалось, отражало удары. Всякий раз, когда его посох ударял в орка, возникала крайне яркая вспышка, и в воздухе разносился запах палёного мяса. Феликс понимал, что зачарованное оружие мага прожигает всё, к чему ни притронется. Передышка закончилась. Феликса атаковал очередной орк, и ему пришлось с трудом защищаться. Он отпрыгнул вверх по склону, яростно пытаясь сохранить равновесие в момент отражения удара и отчаянно надеясь, что не споткнётся о какое–нибудь незамеченное препятствие, вроде булыжника или тела орка. Его противником оказался здоровенный орк, на голову выше Феликса и в полтора раза шире. Длинные, как у обезьяны, руки давали ему преимущество на длинной дистанции. Кровожадностью и ненавистью были полны красные глаза, изо рта капала смешанная со слюной пена, стекая по бивнеподобным зубам, что вылезали из нижней челюсти. Похоже, орк явно собирался убить Феликса, а затем сожрать. Орк был весьма силён и очень быстр, и на мгновение Феликс почувствовал вызывающее тошноту сомнение, что ему по силам остановить противника.

Где–то в скрытых глубинах его разума росло понимание, что если он падёт здесь, то шанс сразиться с драконом будет навсегда потерян. И словно в ответ на эти мысли, Феликс ощутил, как в него вливаются свежие силы от меча. Приливной волной энергии унесло прочь усталость и страх. Он легко заблокировал выпад орка, поставив на пути его клинка свой и без труда удержав, словно орк и не превосходил Феликса в весе на десять стоунов. Он заметил потрясённый взгляд, искрививший лицо орка, когда тот отметил, какой отпор дал ему сравнительно слабый противник.

Затем для Феликса время, казалось бы, замедлилось. Он двигался с обычной скоростью, но всё вокруг него — с половинной. Феликс отвёл свой клинок назад, и прежде чем орк смог среагировать, снёс ему голову с плеч. Затем снова полез в схватку, убивая на ходу.

Тем временем орки осознали, что столкнулись с превосходящим их противником. Один из них развернулся и дал дёру, и через мгновение все его выжившие собратья последовали этому примеру. Пока те разворачивались, чтобы сбежать, гномы зарубили нескольких. Истребители и их товарищи–люди бросились в погоню за спасающимися бегством орками. Коротконогие гномы скоро остались позади, но людям удалось догнать и зарубить в спину ещё нескольких.

Однако орков оставалось ещё слишком много, чтобы догнать и перебить всех, и Феликс подумал, что если преследование продолжить, враг может перегруппироваться и наброситься на людей. Он прокричал, чтобы Ульрика и её телохранители остановились, и те с неохотой подчинились. Орки продолжали удирать.

С обратной стороны склона холма снова раздался звук взрыва. Феликс заметил облако чёрного дыма, поднимающееся в небеса. Незамедлительно он вспомнил, что где–то там внизу Малакай Макайссон сражается с толпой гоблинов.

— Пошли назад, на подмогу Малакаю, — сказал Феликс и увидел понимание, отразившееся на лице Ульрики.

Она кивнула головой и сразу же развернулась. За ней последовали Олег со Стандой. Феликс чертыхался между вдохами, когда на его ногах сказалось напряжение от бега к вершине холма. Его одежда уже пропиталась потом и была влажной от крови. Мышцы болели от напряжённого боя. Однако он заставил себя последовать за кислевитами.

Он увидел, что истребители уже развернулись и несутся через гребень холма в направлении второго сражения. Пока те скрывались из вида, Феликс продолжал бежать вперёд, ощущая уверенность, что раз уж они разбили диких орков, то с гоблинами, скорее всего, проблем не предвидится. А затем на ум пришла мысль о тех гигантских пауках, и его уверенность как ветром сдуло.

Узнаваемый по очертаниям на гребне холма, Макс Шрейбер высоко поднял свой посох. Вокруг него заискрился ореол желтоватого света, но менее яркий, чем ранее, и Феликс интуитивно понял, что Макс потратил огромное количество своей силы. Но даже в этом состоянии маг раскручивал над головой посох, на конце которого, казалось, загорелось пламя. Яростное золотое пламя разгоралось ярче с каждым оборотом посоха, словно тлеющая головня, раздуваемая ветром. В итоге, накопив достаточно энергии, Макс высвободил её, послав потоком в направлении подножия холма. Ответом на заклинание явились пронзительные пискливые вопли умирающих гоблинов.

Феликс, перевалив через гребень холма раньше Ульрики и её телохранителей, уставился на картину ужасающего побоища. Повозка инженера проделала кровавую борозду в рядах гоблинской орды. Огромные пауки были раздавлены или разорваны на части. Множество тел мелких гоблинов лежало на земле, свидетельствуя об ужасающей мощи органной пушки. Сам Малакай неустойчиво стоял на повозке, которая после столкновения остановилась во впадине на обочине дороги. Он швырял в толпу гоблинов чёрные бомбы.

Зеленокожие сбились в кучу, удерживаемые на расстоянии силой взрывов, пытаясь набраться мужества и атаковать изобретателя. Теперь же оказалось, что заклинания Макса и внезапного наступления шестерых истребителей оказалось достаточно, чтобы окончательно лишить их присутствия духа. Гоблины развернулись и пустились наутёк в том направлении, откуда явились. Наблюдая их бегство, Феликс решил, что убийств оказалось более чем достаточно для одного дня, и перешёл с бега на шаг. Ульрика и кислевиты промчались мимо него, побежав вниз, догонять истребителей.

Феликс не стал мешать. Он понимал, что теперь–то им зеленокожих уже не догнать.

Грунд бежал изо всех сил, чего ранее в жизни ему делать не доводилось. Ему весьма нравилось сражаться, как и любому орку, но эти коротышки оказались не по зубам. Он никогда не видел никого, кто бы бился так, как тот гном с волшебным топором, разве что за исключением самого Угрека. Грунд понимал, что если он собирается отомстить, ему следует рассказать о случившемся Живодёру. Угрек соберёт всех парней, они спустятся вниз и растопчут тех коротышек. Грунд надеялся, что воевода по–прежнему стоит лагерем у холма Кровавого кулака. Это менее чем в дне пути, даже гораздо меньше, если Грунд будет продолжать бежать. Подумав о коротышке с топором, он решил, что идея эта, возможно, не столь уж плоха.

Феликс прошёл мимо трупа гоблина. Наряду с дымом от тела исходил запах горелой плоти. Похоже, что зеленокожий умер от воздействия заклинания Макса. На теле не было ни отметин, ни осколочных ранений, которые бы отмечали попадание шрапнели от бомб и органной пушки. Когда Феликс пригляделся, то увидел, что глаза мелкого человекоподобного существа взорвались в глазницах и в виде желе вытекли на лицо. То был не самый приятный вид, но, опять же, то же можно было сказать о большинстве трупов.

Феликс подошёл к другому существу, лежавшему, уткнувшись мордой в грязь, и перевернул его своим сапогом. Существо не было особо большим. Его тело было немного крупнее, чем у обычного ребёнка. По соотношению к длине туловища ноги были слишком коротки, а руки чрезмерно длинны. Для такого тела голова была крупновата. Существо было одето в подобие кожаной рубахи с капюшоном, раскрашенной в ярко жёлтый и бледно–зелёный цвета. В момент смерти капюшон свалился с головы, обнажив лицо.

Черты кривого лица наводили на мысль о злобности и коварстве. Нос был длинным и узким, как морковка, рот заполняли острые зубы, напоминающие крысиные. Но больше всего его поразили руки существа. Они были огрубевшими и сильными, с крупными суставами и очень длинными пальцами, намекающими на недюжинную ловкость. Нечто в их внешнем виде навело Феликса на мысль о душителях, и он осознал, что вряд ли когда–либо захочет, чтобы такие руки ухватили его за горло.

Хотя существо после смерти выглядело на удивление жалким. Маленькое неподвижное тело имело крайне унылый вид. Он указал на это Ульрике, что наблюдала за ним, стоя рядом. Она ответила ему взглядом явного непонимания.

— Он мёртв, — заметила Ульрика. — И это здорово. Потому как он бы нас убил, выпади ему подобная возможность.

— Ты права, — согласился Феликс, но почему–то по–прежнему ощущал некое подобие стыда, глядя сверху вниз на маленькое тельце.

Феликс подошёл к Малакаю Макайссону, стоящему на повозке. Инженер злобно глядел вниз, и Феликс вскоре понял в чём тому причина. Одно из колёс повозки отскочило, и та накренилась, вывалив оборудование и инструменты инженера в грязь. Но сам Малакай, по крайней мере, пострадавшим не казался, несмотря на почерневшие пальцы и лицо, испачканное пятнами то ли сажи, то ли смазки.

— Ты в порядке? – поинтересовался Феликс.

— Да. Лучше не бувае! Не переживай, я разобрався б ще с бильшим количеством цих мелких хитрющих зверьков. Я переживаю о своём оборудовании. Я надеюсь, шо от столкновения ничого не поламалось.

— Я помогу тебе его собрать, — предложил Феликс.

— Не утруждайся. У мене на цей случай есть свий метод. Я сам все разложу, як надо.

— Как тебе угодно, — сказал Феликс.

Он отошёл туда, где плечом к плечу стояли Готрек и Снорри, пристально осматривая холмы, в которых скрылись гоблины.

— Снорри считает, что мы их больше не увидим, — заявил Снорри.

Готрек сплюнул на землю и сердито покачал головой.

— Значит, тебе следует оставить размышления для кого–нибудь другого, Снорри Носокус. Потому что они вернутся сразу же, как отыщут своих сородичей. И в следующий раз их будет больше. Можешь золотой на это поставить.

Феликс был вынужден согласиться. Какое–то чутьё подсказывало ему, что зеленокожие ещё отнюдь не сказали своего последнего слова. Позади он услышал звуки ударов молота, когда Малакай Макайссон принялся починять свою повозку.

— Мы их всех порешим, — произнёс Улли.

Феликс видел, что его лицо по–прежнему бледно, и дрожат сжимающие топор пальцы. Однако Улли достаточно хорошо проявил себя в бою.

— Встречал я в борделях Нульна гоблинских, по их утверждению, девок, — задумчиво произнёс Бьорни. — Хотя вряд ли это правда. Они просто человеческие бабёнки с выкрашенными в зелёный цвет лицами и заточенными зубами.

— Я с удовольствием проживу всю свою жизнь, даже не выяснив, правда ли это, — произнёс Феликс.

— Что ж, кое–что ты тогда не изведаешь, — заметил Бьорни, похотливо ухмыльнувшись.

Феликс отвернулся и удалился.

10. Дорожные встречи

Светало. Огонь угас, оставив от себя лишь золу и угольки. Набивая рот кусками резиноподобного сыра, откусывая кисловатый походный хлеб гномов и запивая всё это выдохшимся пивом, Феликс наблюдал, как гномы и кислевиты сворачивают лагерь.

Ульрика улыбнулась ему. Он дотянулся, пожал её руку и обрадовался, ощутив ответное пожатие. За плечом Ульрики он увидел подмигивающего ему Бьорни. Гном мерзко осклабился, затем схватил правой рукой бицепс левой и сделал качающее движение. Феликс отвёл глаза. Малакай починил свою повозку, уложил кое–какие из деталей в деревянные ящики, оставив в пределах досягаемости кучу штуковин, подозрительно смахивающих видом на оружие. После нескольких часов блужданий, прошлым вечером возвратились пони, покорно стоящие теперь в упряжке.

Остальные истребители с оружием в руках и мешками за плечах выглядели готовыми к любым неожиданностям. Олег и Станда держали луки наготове. И лишь Макс Шрейбер был не в духе. Он казался бледным, истощённым и более чем немного усталым. На лице Макса было озадаченное выражение, словно он о чём–то размышлял. Стоял он выпрямившись. Макс чем–то неуловимо изменился, и Феликс не совсем был уверен, в чём именно дело.

— Двинули, — прокричал Готрек. — До Драконьей долины путь неблизкий.

Малакай дёрнул поводья. Истребители перешли на походный шаг. Вдали Феликс видел небольшие облака.

* * *

Макс Шрейбер чувствовал себя выжатым. Вчера он потратил много сил в бою с зеленокожими. Выспаться ему не удалось. Ревность терзала его при виде Феликса и Ульрики, лежавших вместе под одеялами по ту сторону костра. Что, наряду с храпом гномов, не способствовало ночному отдыху. В конце концов, после нескольких часов разглядывания холодного сияния звёзд ему удалось погрузиться в сон. И, как показалось Максу, всего лишь через несколько минут Снорри разбудил его. Он чувствовал себя так, словно вовсе не спал. Казалось, слипались глаза, и всё болело. Однако, приняв во внимание случившееся, Макс чувствовал себя ещё не так уж и плохо, чем был удивлён.

Сделав глубокий вдох, он попробовал коснуться ветров магии. Сегодня, как он понял, они дули слабо, но всё равно прикосновение к ним отдалось жжением в его венах и наполнило его энергией. Макс закрыл глаза и исследовал собственное состояние. Он ощущал истощение, но вместе с ним, как ни удивительно, и воодушевление.

Макс также осознал, что расход энергии во вчерашнем бою сослужил ему добрую службу, хоть пока и не вполне очевидную. Иногда, насколько ему было известно, единственный способ усовершенствовать своё магическое искусство — воспользоваться им. Максу не открылось никаких новых откровений, на что он рассчитывал во время вчерашнего сражения. Однако же он сознавал, что получил таки кое–что. Он сумел справиться с управлением потоками ветров магии с большей плавностью и глубже проникнуть в тайники своей души, чем когда–либо до сего момента. Он понимал, что его магические силы увеличиваются.

За последние несколько недель Макс был вынужден неоднократно прибегать к использованию своей силы, чего ранее ему делать не приходилось. В сражении со скавенами, с драконом и вчерашними орками. Он воспользовался силой в экстренных ситуациях, будучи к тому принуждён. С подобными условиями он редко сталкивался в своей размеренной жизни учёного. Кажется, что это оказывает на него некое кардинальное воздействие.

Ухватив ветра магии и притянув их к себе, Макс осознал, что ныне стал вместилищем куда большего количества энергии, чем когда–либо ему доводилось удерживать. Казалось, что чувства его обострились. Контроль над потоком магии стал увереннее. Чувствительность магического зрения Макса возросла.

Недоступным ему ранее способом Макс теперь разобрался в переливах невероятных энергий через руны топора Готрека, и менее сильной, но, вне всяких сомнений, мощной магии, которой был пронизан меч Феликса. Ему стало понятно, что и то, и другое оружие создавалось для конкретных целей, и он почти смог проникнуть в суть того, каковы были эти цели. Макс понял, что топор Готрека был выкован для уничтожения созданий Хаоса.

А вчера, когда Феликс обнажил свой меч, Макс практически сразу начал осознавать, что клинок обладает чем–то похожим на способность чувствовать. Макс гадал, знает ли об этом Феликс. Вероятнее всего, знает. Едва ли возможно не сознавать подобное, постоянно имея при себе такое оружие. Разве что оружие само скрывало свою мощь и предназначение. Макс решил, что об этом следует поговорить с Феликсом, когда представится возможность. Тут имелось нечто, о чём следовало предупредить молодого парня.

Грунд лежал ниц перед Угреком Живодёром. Точнее, он распростёрся перед шатром Угрека Живодёра. Пресмыкание пред кем–либо или чем–либо уязвляло орочье самолюбие Грунда, но с Живодёром следовало вести себя осторожно. Тот был крайне вспыльчив, и его крутой нрав нагонял страх даже на орков. Наряду с обычаем сдирать кожу и поедать части тела своих ещё живых врагов.

Телохранители Угрека хрюкали, едва ли не в голос потешаясь над унизительным положением вождя Сломанных Носов. «Пусть развлекаются», — думал Грунд. Он довольно часто видел, каким унижениям подвергает предводитель их самих. Телохранители моментально притихли, когда полог шатра из человеческой кожи откинулся и появился Угрек. Грунд задрожал. При большом вожде находился шаман Иксикс, что не предвещало ничего хорошего. Мелкий недомерок был ещё безумнее Угрека, и утверждал, что в своих снах общается с богами. Грунд предполагал, что так оно и есть. Иначе чего ради могучий Живодёр станет выслушивать такого сморщенного мелкого недомерка, как гоблин?

— Чё такое? — спросил Угрек.

Грунд посмотрел на вождя. Он был уверен, что Угрек — самый крупный орк в мире. Тот был почти на голову выше любого орка этих гор и гораздо сильнее. В одной руке у него была волшебная чоппа, в другой — большой топор. Доспехи у Угрека были особенные, сработанные захваченным в плен кузнецом–человеком, которого вождь держал на цепи у поддерживающего шатёр шеста. Из шлема торчали два огромных рога. Глаза вождя имели насыщенный красный цвет.

Грунд поспешно объяснил, что произошло. К его огромному удивлению, Угрек глянул на шамана, а затем расхохотался. Иксикс тоже начал хихикать. Он смеялся так сильно, что вынужден был вытирать нос своим плащом, покрытым коркой соплей. Грунду не показалось, что имеется что–либо забавное в сложившейся ситуации, но лишь безопасности ради он тоже смеялся. Нет вреда в том, чтобы угождать большому боссу. Вскоре присоединились и телохранители. Как только они все покатились со смеху, Угрек жестом своего кулака угомонил их. Затем опустил глаза на шамана.

— Сон оказался вещим, — произнёс Иксикс. — Боги поведали истину. Они идут убивать дракона, а затем тебе предстоит убить их. Тебе достанется волшебный топор в пару к твоей зачарованной чоппе, а заодно и драконьи богатства.

— Я стану величайшим военачальником орков в мире? — спросил Угрек.

— Ты станешь величайшим военачальником орков в мире.

— Послать гонцов! — проревел Угрек. — Созвать племена. Мы отправляемся в Драконью долину. Нам предстоит убить кое–каких коротышек.

Лишь только все бросились исполнять приказы, Угрек снова остановил их. Это ему нравилось.

— И передайте всем своим парням до единого, чтобы оставили коротышек в покое, пока те тоже не доберутся до места. Они мои. Я собираюсь прикончить их и съесть их сердца.

Ульрика двигалась по горной дороге. Она не чувствовала себя ни несчастной, ни особо счастливой. Ульрика недоумевала над тем, что происходит между ней и Феликсом. Случались моменты, когда она со всей определённостью чувствовала, что любит его. Однако же случались и моменты, когда она с точно такой же определённостью чувствовала, что он ей вообще безразличен. Всё же странно, как страсть приходит и уходит. Временами, как прошлой ночью, когда они сидели у огня, держась за руки, у неё возникало чувство, что они тесно связаны, словно действием сильной магии. И бывали времена, вроде нынешнего утра, пока они продвигались вперёд под этими нависающими облаками, когда даже обычный его взгляд мог привести её в ярость, а тупая преданность, проблески которой Ульрика иногда улавливала в его глазах, вызывала желание дать по морде. В подобные моменты казалось, что Феликс словно становился совсем другим человеком, чем тот, который лежал подле неё ночью; становился незнакомцем, непонятным образом вторгшимся в её жизнь.

Ульрика размышляла над этим некоторое время, а затем поправила сама себя. Нет. Это себя она временами не узнавала, словно что–то внутри неё изменилось по причинам, которые были ей непонятны. Феликс лишь являлся источником разнообразных эмоций, которые одновременно привлекали и отпугивали её так, как ранее испытывать не доводилось. Она опасалась его потерять, но чувствовала, что сама от него отдаляется. Почему–то, каким–то непонятным способом, он обрёл власть над её жизнью, что Ульрику одновременно и злило, и изумляло.

Глядя на клубящиеся облака, Ульрика ощущала, что те, в каком–то смысле, являлись отражением смятения её духа.

— Лучше бы вам приготовиться, — раздался из–за её спины голос Готрека. — Похоже, будет ливень.

Серый провидец Танкуоль разглядывал ворота Адской Ямы. Над ним нависали стенки чудовищного кратера. Ядовитый на вид лишайник покрывал искривлённые скалы. Перед ним находился вход в логово клана Творцов, вырезанный в виде чудовищной крысоподобной головы с распахнутыми челюстями. Чёрные железные ворота в виде опускающейся решётки были её зубами, а из глазниц высовывались головы скавенов. Танкуоль ещё на расстоянии услышал звериный рёв и ощутил присутствие искривляющего камня, ошеломляющего воображение своим количеством. Небо над головой сверкало странными цветовыми оттенками, когда облака химикатов, поднимаясь из дымовых труб внутри кратера, загрязняли окружающий воздух.

Грохот копыт позади дал понять Танкуолю, что всадники Хаоса отбыли восвояси. Покалывание тела подсказало, что какое бы заклятье на них ни лежало, оно исчезло вместе с ними. Танкуоль был уверен, что это заклятье попросту искривляло время и увеличивало их скорость, позволяя покрыть расстояние между ордой и Адской Ямой за четверть обычно необходимого времени. По крайней мере, он надеялся на это. Насколько можно было судить, никаких побочных эффектов от магии он не испытал, и заклинание не стало действовать на него постоянно.

Танкуоль вознёс молитву Рогатой Крысе, испытывая чуть–ли не благодарность за доставку его до места. Последователи Хаоса сдержали своё слово и, не причинив ему вреда, доставили к этой крепости во владениях скавенов. «Но почему?» — испытал кратковременное изумление Танкуоль. Последователи Владыки Перемен славились хитростью своей, а не милосердием. «Тем не менее, — предположил Танкуоль, — скорее всего на них произвело впечатление моё невероятное красноречие». Танкуоль понимал, что не имеет значения, насколько они коварны — им всё равно не сравниться сообразительностью с серым провидцем. Танкуолю было ясно, что он снова превзошёл своих врагов явной мощью своего интеллекта.

Серый провидец ощущал тревогу. Менее всего он хотел, чтобы из всех возможных мест его доставили сюда. Адской Яме Танкуоль бы предпочёл любую другую крепость. «Но в бурю хороша любая гавань, — подумал серый провидец. — И я, по меньшей мере, принёс важные известия. Несомненно, перед лицом угрозы Хаоса старшинам клана Творцов хватит благоразумия, чтобы объединиться с Танкуолем ради общего дела».

Он пнул Ларка по заднице.

— Вставай–вставай. Поднимайся, ленивая тварь! Не время отдыхать!

Ларк уставился на него полными ненависти глазами. Пена выступила на его губах. Его грудь поднималась и опадала, как кузнечные мехи. Ему пришлось сильно поднапрячься, чтобы не отстать от скакунов Хаоса, на которых везли его хозяина. Однако, сильно подозревая, что если отстанет, то умрёт, Ларк каким–то образом умудрился заставить свой помятый организм поспевать. То заклинание, которое наложили колдуны Хаоса, подействовало и на Ларка. Несмотря на их сверхъестественную скорость, тот не отстал.

Танкуоль знал, что на него смотрят красные глаза скавенов, находящихся над огромными резными воротами. Он знал, что на него направлено оружие, а внутри торопливо собирается подкрепление для стражников.

Откуда–то сверху голос скавена прочирикал:

— Кто там? Что привело тебя в клан Творцов?

Танкуоль вытянулся во весь рост и склонил голову так, чтобы стали полностью видны его рога. Он знал, что стражники смогут распознать знак благосклонности Рогатой Крысы. Он дал им несколько секунд, чтобы это оценить, а затем громко прокричал своим наиболее впечатляющим ораторским тоном:

— Это серый провидец Танкуоль с важными известиями для ваших хозяев.

— Ты Танкуоль или его призрак? — донёсся сверху дрожащий голос. — Серый провидец Танкуоль мёртв. Убит гномами или их союзниками–людьми в сражении у обиталища конных воинов.

«Вечно и постоянно приходится спорить с идиотами», — недовольно подумал Танкуоль.

— Я похож на мертвеца, ты, тупой грызун?! Открывай ворота и веди меня к своим хозяевам, а не то я нашлю мучительное и смертоносное заклинание, что пожрёт твои кости!

Танкуоль позволил сиянию бледного искривляющего огня окутать свою руку в подтверждение сказанных им слов. По правде говоря, он был уверен, что вплетённая в стены кратера защитная магия, вероятнее всего, способна противостоять даже самому действенному его волшебству, но откуда это знать простому стражнику?

— Я обязан доложить моим хозяевам. Погоди! Погоди!

У Танкуоля не было уверенности, то ли стражник–скавен просил не применять заклинание, то ли просто обождать снаружи. Не имело значения. Танкуоль понимал, что как только о ситуации будет доложено властям, его впустят внутрь.

Теперь следует лишь продумать, что он собирается говорить. Ему нужно решить, что будет выгодно рассказать Творцам, а что полезнее приберечь для себя. «Это может подождать», — уверял он себя, внезапно преисполнившись самоуверенности. Он сознавал, что скавен столь выдающегося интеллекта без проблем перехитрит тупиц из клана Творцов, столь же легко, как и последователей Тзинча.

И всё же он ощущал беспокойство. Даже для скавена с его величайшими способностями, слишком уж легко ему удалось выскользнуть из когтей орды Хаоса.

Феликс пристально разглядывал долину. Его изумило то, как быстро всё менялось в горах. Этим утром было ясно и солнечно, как летним днём на равнинах Кислева. Теперь погода стала унылой и промозглой, а холодный ветер наводил мысли о снеге и зиме. Низко висели тёмные тучи. Вдали были заметны проблески разрядов молний, слышались далёкие раскаты грома.

Внешний облик самих гор столь же значительно изменился. На рассвете это были яркие и опрятные исполины вполне гостеприимного вида. Теперь, в тусклом освещении, они приобрели тёмные и зловещие очертания. Вид дальних вершин закрывали многочисленные тучи. Феликс почувствовал, как у него ухудшается настроение. Перемена погоды прибавилась к зловещей и тягостной атмосфере, навеянной осознанием того, что они всё ближе подбираются к логову дракона.

Ульрика двигалась во главе колонны и наряду со Стандой и Олегом выполняла функции разведчика. Это определённо имело смысл. Безусловно, обладая самым острым зрением в отряде, она была способна заметить опасность раньше остальных. По крайней мере, таково было её объяснение. Феликс чувствовал, что это также было сделано, чтобы оказаться от него подальше. Она снова сделалась необщительной и замкнутой, и оставляла без ответа все его попытки завести разговор. Феликс быстро пришёл к умозаключению, что никогда ему не постичь женщин, или, по крайней мере, именно эту женщину.

Он заметил, что с ним поравнялся Макс Шрейбер. На лице мага отражалось любопытство, сразу трансформировавшееся от восторженного к сдержанному. «Да уж, — подумал Феликс, — верными оказались первые утренние впечатления». Макс чем–то изменился. На волшебника он стал походить даже больше, чем когда–либо ранее. Причина в том, пытался убедить себя Феликс, что теперь он сам больше осведомлён о силах, которыми обладает маг, однако понимал, что тут кроется нечто большее. За последние несколько дней изменения, произошедшие с магом, стали проявляться отчётливо. Отныне, более чем когда–либо, внешний облик Макса выдавал скрытую в нём силу.

— Феликс, ты позволишь мне задать несколько вопросов о мече, что ты носишь?

— С какой целью?

— Он меня заинтересовал. Он кажется мне артефактом значительной силы, которая, похоже… пробуждается.

— О чём ты говоришь?

— Я ощущаю в мече изменения. В оружии сокрыта некая разновидность чувствительности, и она набирает силу.

Феликс задумался о том выбросе энергии, которую он получил во вчерашней битве, и способе, которым клинок защитил его от драконьего огня на „Духе Грунгни“. Он давно знал, что оружие обладает волшебными свойствами, но до недавних пор оно никак не проявляло себя таким вот образом. В прошлом это был всего лишь никогда не затуплявшийся клинок, на котором при определённых обстоятельствах таинственно разгорались руны.

— Ты думаешь, что это может быть в каком–то роде опасно? — обеспокоенно спросил Феликс.

Макс пожал плечами. Нахмуренные брови исказили правильные черты его лица.

— Я не знаю. Любое зачарованное оружие опасно в некоторых отношениях. Являясь хранилищем силы, подобное оружие временами может воздействовать на своего обладателя непредсказуемыми способами. Обладающее чувствительностью оружие наиболее опасно из всех, потому как способно искажать разум и душу тех, кто владеет им.

От слов волшебника по телу Феликса побежали мурашки. Он не сомневался, что тот говорит правду. Феликс сдерживался от охватывающей его бессознательной потребности просто достать и выбросить меч подальше.

— Ты говоришь об имеющейся вероятности того, что клинок способен контролировать мои действия?

— Ну, это маловероятно. Разве что меч чрезвычайно могущественен, а носитель чрезвычайно слабоволен, каковым, спешу заметить, ты не являешься. Он, вероятно, способен немного воздействовать на твои мысли или частично управлять твоими действиями в стрессовых ситуациях. Если это оружие того вида, как я подозреваю, оно не сможет тобой управлять без твоего на то позволения. По крайней мере, я надеюсь, что не сможет.

— Ты начинаешь вселять в меня беспокойство, Макс.

— Это не входило в мои намерения. Могу я узнать, как к тебе попало это оружие?

Феликс на мгновение задумался.

— Оно принадлежало рыцарю–храмовнику Альдреду из Ордена Пламенного Сердца. После его смерти меч достался мне.

Произнося эти слова, Феликс сознавал, что это правда, но не вся. Меч принадлежал Альдреду всего несколько секунд, когда тот вытащил оружие из груды сокровищ тролля Хаоса в Караке Восьми Вершин. Храмовник пришёл туда, разыскивая клинок, но меч ему не принадлежал. И всё же, Феликс считал его мечом Альдреда, или, по крайней мере, собственностью Ордена. По многим причинам Феликс считал себя только лишь временным хранителем клинка и однозначно собирался вернуть его, когда наступит подходящее время. Все эти соображения он поведал Максу. Казалось, маг погрузился в размышления.

— Сдаётся мне, клинок долгое время оказывал влияние на твои мысли, хотя и незаметно. Похоже, что ты неосознанно противился его влиянию, что является вполне обычной и непроизвольной реакцией, когда дело заходит о магии.

— Зачем этот меч пытается воздействовать на меня?

— Возможно, таково заклятие, наложенное на него. Или это оружие одно из тех, что предназначены для единственной господствующей цели. Может статься, оно было выковано специально для уничтожения конкретного врага или врагов определённого вида. Тебя когда–нибудь посещали мысли о том, что это может быть такое?

— Подозреваю, ответ тебе уже известен.

— Я бы мог сказать, что просто взглянув на то, как сработан эфес, уже получишь ключ к разгадке. Я бы предположил, что с клинком начали происходить перемены после того, как нам повстречался дракон.

— И ты бы оказался прав.

Феликс поведал магу о том, как меч защитил его от драконьего огня, и о его вмешательстве во время боя предыдущим днём, когда у Феликса возникло чувство, что он может не дожить до схватки с драконом. Макс внимательно выслушал его до конца, а затем сказал:

— Я думаю, твой меч выкован на погибель драконам.

— Уж не думаешь ли ты, что он придаст мне сил убить Скьяландира?

— Я не знаю. Думаю, меч сможет повредить Скьяландиру так, как не сумеет обычное оружие, но не поручусь за то, что тебе удастся его прикончить. В истории имеется достаточно примеров тому, как героям, экипированным самым мощным зачарованным оружием, не удавалось уничтожить крупных драконов. Даже Сигмар всего лишь поранил Великого Змия Абраксаса.

— Не обнадёжил ты меня, Макс, — заметил Феликс. — Я уж было подумал, что стану героем какой–нибудь эпической повести.

— По правде говоря, Феликс, принимая во внимание твои и Готрека деяния, сие уже свершилось. Я лишь маг, не пророк и не провидец, но мне не кажется, что лишь по чистой случайности тут оказался твой меч, топор Готрека, изобретения Малакая и даже я сам. Я вижу в этом длань судьбы. И если бы я был более тщеславным или более набожным человеком, то приписал бы это вмешательству богов.

— Мне затруднительно представить себе подобное, — произнёс Феликс. — Мне куда проще поверить, что Готрек и я богами прокляты.

— Ты чересчур скептически смотришь на вещи, господин Ягер.

— Повидал бы ты то, что довелось мне — тоже стал бы скептиком, — возразил Феликс.

Макс пристально посмотрел на Феликса, словно оценивая, насколько серьёзно его замечание. Через мгновение он отвёл взгляд.

— Готрек был прав, — заявил Макс. — Ливень будет как из ведра.

Тропа спускалась в длинную долину, каковая вполне могла оказаться на низменностях восточной части Империи. Склоны гор по краям долины поросли деревьями. Благодаря сложенным из камней стенам холмы выглядели мозаикой из заросших полей. Там и тут местами распустились полевые цветы. До Феликса донёсся характерный аромат диких ягод и цветущих роз. За стенами виднелись домики, и чужеземцу на первый взгляд могло легко показаться, что это обжитые места.

«Но более пристальный взгляд убедит его в обратном», — подумал Феликс. Серые стены сухой кладки, сложенные в виде насыпи, были покрыты копотью, словно их опалил огонь. На многих домах обвалились покрытые дёрном крыши. Огороды заросли сорняками. Нигде не видно домашних животных. Лишь одинокая одичалая собака, которая посмотрела на них голодными глазами, а затем скрылась в кустах.

— Драконова работа, — заметил Улли.

— Или работа грабителей, — произнёс Готрек, указывая на кости, белеющие в высокой траве.

Феликс подошёл к ним и обнаружил, что трава уже проросла сквозь глазницы человеческого черепа. Подле руки лежал ржавый меч, а раздвинув в стороны траву, Феликс увидел гниющие останки кожаной кирасы. Выглядели они так, словно их кто–то жевал, возможно, голодные псы.

Изучая останки, он ощутил на волосах и лице холодную влагу. Тёмные тучи над головой наконец–то разродились обещанным дождём.

— Мы можем укрыться среди тех развалин, — заметил Макс. — Часть крыши уцелела, а на остальное мы можем набросить брезент.

— Почему бы просто не залезть на повозку? — с блеском в глазах предложил Стег.

— Токо через мий холодний труп! — заявил Малакай.

Что–то во внешнем виде Стега наводило на мысль о том, что он не прочь попытаться.

— Я не думаю, что в развалинах могут обитать призраки, — прогудел Улли.

Снова он выглядел бледным и взволнованным.

— Так ты не боишься привидений? — поинтересовался Бьорни. — А?

— Я ничего не боюсь, — произнёс Улли. — Но лишь дурень рискнёт разозлить духов умерших.

— Я думаю, это означает, что нам следует послать туда Снорри, — язвительно заявил Бьорни.

— Снорри думает, что это хорошая мысль, — сказал Снорри, не заметив оскорбления. — Снорри не боится привидений.

— В этом месте нет привидений, а даже если и есть, то это призраки хныкающих людей. Так стоит ли нам их бояться? — произнёс Готрек и затопал за Снорри.

— Было бы неплохо укрыться от дождя, — заметил Феликс и посмотрел, согласны ли с ним кислевиты.

— Я просто останусь в своий повозке, — сказал Малакай Макайссон, исподлобья уставившись на Стега.

Стег покачал головой и скрылся внутри. Он самодовольно ухмылялся. Феликсу впервые пришло в голову, что Стегу, должно быть, действительно доставляет удовольствие раздражать инженера. А Малакай почему–то тоже доволен тем, что его раздражают. Феликс пожал плечами. Раз уж истребители рады заниматься подобными небольшими перебранками, какое до того дело ему?

Дождь барабанил по крыше домика. Дом был типичным обиталищем крестьянина — единственная большая комната некогда вмещала людей, их собак и домашний скот. Протекая через дыры в крыше, вода скапливалась в лужу на утрамбованном земляном полу. Среди обломков мебели сновали крысы. Несмотря на влажность, Снорри умудрился разжечь в очаге огонь, и не столь уж неприятный запах древесного дыма заполнил комнату.

Увеличивающиеся в размерах клубы дыма перемещались по комнате, смешиваясь с табачным дымом из курительных трубок гномов. Курили все истребители, за исключением Улли, и затягивались в мрачном молчании, которым сменилась общительность гномов.

Слушая дождь, Феликс порадовался тому, что нападение гоблинов произошло не посреди бури. «Как бы в этом случае работало пороховое оружие Малакая?» — гадал он. По его предположению, навряд ли безотказно. Он молился, чтобы погожим оказался тот день, когда они наконец–то сразятся с драконом. Это, в свою очередь, заставило его задуматься о мече. Он вынул меч из ножен и принялся тщательно, как никогда ранее, его обследовать.

Это было великолепно сработанное оружие. Всё, начиная от головы дракона на конце эфеса до рун на лезвии, говорило о высококачественной работе. Стальное лезвие слабо поблескивало. Кромки были остры как бритва, несмотря на то, что он никогда не пользовался точильным камнем. Руны отсвечивали в свете костра, но в данный момент выглядели всего лишь украшением. Не было ни намёка на то, что внутри клинка таится волшебная сила, и, рассматривая его, Феликсу было сложно поверить, что она там присутствует. Внешним видом оружие никак не выделялось, и если бы не воспоминания о его мощи, то попросту можно было бы принять его за обычный меч, который может себе позволить богатый человек. Волшебным клинок не казался. Но, опять же, молот Огнебородого в храме Гримнира тоже выглядел схоже, а уж кому, как ни Феликсу знать, насколько могучим является молот.

— Какой–то ты задумчивый, — заметила Ульрика.

Феликс посмотрел на неё. Она уже довольно давно стояла в дверном проёме, уставившись на проливной дождь.

— Зато ты выглядишь привлекательно, — произнёс он.

— И комплимент, как всегда, наготове, — ответила она, но без враждебности в голосе. — О чём задумался?

— Я думаю об этом мече, о том, как он мне достался, и о драконе.

Сам того не ожидая, он принялся рассказывать ей о том, как они оказались в Караке Восьми Вершин; как он, Готрек, Альдред и остальные с боем пробились по тёмным подгорным туннелям; как был убит тролль Хаоса. Он поведал ей о призраках гномьих королей, что предстали перед ними, и о том, как они оставили сокровища заброшенного города в склепе, и о мрачном великолепии древнего города гномов. И лишь заметив повисшую в комнате тишину, Феликс обнаружил, что его слушают и все гномы. Внезапно смутившись, он умолк, но Снорри поднял на него взгляд и произнёс:

— Продолжай, Феликс. Снорри, как и любому другому гному, нравится слушать истории, а твоя весьма занимательна.

Остальные гномы закивали в знак согласия, и Феликс продолжил рассказ, поведав о сражениях с воинами Хаоса в лесах Империи и столкновениях со злобными культистами в городах людей. Он рассказал о сражении со скавенами среди пылающих зданий Нульна, и о долгом путешествии через Пустоши Хаоса в поисках затерянной гномьей крепости Караг–Дум. Когда он закончил, уже стемнело, а в комнате стало ещё тише. Феликс заметил, что пока он говорил, дождь прекратился.

Поглядев вверх, Феликс увидел, как клубы дыма, наполняющего комнату, уносятся порывами ночного ветерка, того самого, что разогнал дождевые тучи. Сквозь отверстие в крыше он заметил холодный блеск небес. В небе висели обе луны. Большая из лун сияла серебром, заливая землю лучами холодного света. Меньшая отсвечивала зеленоватым светом, а окружающее её мерцание затмевало звёзды. Феликс был уверен, что луна светит ярче, чем он когда–либо видел, даже ярче, чем в ту жуткую Ночь Таинств, когда он и Готрек сражались с поклонниками Слаанеша. Тогда в самой укромной части своей души он осознал, что сила Хаоса растёт пропорционально свечению луны, и, сколько он себя помнил, луна эта будет становиться ярче, пока своим светом не затмит свою крупную сестрицу. Внезапно Феликс сильно испугался.

Ни один гном не подал виду, если даже и заметил его состояние. Наконец, Бьорни произнёс:

— Во имя Грунгни, Гримнира и Валайи! Феликс Ягер, ты повидал больше наших древних святынь, чем большинство гномов. Я понятия не имею, благословлён ты или проклят, но верю в то, что боги почему–то благосклонны к тебе. Как иначе бы ты был избран, чтобы воспользоваться молотом Огнебородого?

Все остальные гномы, кроме Готрека, кивнули в знак согласия. Феликс отметил, что некоторое время назад, пока он рассказывал о своих приключениях, Готрек выскользнул наружу. Теперь, когда он сам замолчал, ему стал слышен разговор Истребителя с Малакаем Макайссоном. Бьорни поглядел по сторонам, его уродливое лицо осветили отблески света. Он плюнул в огонь, потёр руки и заговорил:

— Раз уж у нас ночь историй, я расскажу байку. Кое–кто из вас, возможно, слышал ужасные слухи о той ночи, когда я встретил в Мариенбурге двух эльфийских дев. Я хочу сообщить вам, что услышанное вами — неправда. Ну, не совсем правда. Дело было так…

С мгновение казалось, что недовольный ропот и насмешки остальных гномов заставят его заткнуться, но, как ни в чём не бывало, Бьорни продолжил. Феликс обменялся взглядом с Ульрикой.

— Может, пойдём прогуляемся? — спросил он.

Она согласно кивнула.

* * *

Запах испарений и омытой дождём земли будоражил обоняние Феликса. Он осторожно огляделся. Они далеко отошли от дома и костра. Возможно, даже слишком далеко, что в этих горах было небезопасно. Однако он ощущал, что им обоим хотелось оказаться наедине и спокойно поговорить вдали от гномов. А это был единственный способ ненадолго уединиться. Он готов был пойти на риск, хотя бы на несколько минут.

Рука Ульрики была тёплой. Феликс отметил, что её пальцы огрубели от меча. От волос исходил слабый запах пота. Как и от одежды. Не самый благородный из ароматов, но он был её персональным и нравился ему. Феликс разглядывал её лицо, восхищаясь профилем. Ульрика, безусловно, была более чем красива, а в этот момент выглядела задумчивой.

— Феликс, что с нами будет? — спросила она.

Он некоторое время раздумывал над её вопросом, сознавая, что со времени посещения Карак Кадрина так и не приблизился к ответу на него. Затем он заговорил:

— Я пойду с истребителями на дракона. Ты отправишься в Кислев и доставишь предупреждение своего отца Ледяной Королеве. Если я выживу, то потом тебя разыщу.

— И что тогда?

— Тогда, вероятнее всего, мы отправимся в Прааг или куда–то ещё, где назначат сбор войск для битвы с ордами Хаоса.

Феликс поглядел вверх, на светящую зелёным светом луну, и вздрогнул.

— А затем мы, вероятно, погибнем.

— Не думаю я, что хочу умереть, — тихо произнесла Ульрика.

Слова прозвучали так, словно их смысл оказался для неё откровением. Возможно, так оно и было. Феликс понимал, что Ульрика родилась и выросла на равнинах северного Кислева, где понятия о долге и смерти дети заучивали сразу, как только становились достаточно взрослыми, чтобы понимать их значение.

— Никто не хочет.

— Я приняла на себя священный долг перед моим отцом. Я несу его весть о чрезвычайном положении нашей госпоже. И всё–таки я обнаружила, что задумываюсь о том, чтобы… бросить свою службу и сбежать на поиски укромного места, где смогу и смеяться, и любить, и жить. Обнаружив, что думаю об этом, я пришла в ужас. Что подумает отец? Что подумают духи моих предков?

— А что думаешь ты?

— Если я сбегу, последуешь ли ты со мной?

Феликс смотрел на неё. В этот момент он позабыл о своей клятве Готреку, предназначении, о котором говорил Макс Шрейбер, о своих героических мечтах и иллюзиях.

— Да. Ты хочешь уйти?

Ульрика надолго замолчала, и происходящая в ней внутренняя борьба была заметна Феликсу по выражению её лица. Слеза скатилась по её щеке, и Феликс уже было потянулся, чтобы смахнуть её. Что–то его остановило. В этот момент он ощущал, что жизни их обоих взвешиваются на весах, и одним своим словом Ульрика способна изменить их судьбы. Вглядываясь в её глаза, Феликс заметил душевную борьбу и подумал: «Она действительно меня любит». Он собрался высказаться, но в этот момент Ульрика отвернулась. Он не шевелился. Тишина затягивалась.

— Я не знаю, — произнесла Ульрика. — Я не знаю тебя, и теперь даже саму себя не узнаю. Ты дурак, Феликс Ягер, и сделал дуру из меня. Я отправлюсь с тобой на битву с драконом.

Она развернулась и убежала от него в сторону занимаемого отрядом дома, спеша так, словно за ней по пятам гнались все демоны Хаоса. Феликс остался в недоумении, обнаружив, что не имеет даже намёка для понимания произошедшего.

Возвратившись, Феликс застал у костра незнакомца. Это был высокий, покрытый шрамами мужчина, одетый в кожу. Его лицо затеняла широкополая кожаная шляпа. В ножнах на боку покоился длинный меч. К концу воткнутого в земляной пол посоха был привязан матерчатый узел, а лютня, струны которой незнакомец небрежно перебирал пальцами, выдавала в нём странствующего менестреля.

Никто не проявлял к нему ни малейшего интереса, но, казалось, незнакомца это не особо беспокоило. Он лишь благодарно смотрел на огонь и тех попутчиков, с которыми его разделял. Феликсу и в самом деле не было дела до странника. Он желал поговорить с Ульрикой, но она уже опустилась на землю по другую сторону костра и улеглась между своих телохранителей, решительно отказываясь замечать присутствие Феликса. Непонятно почему, но Феликс обиделся. Пострадала его гордость. «Ну, раз уж она этого хочет, — подумал он, — пусть поступает, как знает». Ему в любом случае хотелось какое–то время поразмыслить над тем, что сказала Ульрика.

— Ты кто таков? — не слишком тактично поинтересовался Феликс у незнакомца.

Тот довольно приветливо отозвался:

— Звать меня Йохан Гатц, дружище. А как твоё имя?

— Феликс Ягер.

— Ты товарищ этих истребителей?

— Да.

— Путешествующие вместе гномы и люди вполне обычное явление в этих горах. Но группа из трёх кислевитов, волшебник, имперец и компашка истребителей — куда менее обычное зрелище. Вы объединились в отряд для большей безопасности в пути, или за этим стоит история, о которой я мог бы сложить песню?

— Это зависит от того, какие именно песни ты распеваешь, — сказал Феликс.

— Самые разнообразные.

— Как я сказал ранее, мы идём убивать дракона, — хвастливо прокричал Улли.

Йохан Гатц вздрогнул и поднял вверх брови.

— И ты сопровождаешь этих истребителей в их поисках гибели? Твои приятели рассказывали мне самые разные истории о тебе и Готреке. Интересной жизнью живёте, ребята.

— Очевидно так.

Феликс не понимал, почему его задело любопытство мужчины, но так оно и было. Менестрелям обычно присуще любопытство. Довольно часто, помимо песен и музыки, их расхожим товаром являются новости и слухи. Похоже, гномов вообще не особо беспокоило присутствие незнакомца, но было в нём нечто такое, что раздражало Феликса. Он пытался убедить себя, что это предубеждение, что он просто разозлён разговором с Ульрикой, но нечто в этом мужчине вызывало у него подозрения.

— Что подвигло тебя на скитания по этим горам? — спросил Феликс. — Я–то думал, это опасные места для странствующего в одиночестве путника.

— Менестрель может странствовать везде, где пожелает. Даже самый свирепый разбойник не убьёт нищего музыканта, когда может получить песню задарма.

— А я и не слышал, что орки и гоблины столь ценят бродячих музыкантов.

— Я быстро бегаю, — с лёгкой улыбкой произнёс Йохан Гатц. — По правде говоря, я, должен признаться, немного обеспокоен тем, что тут обнаружил.

— В самом деле?

— Да. Последний раз я проходил этой дорогой несколько лет назад. Вдоль Главного тракта тогда стояли городки и деревни, где путник мог заработать себе пропитание и немного монет. Эти места не были столь дики и небезопасны. Здесь не было ни орков, ни бандитов. Знай я то, что знаю теперь, не ходил бы этой дорогой, а остался бы в Остмарке, несмотря на конкуренцию.

— Так было бы мудрее.

— Да, было бы. Как обычно говорила моя дорогая старая маменька: «Задним умом всяк крепок».

— Ты утверждаешь, что самые отчаянные бандиты оставляют в покое менестреля. Встречал кого–нибудь?

— Я встречал тех, которые могли бы ими оказаться, хотя меня они и не тронули.

– Слыхал что–нибудь о Хенрике Рихтере? Ходят слухи, что он король местных разбойников.

Йохан Гатц рассмеялся в голос.

— Значит, правит он довольно бедным королевством, насколько я могу судить. Мне не довелось увидеть ни огромных армий бандитов, ни что–либо услышать об этом разбойничьем короле. Хотя признаю, раз уж ты о нём упомянул, это может послужить хорошей темой для песни.

— Я вот никогда не встречал ни одного разбойника, который был бы хоть близко столь же романтичен, как те, о которых можно услышать в песнях менестрелей, — заметил Феликс. — Ни один из тех, что мне попадались, не занимался тем, что грабил богатых и отдавал добро бедным, или боролся против беззакония землевладельцев, защищая права угнетённых. Те парни, что мне встречались, желали лишь снять мою голову с плеч, а мой кошелёк с ремня.

— Должно быть, ты встречал множество разбойников, господин Ягер? — поинтересовался Йохан Гатц со странным блеском в глазах.

— Нескольких, — отвечал Феликс.

— Тогда ты, должно быть, куда более крутой мужик, чем кажешься на вид, раз всё ещё жив. С позволения сказать, ты не выглядишь наёмником или мастером меча.

— Довольно самоуверенное заявление, — произнёс Феликс, чувствуя в словах мужчины завуалированное оскорбление.

— Феликс Ягер один из самых могучих людей, которых когда–либо знал Снорри Носокус, — заявил Снорри, находящийся по ту сторону костра.

Феликс удивлённо посмотрел на него. Он и подумать не мог, что произвёл на истребителя настолько хорошее впечатление. Он не заметил, что истребитель внимательно прислушивается к разговору.

— Разумеется, ни о чём особом это не говорит, — быстро прибавил Снорри, вызвав общий хохот гномов.

Феликс пожал плечами и снова обратился к трубадуру.

— Мы идём убивать дракона, — произнёс он. — Если не побоишься присоединиться, из этого выйдет песня.

— Мне жизнь ещё не надоела, — ответил менестрель. — Но, доведись тебе пережить это событие, разыщи меня, и я напишу песнь на эту историю. Весьма вероятно, она меня прославит.

Он на некоторое время замолчал, раздумывая над своими словами.

— Ты искренне считаешь, что у вас есть шансы на выживание? Удастся ли вам вообще подняться на гору, если правдиво то, что ты рассказал мне про орков, гоблинов и разбойничков–людей?

— Мы уже обратили в бегство военный отряд зеленокожих, — заметил раздражённый тоном менестреля Феликс, сознавая, что это хвастовство.

И снова брови Йохана Гатца поползли вверх.

— Вам, двенадцати, это удалось?

— Один из нас волшебник. Истребители — могучие бойцы. Малакай Макайссон — превосходный оружейник.

— Значит, вы воспользовались вооружением гномов, многоствольными пушками и тому подобным?

Феликс кивнул. Трубадур весело рассмеялся.

— Похоже, к вопросу драконоборства вы подошли нетрадиционным способом. Никаких белоснежных коней, рыцарских копий, зачарованного оружия.

— Оно у нас тоже имеется, — сказал Снорри. — Топор Готрека — волшебный. Он завалил им чертовски здоровенного демона. Снорри сам видел. И меч Феликса тоже волшебный. Сам увидишь это по рунам, если взглянешь поближе.

Феликс гадал, подслушал ли Снорри его разговор с Максом Шрейбером или действительно смог понять это по рунам. С другой стороны, Феликсу не хотелось, чтобы тот что–либо рассказывал про их вооружение в присутствии любопытного незнакомца. У него и так было ощущение, что сам он сболтнул лишнего. Феликс не понимал причину, но его доверие к Йохану Гатцу уменьшалось всё сильнее, хотя с самого начала он не особо доверял трубадуру.

— Похоже, я вас недооценил, — заключил менестрель. — Ваша экспедиция выглядит в высшей степени подготовленной. Мне почти жаль любых разбойников, которые вам попадутся.

— Поздновато уже, — сказал Феликс. — Мне не помешало бы поспать.

— Здравая мысль, — с издёвкой произнёс чужак. — Помимо прочего, через несколько дней вам предстоит нелёгкая работёнка.

Феликс улёгся с другой стороны костра. Бросив последний быстрый взгляд на менестреля, Феликс не удивился, заметив, что мужчина пристально наблюдает за ним. Он удивился тому, что на Гатца с подозрением глядит Макс Шрейбер. Похоже, у того были свои сомнения насчёт чужака.

Феликс гадал, а не суждено ли ему ночью проснуться с перерезанной глоткой, но затем решил, что подобное маловероятно. Любой, кто отважится на такое в присутствии истребителей, недолго проживёт после содеянного.

«Хотя вряд ли это послужит мне хорошим утешением, если я помру», — подумал Феликс, погружаясь в беспокойный сон.

Йохан Гатц выругался. Боги снова на него наплевали. Когда он заметил повозку, то понадеялся обнаружить там небольшой купеческий караван и, возможно, нескольких телохранителей. Он совсем не ожидал увидеть группу истребителей и тяжеловооружённых людей. И особенно беспокоило его присутствие волшебника. Не было смысла даже пытаться ускользнуть и подать сигнал Хенрику и парням, чтобы спускались сюда с гор. Волшебник слишком внимательно за ним наблюдает, а гномы столь же подозрительны, как и угрюмы.

«Этого и следовало ожидать», — рассудил Гатц. В последнее время удача не сопутствовала банде Хенрика Рихтера. С тех пор, как появился дракон, и орки расположились вдоль Главного тракта, дела шли ни к чёрту. Когда–то на этой дороге можно было неплохо поживиться, по крайней мере, всякого добра было вполне достаточно для небольшой шайки бывших наёмников и головорезов. Но дела пошли не так хорошо, когда потребовалось кормить лишние рты. Йохан проклинал обстоятельства, вынуждающие принимать беглецов–людей из уничтоженных деревень, но других вариантов не было. Только лишь для защиты собственной крепости от орков им требовались дополнительные бойцы.

«Хотя, — решил Гатц, — следовало бы возблагодарить Сигмара за проявленную небольшую милость. По крайней мере, никто из путников не стал подвергать сомнению его маскировку под бродячего музыканта, хотя Феликс Ягер, тот мужик с тяжёлым взглядом, что–то заподозрил. Уничтожить этот отряд будет весьма непростым делом. Это совсем не то, что опоить ничего не подозревающего часового отравленной выпивкой, перерезать ему горло, а затем, подав знак фонарём, вызвать парней. Это крутые ребята, и не хочется делать лишних движений под наблюдением чародея. В любом случае, все утверждают, что гномы способны почуять яд, и это подтверждено его личным опытом».

Гатц был убеждён, что как бы ни были в себе уверены эти ребята, Хенрик Рихтер и его разбойничья шайка смогут их победить. По крайней мере, если Хенрик соберёт всю свою армию в одном месте. Возможно, они смогут победить и с той полусотней, или около того, людей, что имеются у Хенрика наготове в близлежащих горах. Главное слово тут „возможно“. Эти путники выглядят крутыми и, даже если победа будет за Хенриком и его ребятами, по всей вероятности, прихватят с собой в ад значительное количество парней, что неприемлемо. Возможно, в общем и целом будет лучше оставить их в покое.

Гатц полагал, что вряд ли сегодня ночью можно ожидать какого бы то ни было барыша. С другой стороны, сами собой напрашивались иные возможности. Как вариант, он может предложить истребителям союз против орков. Гатц знал, что коротышки ненавидят зеленокожих куда сильнее, чем он сам. «Вероятно, это не сработает», — рассудил он. Эти истребители идут сражаться с драконом, а уж Йохан достаточно знаком с манерами гномов, чтобы понимать, что встать между коротышкой и кучей золота — верный способ получить пинком под зад.

Затем его осенила иная мысль. Эта экспедиция превосходно экипирована. Есть вероятность, что истребители смогут убить дракона. Возможно, им не удастся. Но всегда остаётся вероятность, что они смогут дракона убить или достаточно серьёзно поранить, чтобы того могла бы добить армия людей. А в таком случае…

Не вызывает сомнений, что Скьяландир скопил огромные богатства. Драконы всегда так поступают. И, чтобы на этом навариться, имеет смысл проследовать за безумцами и посмотреть, как всё сложится. Даже если они и добьются своего, то, по всей вероятности, будут достаточно ослаблены, чтобы не доставить проблем в бою с Хенриком и парнями. А если дело у них не выгорит, возможно, дракона они ослабят. Ему стоит поведать эту мысль Хенрику завтра утром. Гатц был уверен, что его собрат сразу же вникнет в её смысл.

Йохан облизал губы, представляя себе сокровища дракона. Гатц был убеждён, что доли, которую он сможет получить, будет более чем достаточно для приобретения небольшой таверны в Нульне, что позволит ему бросить это опасное ремесло разбойника. «Возможно, дела таки пошли в гору», — заметил он про себя, погружаясь в мечты о горах золота.

Серый провидец Танкуоль пристально разглядывал огромный вестибюль башни Творцов. Он был в ярости, и в то же время его обуревал страх. С самого момента прибытия в Адскую Яму ему приходилось ждать. Крысы клана в ливреях со знаками отличия клана Творцов сопроводили Танкуоля и Ларка в это громадное помещение и оставили тут. «С какой целью меня сюда привели?» — гадал серый провидец. Никогда ранее ему не дозволяли вступать во внутреннюю цитадель Творцов. До сего момента всё его общение с ними происходило внутри изрытых пещерами стен кратера, в помещениях, которые использовались кланом для всех деловых переговоров. У него не было уверенности, как следует расценивать тот факт, что его привели сюда — как добрый знак или наоборот. То, что он находился прямо в сердце города, заставляло Танкуоля ощутимо нервничать. Серый провидец сделал усилие и коснулся ветров магии лишь с целью самоуспокоения. Энергия тёмной магии была сильна в этом месте. Что неудивительно, принимая во внимание близость Пустошей Хаоса и количество пыли искривляющегося камня, что содержалась в воздухе. Но сам факт обнадёживал.

Танкуоль снова обследовал окружение, выискивая потайные смотровые глазки, в наличии которых он не сомневался. Менее всего вероятно, что какой–либо из кланов скавенов позволил бы незнакомцу находиться в сердце своей крепости, не приглядывая за ним, а клан Творцов, возможно, наиболее обособленный и подозрительный из кланов крысолюдей.

Танкуоль проследовал к окну и злобным взглядом уставился на окутанный ночной тьмой город. Окно было закрыто не стеклом, но каким–то полупрозрачным кожеподобным веществом с соответствующим физиологическим запахом. Это было тревожным напоминанием о том, что сырьём для проявления мастерства, фундаментом, на котором покоится благосостояние клана Творцов, является ни что иное, как сама материя жизни.

Серый провидец разглядывал жуткую панораму лежащего внизу города. Внутри кратера возвышались огромные башни, напоминавшие клыки какого–то громадного зверя. Из их тонких верхушек выходили клубы светящегося дыма: сине–зелёного, рубинового, тёмно–синего и прочих всевозможных ядовитых оттенков. Столбы дыма поднимались вверх, вливаясь в огромное облако загрязнений, которое постоянно висело над кратером и изредка опускалось вниз, образуя густую дымку, затрудняющую обзор. По слабым зловещим отблескам Танкуоль заключил, что дым содержит в себе частички искривляющего камня. Серый провидец был возмущён подобным вопиющим расточительством, но одновременно проникнулся благоговением перед столь явной демонстрацией богатства. Он понятия не имел, что происходит внутри этих башен, но какофония криков, воплей и звериного рёва давала ему понять, что вряд ли это нечто приятное.

Между башен находились прочие строения, сооружённые в явно несвойственной скавенам манере. Строения представляли собой огромные шатры из разлагающейся кожистой плоти, натянутой поверх массивных каркасов из перекрученных костей. Они имели необычный вид, напоминающий огромных клещей или жуков, которые замерли на месте под действием некой незнакомой магии. Это были бараки, в которых обитали рабы и солдаты клана. Улицы кишели скавенами, и серый провидец осознал, что Адская Яма, возможно, второй по численности населения город крысолюдей, уступающий лишь Скавенблайту.

Тут и там между широких улиц располагались отсвечивающие зеленоватым светом озёра испорченной воды, предположительно по–прежнему отравленной искривляющим камнем из метеорита, чьё падение и создало обширный кратер. Вдали Танкуоль видел блеск тысяч огоньков – окна в стене кратера. Ходили слухи, что вся стена кратера пронизана бесконечным лабиринтом туннелей и пещер искусственного происхождения для обеспечения клана жилыми норами и лабораториями. На глазах Танкуоля в стене кратера открылась огромная дверь, и наружу вышло массивное существо. В темноте и на таком расстоянии Танкуоль не мог разглядеть все детали, но что–то в облике существа наводило на мысль, что это пещерная крыса с паланкином на спине, выросшая до размеров мастодонта.

В ночном небе мелькали фигуры, которые Танкуоль поначалу принял за летучих мышей, но поспешно определил, что для тех они слишком велики. Проще всего было предположить, что это мыши–мутанты, достигшие большой величины, но когда одна из них, сменив направление, пролетела мимо башни, серый провидец обнаружил, что это скавен с перепонками между рук, похожими на крылья летучей мыши. Танкуоля в какой–то мере ужаснуло такое богохульство. Разве не по своему подобию Рогатая Крыса создала скавенов? Разве не наивысшим святотатством является коверканье облика величайшего из всех существ? Танкуоль всегда знал, что Творцы безумны. Просто он никогда не осознавал, насколько безумны они на самом деле.

Тем не менее, это, в некотором роде, замечательнейшая форма безумия. Даже ему пришлось сие признать. В этом пустынном месте на задворках цивилизации скавенов клан Творцов создавал нечто, о чём никогда даже не мечтал сам Танкуоль. «А осведомлён ли Совет Тринадцати о том, сколь многого достиг клан? — гадал он. — Несомненно, должен найтись способ воспользоваться всем этим для своей пользы».

Серый провидец снова оглядел помещение. Здесь тоже имелись свидетельства безумного гения клана Творцов. Обтянутые кожей троны и кресла чрезвычайно походили на застывших живых тварей. Всякий раз, когда Танкуоль оглядывался, их положение едва уловимо изменялось, одновременно вызывая досаду и лёгкий испуг. Серый провидец подозревал, что само помещение было задумано создателями так, чтобы внушать неловкость посетителям и выводить их из равновесия при любых переговорах. Наконец, Танкуоль нашёл то, что разыскивал. Высоко на потолке, среди светящихся под воздействием искривляющего камня шаров люстры он увидел группу наблюдающих глаз. Они слабо покачивались, следя за ним, а затем, в ответ на то, что Танкуоль их обнаружил, ушли в потолок, скрывшись из виду.

И, словно произошедшее послужило сигналом, дверь зала распахнулась, словно огромные челюсти, и вразвалочку вошла чрезвычайно тучная фигура Изака Гроттла. За ним проследовал живой стол, сервированный костяными бокалами и тарелками из полупрозрачной плоти.

— От имени Творцов приветствую серого провидца Танкуоля, — пророкотал Гроттл своим неестественно глубоким голосом. — Искренне приветствую. Такая радость — увидеть тебя снова.

Танкуоль сомневался, что старый соперник рад встрече с ним. Гроттл неоднократно пытался подставить Танкуоля, когда тот возглавлял армию, отправленную против Нульна. Между ними была застарелая вражда, и Танкуоль поклялся когда–нибудь отомстить Гроттлу. Он не сомневался, что выпади возможность, Творец попытается его уничтожить. Серый провидец понимал, что следует вести себя осторожно.

Гроттл плюхнулся на один из тронов. Кожаная обивка изогнулась по фигуре скавена, выдвинувшись наружу, чтобы вместить его жирный зад, а затем охватила тот неестественным образом. Ножки трона едва согнулись, словно под тяжестью, и Танкуоль мог поклясться, что слышал слабый стон. Через мгновение по спинке трона пошла рябь, словно она делала массаж своему седоку. Гроттл наклонился вперёд и угостился небольшой поджаренной крысой со стола, который сам занял позицию прямо перед скавеном.

— Итак, серый провидец Танкуоль, после нападения на обиталище людей–лошадников ты возвратился с трофеями, которые обещал предводителям моего клана? Ты явился сообщить об успехе захвата гномьего воздушного корабля и поделиться с моими повелителями секретами его создания? Ты пришёл с известиями о том, где находятся войска Творцов, которые сопровождали тебя в твоей операции?

Гроттл целиком запихнул крысу в свою глотку и затем мерзко ухмыльнулся. Он–то знал, что не с такими приятными новостями пожаловал Танкуоль. Серому провидцу в голову пришла мысль, что Гроттл испытывает от этого удовольствие.

— Не совсем, — произнёс Танкуоль, беспокойно подёргивая хвостом.

Гроттл угостился ещё одним кусочком.

— Не совсем? — чуть ли не со злорадством пробормотал себе Гроттл. — Не совсем. Вряд ли это хорошие известия, серый провидец Танкуоль. Вообще–то, в этом нет ничего хорошего. Клан Творцов временно предоставил в твоё распоряжение несколько сотен отличных солдат и много–много наших смертоноснейших зверей, рассчитывая на то, что мы разделим трофеи твоего успеха. По крайней мере, тогда ты должен возвратить нам наших воинов и наших зверей.

Танкуоль понимал, что Гроттл осведомлён о том, что он и этого не может сделать. Толстое чудище попросту издевается над ним, раз уж теперь серый провидец оказался в его власти. «Осмелится ли Гроттл меня устранить?» — гадал Танкуоль. — Всё–таки я один из избранных Рогатой Крысы и привилегированный представитель Совета Тринадцати. Несомненно, даже эта прожорливая тварь не осмелится причинить мне вред».

Обдумав эту мысль, Танкуоль пришёл к выводу, что, к несчастью, это не тот случай.

В настоящий момент никто, кроме Творцов и Ларка, не знал о его местонахождении. Он отбыл в обстановке величайшей секретности, надеясь захватить воздушный корабль лично и возвратиться в Совет с триумфом. Если сейчас с ним что–нибудь случится, всё будет выглядеть так, словно он попросту исчез с лица земли. Мех Танкуоля вздыбился от явной несправедливости подобного. Он по доброте душевной явился сюда, чтобы предупредить Творцов об опасности, связанной с приближающейся ордой Хаоса, а они собираются убить его за какой–то незначительный должок, который, как они полагают, за ним числится. Танкуоль уставился на Гроттла, поклявшись, что, чего бы тут не произошло, этот толстый глупец заплатит за свою дерзость. Серый провидец всё ещё способен разнести своих врагов на мельчайшие составные частицы. На свой риск Гроттл вошёл в этот зал. Словно ощутив изменение в настроении Танкуоля, Гроттл поднял глаза на него и зарычал. Это был устрашающий звук, и Танкуоль припомнил, что при всей своей огромной массе, Творец ужасающе силён и опасно быстр в бою. Танкуоль позволил своему гневу немного улечься, но находился в готовности незамедлительного применения своих сил для самозащиты.

— Разве солдаты не возвратились? — изобразив удивление, спросил Танкуоль.

— Очень немногие, — признал Гроттл, подцепил когтем очередной кусочек, отправил его в пасть и проглотил. — Они сообщили запутанные известия о сражении, волшебстве и бойне, учинённой над скавенами. Это наводит на размышление о некомпетентном руководстве, серый провидец Танкуоль. О весьма некомпетентном руководстве.

— Я доверил Творцам командование военной составляющей этого рискованного предприятия, — поспешно заявил Танкуоль, зная, что в определённом смысле это правда. — И я бы предпочёл не обсуждать их результативность. Нет вины серого провидца в том, что командиры Творцов оказались неспособны воплотить в жизнь его грандиозные замыслы.

Гроттл покачал головой, словно бы Танкуоль являлся весьма тугодумным несмышлёнышем, который не сумел понять смысл его высказываний.

— Я полагаю, серый провидец Танкуоль, верховное командование осуществлял ты? На тебе была ответственность за успех операции. Ты дал многочисленные обещания предводителям клана Творцов. Они… разочарованы. Весьма разочарованы.

Хвост Танкуоля затвердел от возмущения. В раздражении он обнажил клыки. Ореол света замерцал вокруг его пальцев, словно серый провидец готовился высвободить своё наиболее разрушительное заклинание.

— Прежде чем делать что–либо скоропалительное, серый провидец Танкуоль, прими во внимание следующее… — произнёс Гроттл. — После разгрома при Нульне я уже не столь высоко котируюсь в своём клане, как когда–то. Можно сказать, нахожусь в опале. Также можно сказать, что предводители моего клана считают меня расходным материалом, по этой причине направив на переговоры с тобой именно меня. Тебе также желательно учесть, что находишься ты в сердце величайшей цитадели клана Творцов. В пределах окрика находятся многие тысячи крыс клана. Не упоминая уже о практически бесконечном количестве изменённых зверей. Некто столь глупый, чтобы напасть на члена клана и попытаться сбежать отсюда, пройдёт не более сотни шагов. Я говорю об этом, вполне сознавая, что ты слишком мудр, чтобы попытаться проделать нечто подобное. Слишком мудр.

Танкуоль разочарованно сжал зубы. Угроза Гроттла была недвусмысленна. В его заявлении также подразумевалось, что никто не станет беспокоиться, если Танкуоль возьмёт Гроттла в заложники и попытается выторговать себе беспрепятственный уход. Серого провидца чуть не привёл в замешательство тот факт, что он даже не просчитал возможность такого варианта. Гроттл продолжил говорить. Его глубокий голос звучал спокойно, даже вкрадчиво:

— По правде говоря, я удивлён, что ты сюда заявился. Я не ожидал подобного после… затруднений с воздушным кораблём. Зачем ты пришёл?

— Я принёс ужасные известия и предупреждение хозяевам Творцов.

— И что же это может быть? — равнодушно поинтересовался Гроттл.

Он что–то слизал со своего вытянутого когтя. Как подметил Танкуоль, эти острые когти имели опасный вид.

— На юг надвигается неисчислимая и запредельная по силе орда Хаоса. Похоже, как несколькими поколениями ранее, служители четырёх Сил покинули Пустоши и двигаются к югу.

— Это мрачные новости. Если они правдивы.

— Это правда. Клянусь тринадцатью тайными именами Рогатой Крысы. Я собственными глазами видел войско и лично обонял его запах. Ларк и я едва смогли спастись.

Танкуоль подумал, что лучше не упоминать о том, что последователи Тзинча отпустили их с миром. Он не желал предоставлять Гроттлу повод заподозрить, что Танкуоль может быть шпионом или предателем дела скавенов. Он сознавал, что кругом полно завистливых крысолюдей, которые тут же сообразят именно так истолковать события, несмотря на явную нелепость подобного предположения. Танкуоль обладал достаточной мудростью для понимания того, что его враги придадут искажённый смысл даже самому невинному его деянию, несмотря на то обстоятельство, что само имя Танкуоля было олицетворением преданности делу скавенов. Он молился, чтобы об этом помнил и Ларк.

— Значит, новости действительно ужасны. Что, по твоему мнению, нам следует предпринять?

— Собирать армии, готовиться к обороне Адской Ямы от нападения сил Хаоса. Это вполне может случиться.

— А если этого не произойдёт?

— Собирайте армии в любом случае. Несомненно, на своём пути орда будет сеять ужас и смятение. В свете приближающейся войны возникнет множество возможностей продвинуться вперёд к цели скавенов.

И хотя Танкуоль немного увлёкся, он понимал, что слова его правильны. Орда Хаоса собирается напасть на королевство людей. Каким бы ни был исход, борьба, вне всякого сомнения, ослабит даже победившую сторону. Скавенам следует лишь переждать, и новые возможности сами неизбежно упадут в их протянутую лапу.

— Совет Тринадцати должен быть извещён незамедлительно.

Гроттл зевнул и поднялся с трона.

— Возможно, ты и прав, серый провидец Танкуоль. Я передам твои слова моим хозяевам. Пусть они решают, что делать дальше.

Танкуоль не мог в это поверить. Он только что передал этому жирному глупцу важнейшую информацию, а тот не замечает безотлагательность ситуации. От явного разочарования Танкуоль подумывал разнести его на части. Он воздержался, понимая, что сможет сам известить Совет. Армии начнут собирать. Планы начнут составлять. Он сознавал, что никто лучше него не готов к тому, чтобы руководить такими силами. От волнения он почти позабыл о воздушном корабле. Во время приближающейся войны возникнет множество возможностей покрыть себя славой и упрочить своё положение в глазах Тринадцати. Несомненно, Рогатая Крыса снова благословила его. Танкуоль опять оказался в нужном месте в нужное время.

У выхода из зала Гроттл остановился.

— Кстати, серый провидец Танкуоль, пока этот вопрос не будет решён, ты гость моего клана. Мы позаботимся о твоей безопасности. Мы удовлетворим любые твои потребности. Ведь ты, в конце концов, весьма особый гость. Полагаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

У Танкуоля душа ушла в пятки. Он совершенно ясно понял Изака Гроттла. Без тени сомнения он теперь осознал, что стал пленником клана Творцов.

11. В долине смерти

Феликс глядел вниз, на вход в Драконью долину. Он не наблюдал столь подавляющего своей унылостью пейзажа с тех пор, как они покинули Пустоши Хаоса. Вдоль берегов небольших озёр лежали скопления выгоревших развалин, некогда бывшие городом. В столь же разрушенном состоянии находились все дома, сторожевые башни и фермы, что некогда окружали город. Поля заросли сорняками, а среди высокой травы тут и там отсвечивали белизной предметы, которые могли быть только костями. В некотором роде, вид тут даже хуже, чем в Пустошах, так как было очевидно, что эти заброшенные земли когда–то были благоденствующими и процветающими.

В дальнем конце долины над склонами окрестных холмов возвышалась огромная гора, лишённая растительности. Эта гора вызывала какие–то весьма тревожные ощущения. Чувствовалось присутствие угрозы. Просто по виду её серых склонов можно было предположить, что там скрывается нечто ужасное.

Феликс пытался убедить себя, что у него разыгралось воображение. Гнетущая атмосфера уныния и разрушений вызывала смятение в его мыслях, подогреваемое осознанием того, что путники находятся в пределах видимости драконьего логова.

Даже пытаясь успокоиться, Феликс понимал, что прав. Нечто ужасное чувствовалось в этом месте. Не пели птицы. Ветер уныло дул в долину. Низко висели в небе тяжёлые тучи. И каждую секунду Феликс со страхом ожидал, что, глянув вверх, увидит очертания огромного крылатого существа, пикирующего на них.

Это был долгий переход. Прошло почти три дня с того момента, как они повстречали Йохана Гатца, и всё это время его подозрения насчёт предполагаемого менестреля усиливались. Ульрика полагала, что несколько раз видела людей, следящих за ними с холмов. Несколько раз он сам наблюдал зеленокожих, передвигающихся вдоль высоких склонов параллельным с ними курсом. Похоже, что пока они шли через горы, за ними следили, по меньшей мере, две группы.

Однако наблюдатели осторожничали. Они держались за пределами поражающего действия луков и моментально скрывались при первых признаках того, что истребители готовы броситься в погоню. К тому времени, как те добирались до той точки, где заметили зеленокожих, от орков и следа не оставалось. Похоже, участь тех, кто напал на них ранее, многому научила потенциальных любителей нападений из засады. Или же они чего–то ждут. Чего именно, Феликс не догадывался. Теперь–то, когда они вошли в Драконью долину, их, возможно, оставят в покое. Или зеленокожие рассчитывают дождаться, когда дракон уничтожит незваных гостей, чтобы спуститься и поживиться барахлишком покойников? Если дракон оставит хоть что–то. Феликс не чувствовал особой радости по поводу завершения их поисков. Слишком уж легко верилось, что они все до единого сложат тут свои головы.

Феликс расправил плечи и попробовал улыбнуться, рассчитывая этим изменить своё настроение. «Если дела обстоят так, — заметил он про себя, — то Готрек хоть обретёт свою долгожданную гибель». Он поглядел на Ульрику, и все радостные мысли испарились. По дороге сюда они едва перемолвились парой фраз. В действительности, с Максом Шрейбером она разговаривала чаще, чем с Феликсом. Было очевидно, что Ульрика целенаправленно его избегает.

В некотором смысле, он не винил её за это. Какое теперь у них может быть будущее? Вероятнее всего, через несколько дней они погибнут. И даже если благодаря некому чуду они переживут столкновение с драконом, то вскоре им предстоит встретиться лицом к лицу с ордой Хаоса, которая обрушится на Кислев. Феликс даже не был уверен в своих чувствах к ней. Ему доставляло боль то, каким образом Ульрика с ним обращалась, и обида на её поведение была нелепой и преувеличенной. Иногда во время похода его более волновало то, как она избегает смотреть на него, или то, как разговаривает с Максом, чем вероятность вскоре быть убитым драконом.

Макс, по крайней мере, выглядел радостным. Он улыбался, отпуская шуточки Ульрике. У Феликса появлялось неприятное ощущение в животе, когда та улыбалась в ответ. Его охватывала ревность и чувство вины, и Феликс ничего не мог с этим поделать.

Олег и Станда тоже старались не глядеть на него. Он был убеждён, что в этом не было ничего личного, и они просто поддерживали Ульрику, как того требовал их долг. Они при всём желании не смогли бы встать на сторону Феликса. Феликс обругал себя. Даже в сравнении с теми мучительными переходами, что ему доводилось совершать с Готреком, это путешествие получилось скверным.

— Дракон где–то тут поблизости, — завопил Улли. — Я чую его вонь.

Остальные гномы одарили сопляка взглядами с примесью презрения, изумления и раздражения.

— Твой острый нюх не подсказал тебе, как скоро мы с ним встретимся? — с сарказмом в голосе спросил Готрек.

Улли замолчал.

— Я прикидываю, что до драконьей горы мы доберёмся в течение дня, — сказал Бьорни. — А там и поглядим.

— Я вот думаю, сколько же у него сокровищ? — произнёс Стег.

Феликс обеспокоенно посмотрел на него. В глазах гнома он видел блеск золотой лихорадки. Не самое обнадёживающее зрелище. Как известно, под её воздействием гномы совершали множество постыдных деяний. Похоже, Феликс оказался не единственным, кто это заметил.

— Ты даже не думай о драконьем золоте, — заметил Малакай. — Лучше продолжай думать о самой велыкой твари.

Гримме пристально посмотрел на Стега. Стег опустил глаза, разглядывая свои ноги. Он почти казался смущённым.

— Там внизу есть кое–что ещё, — произнёс Готрек. — Я чую запах. И это не дракон.

Феликс гораздо больше доверял чутью Готрека, чем обонянию Улли.

— Что это? — спросил он.

— Я не знаю, — ответил Готрек. — Но что бы это ни было, готов поставить на то, что расположено оно не дружески.

— Как я сразу то не догадался? — пробормотал Феликс.

— Кто такие? — спросила безумная женщина, когда они вошли в разрушенный город.

Она стояла перед развалинами таверны. Как и прочие здания в городе, таверна была построена из камня. Но теперь это говорило лишь о способности дракона к разрушению. Стены таверны были обожжены и покрыты копотью от её сгоревших деревянных частей. Свидетельствуя о жаре драконьего дыхания, местами камни расплавились и потекли.

Феликс смотрел на женщину. Лицо её было немытым, а одежда воняла. Одета она была в рваные лохмотья. Грязный платок удерживал спутанные волосы так, чтобы те не падали на глаза. Множество тряпок было обёрнуто вокруг ног женщины. Из ткани, оборачивающей её левую ступню высовывались огромные когтеподобные ногти. Просто заглянув ей в глаза, Феликс понял, что эта женщина давным–давно рассталась со своим рассудком.

Гномы осторожно разглядывали женщину. Несколько минут назад Готрек предупредил всех, что за ними наблюдают, и оружие взяли наизготовку. Сложно было предположить, какую угрозу она может представлять для тяжеловооружённого отряда, разве что это какая–нибудь ведьма. Феликс обменялся взглядом с Максом. Словно прочитав его мысли, тот оглядел женщину и покачал головой.

— Мы путники, идущие мимо, — произнёс Феликс. — А ты кто?

— Когда–то у меня было имя. Был мужчина. Были дети. Это был мой дом, — резким движением она указала на выгоревший остов таверны. — Ничего не осталось. Теперь я жду. Теперь пришли вы, и идёте вы навстречу смерти.

— Что ты имеешь в виду?

— Смерть поселилась на вашем пути. Она обитает в пещере на горе. Смерть пришла сюда и пожрала мою семью, моих друзей и моих детей. Смерть скоро придёт и за мной.

Феликс почувствовал неловкое сострадание к пожилой женщине. Зрелище того, как дракон уничтожил всё, что ей было дорого в жизни, свело её с ума. Вот ещё одна жертва твари, как и бедный Варек.

— Это дракон убил тех, кто были тебе дороги, — внезапно произнёс Феликс.

— Смерть – это дракон. Дракон – это смерть, — сказала она и издала пронзительный кудахтающий смех. — И у смерти тут повсюду множество слуг и почитателей. Как вы вскоре убедитесь. Как убедились другие.

— Какие другие?

— Другие гномы с большими топорами и плохими причёсками. Могучие мужчины на боевых конях, вооружённые пиками. Лютые люди, что приходили в поисках сокровищ смерти. Нынче все они — кости, разбросанные вдоль дороги к пещере смерти.

Феликс понял, что она подразумевает каких–то истребителей, что приходили до них. Он был удивлён, услышав о рыцарях и той группе наёмников, которые, предположительно, явились в поисках драконьих богатств. Похоже, все они уничтожены Скьяландиром.

— Расскажи мне об этих наёмниках, — попросил Феликс. — Кем они были?

— Они явились искать золото смерти. У них были мечи, щиты и топоры. У них были огромные машины разрушения и волшебники, что накладывали заклинания. Они полезли на гору смерти. Смерть забрала их. Смерть проглотила их тела и выплюнула их кости. Он позволил кое–кому из них спастись бегством, а затем охотился, полетев за ними на своих кожистых крыльях. Слушал их вопли, когда на них падала тень его могучих крыльев. В итоге смерть забрала всех, но сначала он заставил их помучаться.

— Дракон играл с ними, — зловеще подытожил Макс Шрейбер.

— Смерть нельзя назвать доброй, — подтвердила женщина. — Смерть придёт за всеми нами. Некоторым он позволит жить, чтобы они могли поклоняться ему. Некоторых он покарает за непослушание его воле. Смерть — ужасный, разгневанный бог. Возвращайтесь лучше, откуда пришли, незнакомцы, покуда ещё можете.

— Ты говорила, что некоторые из выживших горожан поклоняются дракону? Ты тоже?

— Некоторые по–прежнему обитают здесь, убивают пришлецов и предлагают смерти, как жертвоприношение. Я говорю, что они глупцы. Разве смерть нуждается в их подношениях? Смерть берёт, что пожелает, а когда–нибудь заберёт и их жизни.

«Чудесно, — подумал Феликс. — Мало нам было тревог из–за дракона, зеленокожих и бандитов, так теперь ещё какие–то сумасшедшие выжившие, которые поклоняются зверю, как богу».

— Спасибо за твои слова. Тебе что–нибудь нужно? — спросил Феликс. — Еда? Вода? Деньги?

Безумная женщина покачала головой, затем развернулась и, прихрамывая, пошла внутрь развалин. Феликс чувствовал потребность что–то сделать. Возможно, позвать её назад или предложить ей защиту отряда, но затем осознал, насколько нелепа эта мысль. Вполне возможно, они сами себя защитить не смогут, и самое безопасное для неё — находиться от них подальше.

— Пускай уходит, — сказал Макс Шрейбер.

Феликс наблюдал, как женщина идёт прочь. У него возникла мысль, что для него безопаснее последовать её примеру.

Дорога извивалась вдоль берегов озера. В неподвижной воде, словно в зеркале, отражались окружающие скалы. Изредка ветер поднимал волны, которые накатывали на берег. Это был единственный звук, который Феликс слышал помимо стона ветра и скрипа колёс повозки Малакая. Окружающий пейзаж был суровым и безжизненным. Хотя признаки обитания человека и наблюдались во множестве: хижины, домики, шалаши пастухов — все они выглядели покинутыми и разрушенными. Феликс пытался представить, как должна была выглядеть долина в те времена, когда была населена. На тех холмах, должно быть, пасли овец. В хвойном лесу, должно быть, трудились дровосеки. Вероятно, вдоль кромки воды рука об руку прогуливались влюблённые парочки. Вне всякого сомнения, рыбацкие лодки растягивали в озере свои сети. Феликс видел в городе каменные опоры, что ранее поддерживали сгоревший причал. Он видел в воде почерневшие остовы перевёрнутых лодок, обожжённые драконьим огнём и пробитые драконьими когтями.

Стало холодно. Чтобы согреться, Феликс плотнее запахнул свой красный плащ из зюденландской шерсти. Бьорни разразился грубой и непристойной балладой о тролле и дочери трактирщика. Его низкий голос нарушал зловещую тишину. Феликс понимал, что Бьорни поёт, чтобы развеять своё мрачное настроение, но даже в этом случае лучше бы ему так не делать. Почему–то не казалось разумным нарушать нависшую тишину, привлекая к себе внимание каким бы то ни было образом. Подобными действиями можно навлечь на себя спускающуюся с небес погибель, как это случилось с обитателями долины.

«Возможно, — подумал Феликс, — этого–то Бьорни и добивается. В конце концов, он же истребитель, и героическая смерть — открыто заявляемая им цель». Словно в ответ на пение Бьорни издалека донёсся рёв: низкий, животный и угрожающий. Он, подобно грому, эхом разнёсся по горам. Рёв был неестественно громким и пугающим, заслышав его Бьорни умолк. Феликс уставился на горизонт, убеждённый, что через некоторое время дракон покажется. Его рука опустилась на эфес меча, и немедленно по телу разлилась покалывающая теплота. Он огляделся, но нигде не было признаков дракона, за исключением эха его рёва.

Поглядев на Ульрику и затем на Готрека, Феликс увидел проявившееся на их лицах беспокойство, являющееся отражением его собственного. Обменявшись взглядами с остальными членами отряда, он заметил, что все они бледны и подавлены. Тишина растянулась на долгие секунды. Они сдерживали дыхание, готовясь к тому, что может произойти. Через минуту или около того, Бьорни снова начал напевать, поначалу тихо, но с каждым словом его голос набирал силу. На этот раз он пел не скабрезную балладу, но что–то иное, какой–то старый гимн гномов или боевую песнь, которая разносилась по долине. Вскоре присоединился Малакай, затем Улли, потом Стег. Один за другим все гномы, за исключением Готрека и Гримме присоединились к хору, как и Макс Шрейбер. Вскоре Феликс обнаружил, что и сам подтягивает мелодию.

В пении было что–то ободряющее, словно, поступая так, они бросали вызов дракону и вновь подтверждали собственную храбрость. И когда Феликс пошёл в ногу с остальными, он почувствовал, как мужество возвращается к нему, и шагает он с лёгким сердцем, чего не ощущал многие дни.

Перед собой он видел развилку, где от дороги отделялась тропа, которая вилась по склону Драконьей горы.

Облака висели низко. Они наползали через промежутки между окружающими вершинами, протягивая туманные щупальца и охватывая Драконью гору. Видимость ухудшалась. Воздух становился всё холоднее. Ощущение подавленности усиливалось.

В тумане вырисовывались очертания небольшого приусадебного дома. Он выглядел так, словно когда–то принадлежал богатой семье, возможно, какому–нибудь местному аристократу. Заодно Феликс заметил, что это, должно быть, одно из первых мест, разрушенных драконом после пробуждения от долгого сна. Половина стен обрушилась. Феликс очень легко смог представить себе, как те рушатся под весом могучего туловища, когда дракон проходит сквозь них.

Перед мысленным взором Феликса немедленно предстала картина того, что должно было происходить внутри здания, когда снаружи ломится могучий зверь. Он почти ощущал запах горящей соломенной крыши, жар на своём лице, дым, от которого начинают слезиться глаза. В своём видении он слышал оглушающие вопли, скрежет когтей по камню, крики умирающих, безответные мольбы о спасении. И, наконец, он представил себе неестественный вид выгибающейся внутрь стены, трескающихся и падающих вниз со своих мест камней, и в последний момент перед смертью в огне мельком увидел ужасную морду дракона и взгляд его огромных глаз.

Видение было столь ярким и пугающим, что Феликс начал прикидывать, может ли само лишь присутствие дракона накладывать на окружающую местность своеобразное вредоносное заклинание, заставляющее проходящих мимо переживать последние мгновения жизни обречённых жертв? Он старался убедить себя, что сие видение всего лишь воздействие тумана, воспоминаний о драконьем рёве и его собственного впечатлительного рассудка. А может быть, видение вызвано мечом, реагирующим на присутствие дракона. Феликс определённо ощущал струйки энергии, перетекающей в его тело из меча. Но почему–то это его не успокаивало.

Ноги ныли от продолжительного подъёма. Феликсу было холодно и тоскливо, а настроение было крайне подавленным. В душе он ощущал уверенность в приближении гибели, которую только лишь слегка сглаживало магическое тепло, исходящее от меча. Ему запомнилась утренняя встреча с безумной женщиной и её тревожащие слова, оставшиеся в памяти. Феликс на самом деле чувствовал в этот момент приближение смерти, и сознавал, что замыкается в себе, избегая принять этот факт. Казалось, с остальными происходило нечто похожее. Пение смолкло, стоило лишь ступить на тропу к логову дракона. Каждый член отряда искателей приключений, как казалось, желал остаться наедине со своими мыслями и молитвами.

Феликс раздумывал о своей жизни. По всей вероятности, она окажется гораздо короче, чем ему бы хотелось. Хотя он и не считал, что она, по большей части, прошла впустую. В своих странствиях с Готреком он много чего повидал, встречал множество людей, и даже, возможно, принёс кое–какую пользу, сражаясь с силами Тьмы. С ним происходили необычные вещи, вроде полёта на воздушном корабле и лицезрения Пустошей Хаоса. Он сражался с демонами и чудовищами, общался с магами и аристократами. Был свидетелем магических и греховных обрядов, героических подвигов. Познал нескольких достойных женщин. Сражался на дуэлях.

Однако оставалось ещё то, чего Феликс не делал, и то, что он хотел бы сделать. Он не закончил описание деяний Готрека, скорее даже едва к этому приступил. Он не помирился с отцом и своей семьёй.

Он даже не уладил отношения между собой и Ульрикой. «Среди всего прочего, уж это–то вполне возможно сделать и сейчас», — подумал Феликс.

Теперь, когда над ними окончательно нависла тень неминуемой смерти, казалось бессмысленным предаваться ревности или переживать по поводу того, что она смеётся с Максом, или даже того, суждено ли ему и Ульрике снова стать любовниками. В этот момент Феликс чувствовал, что хочет только лишь как–то выразить ей свою любовь, сделать какой–нибудь человеческий жест доверия и понимания, возможно в последний раз попытаться наладить взаимоотношения. Даже если Ульрика отвергнет его или откажется говорить с ним, он хотя бы сделает желаемую попытку.

Феликс пошёл широкими шагами, чтобы нагнать Ульрику. Оказавшись возле неё, он мягко коснулся её плеча, привлекая внимание.

— Что? — спросила она.

Тон её голоса не был дружелюбным, но не был и враждебным. Внезапно его охватило странное чувство — смесь гнева, чувства долга, сожаления и чего–то ещё. Он полностью осознал, что хотел сказать и какими именно словами, так что трудность состояла лишь в том, чтобы их произнести.

— Возможно, для нас это последний шанс поговорить друг с другом, — в итоге произнёс Феликс.

— Да. И?

— Зачем ты всё так усложняешь?

— Кажется, это ты хотел поговорить.

Феликс сделал вдох, чтобы успокоиться, и постарался припомнить, какие добрые намерения были у него всего лишь несколько минут назад. Наконец, он заставил себя продолжить разговор.

— Я хотел лишь сказать, что люблю тебя.

Она посмотрела на него, ничего не ответив. Какое–то время он ждал ответа, медленно чувствуя, как растёт в нём обида на то, что его отвергли. Она по–прежнему молчала.

Затем чудовищный рёв дракона внезапно вновь раздался в воздухе. Казалось, от него затряслась земля у них под ногами.

— Сдаётся мне, мы приближаемся, — заметил Улли.

Тропа уходила за край холма, а затем спускалась направо. Феликс видел, что они входят в длинную пустынную долину. В воздухе стоял омерзительный запах, и резкая вонь химикатов смешивалась с туманом. Такая вонь была более уместна в кожевне, чем в горной долине. В этом месте даже трава на склонах имела выгоревший желтоватый вид. Словно пагубный эффект присутствия дракона проникал в саму землю, отравляя её.

Феликс вспомнил, что нечто подобное видел ранее в Пустошах Хаоса. Весьма похоже на результат воздействия искривляющего камня.

Малакай остановил свою повозку и начал копаться там, что–то разыскивая. Одно за другим он доставал оттуда устройства, которые вешал на грудь. Кое–какие из них Феликс узнал. Одно было переносной многоствольной пушкой того вида, что Варек использовал в Караг–Думе. Другие были крупными бомбами, которые он прицеплял на свой патронташ. Последним была полая длинная труба, которую он зарядил здоровенной пулей, прежде чем повесить за плечо.

— Тепер я готов нанести невелыкий визит чудищу, — произнёс Макайссон, спускаясь по склону.

Готрек кивнул в знак согласия и провёл большим пальцем по лезвию своего топора, оставляя на том капельки крови.

— Выходи, дракон! — завопил он. — Мой топор жаждет крови.

— Хотелось бы, чтобы ты этого не делал, — тихо пробормотал Феликс.

Готрек направился вниз по тропе, плечом к плечу с Малакаем.

— Снорри думает, то будет славный бой, — заявил Снорри Носокус и, подняв оба своих оружия, отправился вслед за ними.

— Интересно, если тут поблизости какая–нибудь овца? Мне не помешало бы расслабиться, — произнёс Бьорни, затем пожал плечами и затопал вниз по склону.

Гримме пошёл с ним. На вершине холма остались стоять лишь люди, Стег и Улли.

— Полагаю, кто–то должен охранять повозку, — заявил Улли.

Он выглядел пристыженным. За это Феликс его не винил. Он и сам не стремился к встрече с драконом.

— Я думаю о том же, — сказал Стег. — В ней, должно быть, полно ценных вещиц.

Улли и Стег посмотрели друг на друга. Оба выглядели смущёнными.

— Я думал, что истребители стремятся к героической смерти, — заметил Феликс.

— Я тоже, — согласилась Ульрика.

Улли разглядывал свои ноги. Стег уставился в небо. Оба выглядели весьма испуганными.

Феликс покачал головой, затем зашагал в долину дракона. Ульрика и её телохранители последовали за ним, держа луки наготове. Макс одарил Улли и Стега взлядом, в котором сочеталось сочувствие и презрение, и отправился в долину.

К своему ужасу Феликс обнаружил, что под ногами что–то хрустит. Посмотрев вниз, он увидел, что шагает каким–то чёрным ломким палкам. Не сразу он сообразил, что это обугленные кости.

— Ладно, как я предполагаю, теперь мы знаем, что произошло с остальным народом, который приходил сюда, — прошептал он.

Хотел бы он разговаривать смело и громко, но нечто в самом воздухе заставляло его сохранять тишину.

— Да, — согласилась Ульрика, затем прибавила, — а я–то думала, что мы всегда это знали.

Это прозвучало так, словно его комментарий она полагала идиотским. В каком–то смысле так и было, признавал Феликс. Он сделал глубокий вдох и постарался успокоиться. Его пальцы сомкнулись на эфесе меча, что придало ему свежих сил и решимости. Феликс чувствовал, что должен бы негодовать по поводу насильственного захвата своего тела и воли предназначением меча, но в действительности, он был за это признателен. Феликс гадал, смог ли он вообще думать о том, чтобы приблизиться к громадному чудищу, если бы не носил это оружие? Его изумляла смелость Ульрики и её телохранителей, которых даже и быть тут не должно, и которые не имели магического меча, поддерживающего их своей силой.

Феликс полагал, что его мужество прошло испытание прежде, в битве с Кровожадным в глубинах Караг–Дума, но эта ситуация некоторым образом была ещё хуже. В древнем городе гномов возможности убежать не было. Вместе с гномами он оказался в ловушке. Ничего не оставалось, кроме как встать и сражаться. Находиться же здесь не было необходимости.

Ничто не удерживало его от того, чтобы бежать прочь, или вернуться в компанию Улли и Стега. Здесь нет армии Хаоса, которая блокирует обратный путь, как было в Караг–Думе. Он не находится глубоко под землёй. Феликс сознавал, что по некоторым причинам его даже не связывает более клятва следовать за Готреком. Всего лишь недавно он наплевал на всё это, предлагая Ульрике сбежать. И вот теперь он углубляется в туман, шагает в направлении драконьего логова, руководствуясь, по всей видимости, собственным свободным выбором.

Но, если подумать, не всё так просто. Он по–прежнему целиком захвачен сложным стечением событий, отношений и чувств. Он по–прежнему чувствовал некоторую преданность к Готреку. Он не желал выглядеть трусом перед Ульрикой и остальными. Он не желал собственноручно уничтожить представление о своей персоне. Он сознавал, что презирает Улли и Стега за их трусость, хотя и слишком хорошо понимал их чувства. Он не желает походить на них. Он не желает, чтобы Ульрика, Макс и остальные думали о нём подобным образом.

И не было лёгких путей к отступлению. В горах полно орков и бандитов — одному человеку не пробиться самостоятельно, даже в сопровождении двух трусоватых гномов. Феликс гадал, сознают ли это Улли и Стег? И он подозревал, что за всеми ощущениями стоит магия его же меча, подталкивающая Феликса в желательном мечу направлении.

Феликс гадал, находились ли остальные в таком же затруднительном положении, испытывали ли они похожие сложнопереплетённые чувства, что выпали на его долю. По мрачным выражениям их лиц сложно судить наверняка. Лицо каждого, словно маска самоконтроля. Рука каждого тверда.

Не имея желания, однако вынуждаемый к этому, Феликс продолжал передвигать ноги, не сомневаясь, что каждый шаг приближает его к гибели.

Макс столь же уверенно ощущал впереди дракона, как мог ощущать ветры магии. То было присутствие зловещей силы, вызывающей у него желание дрожать от страха. Ему доводилось читать про ауру драконов; как они вселяют страх даже в самое отважное сердце, но, уже испытав подобное однажды, Макс полагал, что подготовился к этому. Он ошибался.

Макс чувствовал, что в любой момент огромный зверь может выскочить и оборвать его жизнь щелчком своих челюстей. «Так, вероятно, чувствуют себя птицы, чуя поблизости кошку», — подумал Макс. Чтобы отвлечься, он потянулся своими чувствами и ухватил ветры магии, готовясь ударить заклинанием при малейшей опасности. Он уже наложил изощрённые и наиболее мощные защитные заклинания на себя и своих товарищей. Он гадал, смогли ли они вообще это заметить?

Макс также осознавал присутствие здесь иных сил. Грозный клинок, который носил Феликс Ягер, начинал вспыхивать энергией. Для магического взора Макса меч сиял, подобно маяку. Макс ощущал, что заключённая в клинке чувствительность начинает активировать собственные чары. Не будь Макс абсолютно уверен, что клинок, как и они, настроен на уничтожение дракона, он бы создал противодействующие мечу заклинания.

Даже думая об этом сейчас, Макс недоумевал, с какой стати он столь уверен в предназначении меча? Возможно ли, что клинок воздействовал на его собственные мысли и заставил поверить в это? Макс сомневался. Он полагал, что сможет почувствовать любое подобное вторжение в свой разум. На всякий случай он проверил персональную защиту разума, выискивая повреждение, но ничего не обнаружил. Опять же, любое заклинание, достаточно утончённое, чтобы воздействовать на его разум, почти наверняка заставило бы предпринять такие же действия.

Макс едва не засмеялся. Ему ли беспокоиться из–за сравнительно незначительной вероятности, когда впереди ощущается дракон с его драконьей магией и невероятной драконьей силой. Какое значение имеет то, что делает меч? Меч тут не единственное магическое оружие. Здесь находится потрясающий топор Готрека — оружие, которое способно изгонять великих демонов.

Чем больше Макс размышлял обо всех случившихся событиях, тем больше он верил в то, что в них прослеживается некая система. Тут находится Малакай Макайссон, вооружённый самыми смертоносными приспособлениями, которые способно произвести мастерство гномов в обработке стали. Тут и сам Макс, магическое искусство которого достигло новых высот эффективности за время путешествия. Несомненно, подобные совпадения не случайны. Возможно, благожелательные силы, что защищают мир, привели их сюда с какой–то целью.

Макс обнаружил, что тихо улыбается. Это опасное направление для мыслей. Воины и волшебники, которые полагают, что находятся под особой защитой богов, по обыкновению, рано оказываются в могилах. Возможно, их смерть служит целям богов, а возможно и нет. Высшие силы редко открывают замыслы своим последователям–людям и вовсе необязательно добры к ним.

Если быть честным, то оказался Макс здесь из–за Ульрики, желая её защитить. Для волшебника это глупый и нелогичный поступок, но так и есть. И если сие приведёт его к гибели, так тому и быть…

Макс сделал очередной вдох. В ветрах магии он ощутил испорченность и искажённость. Это не был обычный запах зла. Это было похоже на смрад поражённой гангреной плоти, который ему доводилось обонять в хосписах за время своего обучения лечебной магии. Внутри него зашевелилась слабая надежда.

Возможно, дракон куда сильнее пострадал от своего нападения на воздушный корабль, чем они полагали. На мгновение у него полегчало на сердце, но затем суровая реальность вновь заявила свои права. Даже если существо тяжело ранено, вовсе необязательно, что сие добрый знак.

Драконы, как и большинство зверей, всегда наиболее опасны, будучи ранеными.

Ульрика держала лук наготове. Она не была абсолютно уверена, сможет ли одна стрела чем–либо повредить столь могучему чудовищу, как дракон, но, по крайней мере, собиралась это выяснить. Она уже отдала приказы Станде и Олегу, чтобы те делали то же самое, что собирается Ульрика — стреляли по глазам. Не имеет значения, насколько хорошо бронировано тело существа, раз его глаза по–прежнему уязвимы. По крайней мере, она на это надеялась, потому как не представляла себе, каким образом глаза тоже могут оказаться бронированными. Уверенности ради, Ульрика придерживалась этой мысли.

Это было ужасное место. Смердело разложением и смертью. Вокруг были разбросаны кости прежних жертв дракона, проглядывая сквозь проржавевшие кольчуги и оплавившиеся кожаные доспехи, уставившись пустыми глазницами в небеса. Похоже, что до них зверя пытались убить сотни претендентов, и никто не добился успеха.

В сотый раз Ульрика гадала, почему она тут оказалась. Она могла отделиться от истребителей и попробовать пойти своей дорогой на север по Главному тракту. Она могла даже из Карак Кадрина уйти по обходному пути на запад. Ульрика этого не сделала, о чём временами жалела. Выбор иного направления означал, что придётся оставить Феликса, а к этому она не была готова. Ну и дура.

Ульрика чувствовала, что ради незнакомца отринула свои обязанности по отношению к отцу и соотечественникам. И ради чего? Она думала, что любит его, но если любовь такова, то совсем не похожа на то, что воспевают поэты. Это гнев и раздражение, и нездоровая восприимчивость по самым пустяковым поводам. Это страх как потери, так и обладания. Это ощущение, что перестаёшь быть собой и становишься совершенно незнакомой себе личностью. Это мощная грубая сила, что заставляет тебя думать о человеке, даже полагая, что поговорить с ним не придётся, даже направляясь в логово дракона.

Ульрике хотелось, чтобы в ту ночь он не согласился бы уйти с ней, но она была признательна ему, даже если это делало его клятвопреступником. Она гадала, смогли бы они ускользнуть и пробраться через горы, чтобы жить вместе, позабыв обо всём? И сознавала, что это иллюзия. Они оба не относятся к такому типу людей, которые смогли бы так поступить. Всё же она не сможет бросить семью и свои обязанности.

Осмотревшись, она заметила, что Макс улыбается, и удивилась, чего такого весёлого обнаружил тут волшебник. Человек он странный, но хороший. Не его вина, если боги наделили его необычными силами. Кажется, что Макс, по меньшей мере, изо всех сил старается применять их с пользой, а для неё и остальных членов отряда он настоящий товарищ. Ульрика была уверена, что Макс находится тут лишь из–за неё, и была тронута этим. Хотя и думала, что глупо с его стороны из–за любви становиться на путь, который, вероятнее всего, приведёт его к гибели. С другой стороны, Макс глуп не более, чем она сама.

Ульрика увидела, как впереди остановились истребители. Они встали перед огромным входом в пещеру. Запах гниения и разложения усилился, словно они приближались к их источнику. Теперь вход в логово Скьяландира лежит перед ними. «И где же дракон?» — недоумевала Ульрика.

Улли наблюдал, как Стег тщательно обыскивает повозку Малакая Макайссона. Смущение и стыд отразились на лице Улли. Он дёрнул себя за бороду. Пнул камень. Его переживания были ужасны. Улли всегда знал, что является трусом. Он бежал из своего первого боя, за что был изгнан своим кланом. Стремясь искупить свой позор, стал истребителем. Он полагал, что Гримнир, возможно, будет к нему благосклонен и дарует мужество, чтобы искать смерти. Надежда не оправдалась. Похоже, что в действительности его позор ещё и увеличится. Разве кто–либо когда–нибудь слышал о трусливом истребителе?

— Нашёл там что–нибудь интересное? — спросил Улли, чтобы завязать разговор.

— Много механизмов. Много приборов, — ответил Стег. — Похоже на оружие. Я понятия не имею, как это всё соединить вместе. Должно быть, стоит оно целое состояние, но я не знаю, как этим воспользоваться.

Его голос прозвучал рассерженно и разочарованно. Улли гадал, неужели тот действительно думал обогатиться, украв механизмы инженера? Он раздумывал над этим с самого начала путешествия. Но прямо сейчас не это занимало его мысли. Несомненно, тех гоблинов обратило в бегство оружие инженера. С таким оружием у них могут быть шансы вернуться назад. Иначе же это маловероятно.

Улли оглянулся и посмотрел вниз по склону. К его удивлению, туман начал подниматься. В тумане, как ему показалось, он разглядел приближающиеся человекообразные фигуры зеленокожих. Его душа ушла в пятки. Улли понимал, что теперь, вероятнее всего, не убежать.

Он ощутил внутри некое ожесточение. Надежды нет. Обратно не вернуться. Как ни смотри, придётся погибать. Возможно, Гримнир всё же ответил на его молитвы. Улли принял решение и вскарабкался на повозку. Он заметил, что в ящиках, которые обыскал Стег, находится множество круглых чёрных бомб, столь обожаемых Малакаем. Они пригодятся. Улли схватил одеяло и, используя его в качестве мешка, начал торопливо наполнять бомбами. В это время орков заметил Стег.

— Похоже, у нас гости, — произнёс он.

— Ага, — ответил Улли. — Я бы остался и поубивал их, но дракон крупнее. То более предпочтительная гибель для истребителя.

Стег пожал плечами.

— Да уж, ты прав. И у него, скорее всего, имеется золотишко.

— Давай–ка сваливать отсюда.

Они вместе побежали вниз в Драконью долину. Улли надеялся, что если они поторопятся, то смогут нагнать остальных. Он не совсем понимал причину, но чувствовал, что погибать лучше в компании.

Перед ними высился вход в пещеру дракона. По прикидкам Феликса, потолок находился на высоте почти пяти его ростов. Он уставился внутрь, почти ожидая заметить отблеск огромной головы рептилии за секунду до того, как его испепелит её огненным дыханием. Он не заметил ничего, кроме того, что пещера уходит глубоко в недра земли. В тусклом освещении он различил сталактиты и сталагмиты. На мгновение сама пещера показалась пастью громадного чудовища, но затем возобладал здравый смысл.

— Не наблюдаю никакого дракона, — заявил Феликс.

— Он здесь. Я чую его запах, — произнёс Готрек. — Он там внизу, скрывается во тьме. Нам просто надо войти и вытащить его.

Готрековское описание поведения дракона поразило Феликса своей нереалистичностью. Он крайне сомневался, что дракон испытывает хоть какой–то страх в отношении них. Вероятно, он их пока просто не заметил.

— Нам нужен свет, — произнёс Феликс. — Там слишком темно, чтобы что–то разглядеть.

Макс сделал движение рукой, и в воздухе перед ним повисла сфера золотистого огня. Он сделал другой жест, и сфера разделилась на пять меньших сфер, которые сместились и зависли по одной над каждым человеком. «Максу уже известно, — заключил Феликс, — что зрению гномов требуется куда как меньшее освещение, чем людям».

— Как я полагаю, мы, в любом случае, явились сюда не от дракона прятаться, — заметил Феликс, посмотрев на остальных. — Давайте покончим с этим.

Пока они спускались в темноту, Феликс возблагодарил магический свет. Тот завис прямо за его головой, и даваемого им освещения было достаточно, чтобы видеть. В этом месте освещение было явной необходимостью. Пол пещеры был неровным и круто изгибался вниз во мраке. Из пола с разным интервалом выступали камни. У него не было сомнений, что пытаясь нащупать себе путь в темноте, он мог легко свалиться и сломать себе шею.

Проход разделялся на многочисленные рукава, но по вони и липкому кровавому следу, что был под ногами, было всегда понятно, в каком направлении искать дракона. Феликс был рад и этому следу. Как он заметил, тут была не одна пещера, а обширный подземный лабиринт, заблудиться в котором было бы проще простого.

Чудовищный рёв эхом разнёсся по пещерам. Извилистые проходы усилили его до такой степени, что он стал едва не оглушающим. У Феликса зазвенело в ушах. Он понятия не имел, где мог находиться дракон. Прежде, исходя из мощности звука, он бы мог подумать, что тот поблизости, но опыт пребывания в туннелях городов гномов научил Феликса тому, что шум может быть обманчив. В некотором роде, так было ещё хуже. Неуверенность вселяла в него ужас.

Остальные возле него выглядели смутными силуэтами. Контуры людей очерчивал магический свет. Двигающиеся в сумраке гномы были едва заметны. Феликс мог видеть их силуэты и слышать голоса, но не более того. Запах гниения становился омерзительнее. Феликс рукой прикрыл рот и ноздри, чтобы сдержать тошноту.

За собой он услышал топот бегущих ног. Развернувшись, он увидел двигавшихся по коридору Улли и Стега. Феликс приметил огромный мешок, переброшенный через плечо Улли.

— Рад видеть, что вы всё же к нам присоединились, — язвительно заметил Феликс. — Успели к самому действу.

— У нас и выбора–то особо не было, — произнёс Улли, выглядя при этом весьма смущённо. — Снаружи объявилось целое племя зеленокожих.

— Путь назад отрезан, — прибавил Стег.

— Чудесно, — подытожил Феликс. — Вот только этого мне не хватало услышать.

— Не беспокойся, — сказал Снорри. — Мы позаботимся о них на обратном пути.

Пещера стала длинным высоким туннелем. В свете магических сфер отплясывали тени. След вёл всё глубже под землю. Где–то вдали послышался звук бегущей воды. Стены были влажными, покрытыми скользким зеленоватым мхом. Внезапно рёв прекратился.

— О, наверно, зверюга нас почуяла, — произнёс Малакай. — Вин знае, шо мы тут, я не сомневаюсь.

— Снорри думает, это просто замечательно, — заявил Снорри. — Снорри не хотел бы воспользоваться нечестным преимуществом.

— Существо должно сдохнуть, — сказал Готрек. — У народа гномов к нему большой счёт обид.

— Да, — подтвердил Гримме. — Так и есть. Как и у меня.

Все удивлённо посмотрели на него. То был первый раз, когда он сам заговорил с ними. Голос гнома был спокойным, угрюмым и печальным. Он невозмутимо воспринял взгляды попутчиков. Ненависть и скорбь проявились в чертах его лица.

— Зверь уничтожил весь мой клан. По торговым делам я находился в землях людей, иначе погиб бы вместе с остальными. Я вернулся, неся в сердце эту обиду. Я либо прикончу зверя, либо своей смертью смою тот позор, что не смог умереть со своим кланом.

— Зверюга сдохне, — заявил Малакай. — Вона заплатыть мени за то, шо зробыла с моим любимым воздушным кораблём.

— Дракон должен заплатить за смерть Варека, — сказал Снорри.

— Мы это сделаем, — подтвердил Бьорни.

— Вы весь день собираетесь стоять тут и хвастаться? — поинтересовался Готрек. — У меня найдётся более интересное дело.

— Пошли, — согласился Малакай.

Впереди они услышали плеск воды и увидели что–то сверкающее.

— Золото, — произнёс Стег, ускоряя шаг, внезапно перестав беспокоиться о личной безопасности.

— Или блеск драконьей чешуи, — заметил Макс. — Готовьтесь к бою.

Когда они подошли ближе, Феликс увидел вырастающую перед ними огромную пещеру. Это было грандиозное помещение, столь же обширное, как внутренняя часть храма Сигмара в Альтдорфе. С одного края в большое озерцо обрушивался водопад. Даже на таком расстоянии напитанный водными брызгами воздух увлажнил лицо Феликса. Воняло гниющей плотью.

По краям помещения разбегалось несколько уступов, достаточно широких, чтобы выдержать человека. Туннель, по которому они пришли, переходил в природный пандус, за долгие годы сглаженный массивным телом дракона. Тут и там лежали кости людей, зверей и чудищ. А сверкали в пещере, несомненно, сокровища — огромные кучи серебра, меди, золота и драгоценностей, перемешанных между собой. Они удержали взгляд на несколько мгновений, прежде чем тот остановился на существе, которое занимало господствующее положение в огромном помещении.

В центре зала возлежал дракон, самое крупное живое существо из тех, что когда–либо видел или надеялся увидеть Феликс.

Он был размером с небольшой холм — огромная масса плоти, мышц и чешуи. Кожистые крылья были плотно обёрнуты вокруг тела. Длинный хвост оканчивался веслообразным наростом с острыми как бритва кромками. Двойной ряд из зазубренных шипов величиной с высокого мужчину шёл вдоль спинного хребта. На глазах у Феликса разогнулась змеевидная шея, когда дракон поднял голову, чтобы посмотреть, кто потревожил его сон. Сверху вниз глядел он на них злыми, наполненными ненавистью глазами. В его взгляде Феликс заметил муку и безумие. Феликс почти готов был пуститься наутёк, но от меча в его руку передался поток силы, спокойствия и отваги.

Как мог заметить Феликс, даже гномы были обескуражены этими злыми глазами. Он услышал, как позади него заныли Улли, Стег и Бьорни. Даже Снорри издал стон отчаяния. Лишь Готрек, Малакай и Гримме стояли на месте, не выказывая признаков страха. Феликс чувствовал, что Макс и кислевиты обратятся в бегство при малейшем побуждении. За это он их не винил. Дракон был столь же огромен, как „Дух Грунгни“. Его огромная, заполненная зубами пасть–расщелина могла легко проглотить человека целиком. Из ноздрей вырывалось пламя вместе с облачками едкого химического дыма.

— Теперь держись, — произнёс Феликс, удивлённый тем, насколько спокойно это прозвучало.

И вновь он ощутил действие силы меча.

— Ульрика, Олег, Станда! Забирайтесь на уступы и начинайте стрелять по его глазам, глотке и прочим уязвимым, на ваш взгляд, местам. Макс! Твоя магия может защитить нас от пламени?

— Да. Я на это надеюсь. По крайней мере, на какое–то время.

— Тогда за дело!

Командные нотки послышались в голосе Феликса, и он был удивлён, заметив, что люди поспешили подчиниться. Внезапно его осенило кое–что ещё. Дракон передвигался медленно, поволакивая левую сторону. Феликса это обнадёжило. Он решил, что понял тому причину.

— Зверь ранен, — произнёс он. — Он ещё не оправился от столкновения с гирокоптером Варека.

Дракон, пошатываясь, поднялся на задние лапы, распахнув крылья для удержания равновесия. Огромная тень упала на стену позади него, но не это привлекло внимание Феликса. Он увидел, что оказался прав. В боку зверя была обширная рана, покрытая зеленоватым гноем. Вот и источник вони. Вареку удалось нанести существу повреждения куда серьёзнее, чем Феликс полагал возможным.

— Попробуйте всадить стрелы в рану на боку, — прокричал Феликс. — Чешуя в том месте осыпалась.

Ульрика и оба лучника–кислевита, рассредотачиваясь, уже бежали вдоль уступов, прячась за сталагмитами. Макс поднял свой посох, и волна энергии потекла из него, вызвав мерцание воздуха.

— В атаку! — заревел Готрек.

Все истребители за исключением Малакая бросились вперёд. Сам не понимая зачем, Феликс сделал то же самое. Дракон двинулся им навстречу, от его тяжелой поступи сотрясалась земля. Рёв его был оглушающим. Голова метнулась вперёд на гибкой шее, и дракон выдохнул завесу пламени. Феликс поднял меч для защиты, как тогда, на воздушном корабле, но необходимости в этом не было. Мерцающее защитное поле, созданное Максом, сдержало пламя.

Уголком глаза Феликс заметил, что Стег побежал не на дракона, а в сторону самой большой кучи драконьего добра. Он нырнул в неё, словно пловец в воду, и заверещал:

— Золото! Старое доброе золотишко! Оно всё моё!

«Да он же спятил», — подумал Феликс.

Даже когда над ним навис дракон, Стег исступлённо, полными пригоршнями бросал монеты в воздух, вопя:

— Моё! Всё моё!

Откуда–то позади до Феликса донёсся чудной шипящий звук. Что–то пронеслось над головой, оставляя огненный след. Оно разорвалось в раненном боку дракона, разметав в стороны огромные куски плоти и обнажив кости и внутренности. Дракон издал страшный рёв, который оказался чем–то средним между воплем и визгом. Приблизившись к существу, Феликс услышал, что воздух с шипением выходит из лёгких дракона сквозь дыру в его груди.

Могучее существо поднялось вверх на задних лапах, расправив при этом крылья. Его движение послало в сторону нападающих волну почти непереносимого смрада гниющей плоти. Борясь с рвотными позывами, Феликс изумлённо уставился вверх. Не думал он, что когда–либо даже представит себе столь огромное живое существо. Оно возвышалось над ним, словно ходячая башня. В этом было нечто неестественное, словно здание отрастило себе ноги и отправилось на прогулку. Дракон был столь высок, что его голова почти касалась потолка пещеры, а тот находился на высоте около двух десятков человеческих ростов.

«Разве сможем мы победить это?» — подумал Феликс, едва не парализованный благоговейным страхом. Кажется невероятным, чтобы отважный человек или гном смог бы одержать верх над подобной тварью. Она же чрезмерно огромна. Они перед ней словно мыши, пытающиеся побороть взрослого мужчину. Пока в мозгу Феликса вертелись подобные мысли, Готрек достиг стопы дракона.

Ошеломлённый разум Феликса отметил, что когти на лапе существа почти с Истребителя величиной. Если это и беспокоило Готрека, тот вида не подал. В грозном замахе мелькнул топор и обрушился на лапу дракона в том месте, где у человека расположена лодыжка. Могучее лезвие разрубило чешую и плоть. Зеленоватая кровь струёй потекла из раны. Дракон снова взревел от боли и ярости, затем наклонился вперёд, и голова его пошла вниз со скоростью атакующей змеи, а огромные челюсти угрожающе распахнулись, чтобы одним махом проглотить Готрека.

«Неужели таки настал момент гибели Истребителя?» — гадал Феликс.

Ульрика отчаянно пыталась прицелиться в глаз дракона. «Это же не сложно», — твердила она себе. Его глазное яблоко крупнее тех мишеней, которыми она с детства пользовалась для занятий стрельбой из лука. Разумеется, те мишени не перемещались с места на место на большой скорости и не были закреплены на чём–либо столь же подавляюще ужасном, как дракон. С одной стороны, ей не хотелось стрелять из страха, что это привлечёт внимание существа. И при занятиях стрельбой не было помех в виде Феликса и Готрека, каждый из которых сражался с целью.

«Успокойся, — твердила она себе. — Дыши ровнее. Огромный размер зверя не имеет значения. Не важно, чем он занимается. Это всего лишь очередная мишень. Ты способна легко её поразить. Ты сбивала птиц в полёте. И это вряд ли сложнее».

Казалось, время замедлилось. Разум Ульрики очистился и успокоился. Она отвела назад тетиву со стрелой. С неторопливой, как ей показалось, медлительностью голова дракона начала опускаться. Ульрика приняла поправку на движение, прицелилась туда, где должен оказаться глаз в момент встречи со стрелой, и отпустила тетиву.

Стрела полетела прямо и точно. Ульрика взмолилась Таалу, чтобы та нашла свою цель.

Из ниоткуда промелькнула стрела и ударила в глаз дракона, как раз перед тем, как его голова дотянулась до Готрека. Истребитель метнулся в сторону, и захлопнувшиеся челюсти дракона схватили лишь пустой воздух. Собственный рывок дракона в сочетании с ударом Готрека, подрезавшим сухожилие, вывел дракона из равновесия. Он повалился вперёд. Феликс выругался, обнаружив, что чудище валится на него. Крики Улли и Стега подсказали ему, что те тоже осознали своё положение на пути падения дракона.

Дракон инстинктивно захлопал крыльями, замедляя своё падение. Феликс почувствовал, как на ветру затрепетал его плащ, и бросился в сторону. Улли поступил так же. Стег по какой–то причине сдвинуться отказался.

— Ты не получишь моё золото, — заорал Стег, замахиваясь своей киркой на дракона в момент, когда на него приземлилось огромное тело.

Лишь только успев удачно откатиться в сторону, Феликс услышал хлюпающий звук.

Он заметил, как Малакай снова что–то запихивает в металлическую трубу, что принёс с собой. Когда дракон начал подниматься, Макайссон закончил своё занятие и вскинул трубу на плечо. Дракон вытянул шею в его сторону, и как только это произошло, Малакай нажал что–то вроде переключателя в передней части трубы. С задней части трубы посыпались искры, и прямо в направлении драконьей пасти понёсся очередной снаряд. Это напомнило Феликсу фейерверки, которые запускали в Альтдорфе на праздновании дня рождения императора. Хотя ни один фейерверк и близко не взрывался с подобным неистовством. От силы взрыва вылетело несколько драконьих клыков с человека величиной, и образовалась дыра в верхней челюсти существа. «Как можно выжить после таких повреждений?» — удивлялся Феликс.

У дракона была ужасная гноящаяся рана. Огромная рваная дыра в груди. Стрела, вонзившаяся в глаз. Из пореза, сделанного Готреком на лодыжке, текла кровь. И всё же тот отказывался подыхать. В ярости он бил хвостом, подобно хлысту рассекая воздух. Крылья барабанили со звуком раскатов грома. Взмахом лапы дракон прихлопнул бы Малакая, словно муху, не пройди та выше бросившегося на землю инженера. Когда дракон поднялся для следующего удара, Феликс заметил раздавленные останки Стега, прилипшие к его груди. Между чешуек существа застряла кирка гнома, мёртвая рука которого продолжала сжимать рукоять оружия. Силой удара в кожу и доспехи гнома впечатало кусочки золота. Так Стег посмертно засверкал.

Прозвучал боевой клич Готрека, и позади дракона Феликс увидел Истребителя, рубящего топором хвост твари. Каждый удар вырезал крупные куски из тела дракона. В бой вступил Снорри, отвешивая удары молотом и топором. Феликс не заметил, принесли ли его удары хоть какой–то результат.

Вспышка золотистого света подсказала Феликсу, что Макс метнул заклинание. Необычная энергетическая стрела ударила в другой глаз дракона. Глазное яблоко зашипело и лопнуло, а дракон теперь ослеп. Низко пригнув голову, вперёд бросился Гримме, едва не вбежавший в пасть дракона. С могучего замаха опустился его молот, сминая чешую и плоть.

Дракон выдохнул огнём, и Феликс ощутил жар даже с того места, где стоял. Гримме находился слишком близко к источнику пламени, чтобы его смогло защитить любое защитное заклинание. Его доспехи и волосы вспыхнули. Тело объяло испепеляющее пламя. Плоть почернела и затем стекла, словно жидкость, под действием ужасного жара. Гримме погиб, даже не успев вскрикнуть. Дракон снова вытянулся вперёд на всех четырёх лапах и выпустил раскалённую струю пламени на своих мучителей.

Ярость вспыхнула внутри Феликса при виде ужасной кончины Гримме. Пламя продолжало колыхаться снаружи, доставая до уступов, на которых стояли кислевиты. Магический барьер Макса дрожал, но держался, однако Феликс видел, что тот начинает подаваться. Он понятия не имел, сколь долго ещё волшебник способен удерживать защиту. Как только мерцающий магический щит пропадёт, Ульрику, Макса и лучников ждёт та же участь, что и Гримме. Простая мысль о том, как это произойдёт, что–то переключило в мозгу Феликса. От меча изливалась энергия. Даже не заметив, как такое случилось, Феликс обнаружил, что бежит вперёд, на могучего зверя. На его пути оказалась груда сокровищ, с верха которой он с разбега перепрыгнул прямо на макушку драконьего черепа.

Если ослеплённый дракон и ощутил его присутствие, то ничем этого не выдал. Феликс стоял прямо на голове дракона. Руны на лезвии ярко сияли смертоносной магией. Он собрал все свои силы и с размаха опустил меч вниз, ощущая, как под ним в ярости заметался дракон.

Смертоносные заклинания, наложенные на меч древними его создателями, позволили лезвию легко пройти сквозь чешую и плоть. Сопротивление почувствовалось, когда зачарованная сталь встретила на пути кости черепа. Феликс налёг на меч всем своим весом. Помогая ему, клинок завибрировал в руках. Вскоре оружие прошло внутрь и его смертоносные руны погрузились в мозг дракона.

Дракон испустил последний предсмертный рёв, и всё его тело затряслось в конвульсиях. Феликс ощутил неприятное чувство ускорения, когда шея дракона вытянулась, и земля оказалась далеко под ним. Он немного опоздал с безопасным прыжком. Понимая, что падение означает для него смерть, Феликс изо всех сил ухватился за вонзённый в зверя меч. Затем дракон начал заваливаться на спину.

«Это была не самая хорошая мысль», — подумал Феликс, когда земля снова стала стремительно приближаться.

12. Сражение

Феликс падал. Он понимал, что жить осталось какие–то секунды. Пока он падал, в мыслях не осталось ничего, кроме страха да болезненного чувства головокружения. Ни благородных помыслов, ни прощальных воспоминаний о прожитой жизни. Лишь мысль о том, что он совершил ошибку. Один странный образ настойчиво занимал его разум. За ним по–прежнему неотрывно следовала магическая сфера. Феликсу пришло на ум, что он может попытаться дотянуться и ухватиться за неё. Магия, что позволяет сфере летать, может замедлить его падение.

Он отчаянно пытался схватить сферу, однако та оставалась вне досягаемости. Меч выпал из его рук. Он отчаянно изогнулся, вытягиваясь изо всех сил, чтобы схватить сферу света, но та ускользнула. Феликс выругался, а затем последовало столкновение.

Смерть оказалась не такой, как он ожидал. Боль. Темнота. Ощущение, что воздух покинул лёгкие. Ощущение, что на него давит мощная сила. Он не был уверен, что должен быть настолько промокшим. «Кровь, — отчего–то решил он. — От столкновения образовались разрывы тканей тела. Поэтому чувствуется влага».

А затем жидкая субстанция заполнила его рот и начала сочиться в глотку. Феликс не мог дышать. «Значит, я ещё не помер, — заключил Феликс. — Возможно, мои лёгкие полны крови, как у тех надышавшихся ядовитым газом бедняг, которых я видел в Нульне».

Его охватила паника. Это было куда хуже ночного кошмара. Ужасно сознавать, что проходят последние секунды его жизни, и с этим он ничего не может поделать.

Затем он заметил вокруг себя пузырьки воздуха. А над ним по–прежнему находилась сфера света. «Неужто галлюцинация?» — удивился Феликс. Интуитивно он почувствовал, что в сей момент происходит нечто важное. Нечто, что он упустил из виду. Затем понимание пришло к нему. Он не умер. Он в воде. Должно быть, силой последней конвульсии дракона его отбросило в озерцо на дальнем краю пещеры. По–прежнему оставались шансы на то, что ему удастся выжить. Выдохом освободив рот от воды, он отчаянно старался задержать дыхание.

Феликс обнаружил, что шансы у него небольшие. Толкавшая его вниз сила вовсе не была плодом его воображения. Вниз его толкало мощное давление массы воды, падающей в озеро. Феликс попытался подняться вверх, оттолкнувшись ногами, но не тут–то было. Ему нечего было противопоставить такой силе.

Сперва его захлестнуло отчаяние. Он всего лишь сменил один способ смерти на другой. Ему не пришлось расстаться с жизнью по вине чудища и падения, зато предстоит утонуть. В лёгких почти не осталось воздуха. Отчаянно нуждаясь в воздухе, тело инстинктивно стремилось сделать вдох. Феликсу стоило огромных усилий не дышать под водой.

Суровая решимость завладела им. Неужели он забрался в такую даль и пережил схватку с драконом лишь для того, чтобы принять смерть от водопада? Должно же быть что–то, что можно сделать. Расслабившись, он позволил давлению воды толкать его вниз. Он ударился лицом о камень. Рефлексивно Феликс едва не открыл рот, чтобы вскрикнуть, но силой воли сдержался. Лёгкие и так готовы были разорваться.

«Успокойся, — твердил он себе. — Думай». Феликс заметил, что его стало сносить в сторону. Поток разбивался о каменистое дно озера и растекался в стороны. Феликс позволил течению нести себя, и давление сверху уменьшилось.

Его зрение начало затуманиваться. Феликс был близок к тому, чтобы потерять сознание. «Держись, — твердил он себе. — Не сдавайся. Худшее позади».

Пробиваясь к поверхности, Феликс отметил, что светящаяся сфера по–прежнему следует за ним. Что было неплохо — у него оказалось хоть какое–то освещение.

Феликсу казалось, что его кольчужная рубашка словно сделана из свинца. Её вес давил на него и тянул на дно. Феликс прикидывал, не остановиться ли и не попробовать её скинуть, но сознавал, что это будет лишь напрасной тратой драгоценного времени и воздуха. Он возобновил свои усилия.

Гребок за гребком Феликс плыл к поверхности, прилагая усилия, достойные человека, взбирающегося по отвесному склону. Его конечности наливались тяжестью. Он едва мог видеть. Лёгкие собирались взорваться. Однако он продолжал плыть вперёд и вверх. Наконец, когда Феликс уже был уверен, что больше ему не выдержать, голова его выскочила на поверхность, и он полной грудью вдохнул чистый свежий воздух. Феликс был уверен, что никогда не пробовал ничего столь же приятного.

Феликс вылез на берег озерца. У ног плескалась вода. Одежда промокла. Он заметил, что к нему бегут гномы и Ульрика. Хотя казалось, что под водой он провёл не меньше столетия, выяснилось, что прошло лишь несколько минут после того, как им был убит дракон. Туша огромного зверя лежала на земле неподалёку, и от её судорожного подрагивания во все стороны разлетались золотые монеты.

Подбежала Ульрика. По её лицу текли слёзы.

— Я думала, что ты погиб, — произнесла она, обнимая его.

— Я чувствую себя так, словно именно это и произошло, — прошептал Феликс, крепче прижимая её и чувствуя на себе вес её тёплого тела.

Гномы обступили его, поздравляя.

— Ну что же, мы — богачи, — заметил Малакай, разглядывая драконьи богатства.

— Учти, что мы сможем унести лишь малую толику этих сокровищ, — напомнил Макс.

— А снаружи ожидает небольшая армия зеленокожих, — сказал Улли. — Как нам поступить с ними?

— Убить, — произнёс Готрек. — Или погибнуть самим. Нам не удалось обрести тут свою гибель. Боги приготовили нам иную.

— Для одного дня мне и того хватает, — заметил Феликс.

— Ты теперь истребитель драконов, — произнёс Бьорни. — Уверен, ты не испугаешься каких–то зеленокожих.

— Я хочу выжить, чтобы насладиться своим триумфом, — кисло ответил Феликс.

Он осмотрелся. Олег и Станда по–прежнему были с отрядом и, похоже, не особо пострадали. Готрек и Снорри, казалось, не получили повреждений. Переживший битву со Скьяландиром Улли выглядел почти торжествующе. Бьорни удивлённо разглядывал драконьи сокровища.

Потери отряда оказались на удивление небольшими. Им крайне повезло.

Варек оказал им куда большую услугу, пожертвовав своей жизнью для отражения нападения дракона, чем они могли предположить. Рана, нанесённая Вареком, в достаточной мере ослабила чудовище, чтобы они смогли его убить. Если кто и заслуживал звания „истребитель драконов“, то Варек.

Феликс подошёл к своему мечу и поднял его. В том более не ощущалось какой–либо особой магии. Казалось, вся сила из него ушла. Меч снова стал всего лишь отличным клинком. Не осталось и следа от его смертоносного предназначения.

Тем не менее, это было отличное оружие, которым Феликс собирался пользоваться и дальше. Он вложил меч в ножны.

Феликс гадал, следует ли ему предложить похоронить погибших, но Стег остался под тушей павшего дракона, а Гримме сгорел дотла. Едва ли стоило утруждаться. Особенно, когда в любой момент могут нагрянуть орки. Он обратил на это внимание остальных.

— Может, нам следует поискать другой выход наружу? — предложил Макс. — Должны же куда–то вести все эти туннели.

— Они могут образовывать бесконечный лабиринт, — произнесла Ульрика. — Мы можем заблудиться и ходить там, пока не умрём.

— Нет такого гнома, что когда–либо заблудился под землёй, — заявил Бьорни.

Остальные истребители утвердительно покивали головами.

— Будь что будет, — сказал Феликс, — тут может и не оказаться другого выхода.

— Вот тут человечий отпрыск прав, — согласился Готрек. — А кроме того, никогда ни один истребитель не бегал от толпы гоблинов.

Вспоминая весьма далёкое от абсолютного бесстрашия поведение, продемонстрированное некоторыми бойцами их отряда, Феликс сомневался в истинности услышанного. Однако был не совсем подходящий момент, чтобы озвучивать свои сомнения. А посему он сказал:

— И что нам теперь делать?

— Снорри думает, нам следует подняться на поверхность и перебить их, — высказался Снорри Носокус.

«Эти безумцы и в самом деле собираются уговорить всех подняться на поверхность, чтобы нас там перебили? — недоумевал Феликс. — Весьма на них похоже».

— А что, если они нас всех убьют? — спросил Макс. — Вы и в самом деле собираетесь оставить им все эти сокровища?

«Благодарю тебя, Макс, — подумал Феликс. — Ты только что упомянул единственную причину, способную повлиять на группу гномов–истребителей в этой ситуации».

— Им мимо нас не пройти, — заявил Снорри. — Мы будем стоять на горе трупов и отбросим их назад!

— Всего лишь представь, что тебе не удастся, — предложил Макс. — Все эти сокровища послужат обогащению орков. Они смогут воспользоваться ими для покупки оружия и нападут на земли гномов.

— Ни один гном никогда не продаст им оружие!

— Увы, кое–кто из людей на такое способен, — заметил Макс.

Гномы глубокомысленно покачали головами, размышляя о подобном вероломстве людей.

— Ты прав, — согласился Малакай. — Я смог бы обрушить потолок, будь у мене трошки взрывчатого порошка. Но його у мене и немае!

— Я принёс из повозки мешок с твоими бомбами, — сказал Улли.

— Молодец! — похвалил Малакай, широко улыбаясь.

Столь же быстро его улыбка и угасла, когда до него дошло, что кто–то копался в его добре. Феликс мог прочесть это по лицу гнома.

— Несколько рановато думать о подобных вещах, — заговорил Бьорни. — Уверен, нам следует отправиться к входу в пещеру и посмотреть что к чему.

— Тогда лучше соблюдать осторожность, — заметил Макс. — Пока орки думают, что дракон жив, сомневаюсь, чтобы они сюда сунулись. А если они заметят тебя наверху, то могут подумать, что мы убили дракона, и явятся по нашу душу.

— Но мы ведь уже убили дракона, — с явным недоумением произнёс Снорри.

— Все идём наверх, — заявил Готрек. — Кроме Малакая и Улли. Они остаются здесь и готовят туннель к взрыву.

— Буде зроблено, — радостно произнёс Малакай.

«И почему же мне кажется, что всё закончится печально?» — думал Феликс, шлёпая обратно к туннелю и поёживаясь в своей промокшей одежде.

Феликс полз вперёд к краю входа в пещеру. Рядом с ним ползла Ульрика. Их обоих выбрали за лучшее зрение. Чтобы не привлекать к ним внимание, Макс отменил своё заклинание световой сферы.

Под руками Феликса были влажные и холодные камни. Ему хотелось переодеться во что–нибудь сухое. Туман рассеялся, яркое солнце весело заливало всё своими лучами. Феликс осторожно высунул голову вперёд и пристально уставился на лежащую внизу долину. Он с первого взгляда понял, что ситуация хуже ожидаемой.

Вместо одной армии там находилось две. По одну сторону долины расположилась орда орков и гоблинов. Они были выстроены в неровный боевой порядок. По центру располагались крупные орки, вооружённые грубыми ятаганами и круглыми шипастыми щитами. Между рядами торопливо бежали группы гоблинов–лучников. На одном фланге расположились несколько орков–всадников, оседлавших огромных боевых кабанов. Визг и хрюканье разносилось по всей долине. На гребне холма был установлен странный механизм. Он походил на рогатки, которыми в детстве играл Феликс, только был достаточно крупным, чтобы метать валуны, а не мелкие камушки. Подле механизма находилось несколько странно одетых гоблинов в остроконечных шлемах, размахивающих странными приспособлениями в виде крыльев летучей мыши, закреплённых у них на руках. Вдоль гребня холма передвигались паучьи наездники. На спине одного паука восседал некто, весьма напоминающий шамана. Он размахивал в воздухе посохом с навершием из черепа и воодушевлял своих бойцов. Как заметил Феликс, войско зеленокожих было численностью около тысячи бойцов. Он был рад, что истребители не бросились в лобовую атаку. Зеленокожих там оказалось слишком много, чтобы надеяться на победу.

Напротив орков, на другой стороне долины находились сотни вооружённых людей. Шеренги алебардщиков и ряды арбалетчиков. Один или два командира сидели на лошадях. Были и какие–то дикого вида горцы со здоровенными двуручными мечами. Ни у одного из людей не было приличных доспехов, но с дисциплиной дела у них обстояли гораздо лучше, чем у орков. Даже если противник превосходил их числом, шансы у людей по–прежнему оставались. «Особенно, если они будут удерживать возвышенность и позволят зеленокожим атаковать самим, — подумал Феликс. — Должно быть, это разбойничья армия Хенрика Рихтера. Что привело его сюда? Что за странное совпадение одновременно привело к пещере дракона обе эти армии?»

Феликс услышал удивлённый возглас Ульрики.

— Гляди туда! На правый фланг армии людей, — прошептала она.

Феликс сразу же заметил, что её удивило. Он опознал фигуру Йохана Гатца, менестреля. «Мои подозрения оправдались, — решил Феликс. — Этот человек — шпион разбойников. Должно быть, они пришли по следу отряда. Обе армии. Орки, вероятно, желают отомстить за бойню, что мы учинили. Люди, видимо, пришли поглядеть, не удастся ли наложить лапу на сокровища, случись нам убить дракона. Но почему сейчас они выстроились в боевой порядок и чего ждут?»

Йохан Гатц выругался. Это в план совершенно не входило. Как он и просил, Хенрик собрал армию и привёл ее сюда высокогорными проходами. Разведчики, которые постоянно наблюдали за передвижениями дракона, не видели ничего нового с момента, как тот прилетел с севера около недели назад. Один из тех, кто видел прибытие дракона, даже утверждал, что дракон выглядел израненным. Это соответствовало той истории, что поведали Гатцу гномы. Те же самые люди видели, как нынешним утром гномы вошли в пещеру и до сего момента не выходили. «Что если им действительно удалось убить зверя?» — гадал Гатц. Вероятность была невелика — по всей долине разбросаны кости тех, кто пытался. Однако было в том отряде нечто, заставляющее его подумывать о том, что подобное им по силам.

То ли они самые убедительные хвастуны, которых доводилось слушать Йохану, то ли есть в них что–то особенное. Йохан по себе знал, что обладал умением оценивать личность по её высказываниям, и его они убедили. Более того, имена Готрека Гурниссона и Феликса Ягера были ему знакомы. В своих странствиях Гатц слышал рассказы о двоице, описанием походящей на них, и даже если правдива лишь десятая часть этих рассказов, то Готрек и Феликс не из тех, кого можно взять голыми руками. Кое–кто из парней видел пролетавший над долинами воздушный корабль, что тоже подтверждало историю „Духа Грунгни“. В итоге он решил, что стоит привести сюда всю банду, чтобы избавить гномов от ценностей, если те умудрятся завалить Скьяландира. Хенрик тоже полагал, что рискнуть стоит.

Они не рассчитывали, что к подобному же решению придут орки и припрутся сюда. План был таков — затаиться и ждать, покажутся ли из пещеры гномы. Он пошёл прахом, когда тут обнаружились зеленокожие. Войска выстроились в прямой видимости. Между людьми и орками было слишком много давней вражды, чтобы какая–либо из сторон поступила иначе. «Абсолютное безрассудство и невезение», — подумал Йохан.

Знали б они о том, что собираются предпринять орки, то позволили бы зеленокожим напасть на истребителей, а после этого набросились бы на них из засады. Но они получали лишь сообщения о том, что за передвижением истребителей скрытно следят орки, которые поступали так с каждым караваном, который обнаруживали идущим через горы. Кто мог предположить, что орки соберут здесь все свои силы? И теперь они стоят друг перед другом, словно идиоты, и ни один не желает уступать перед лицом другого. Йохан вздрогнул, подумав о том, что может произойти, если гномы не убили дракона, и тот появится из пещеры. Возможно, бойцов тут собралось достаточно, чтобы убить тварь. Но даже в этом случае потери будут ужасны. Йохан подумывал о том, чтобы смыться, но не было возможности проделать это незаметно.

«Из–за чего же так возбудились зеленокожие?» — недоумевал Гатц.

Угрек Живодёр пристально вглядывался в ненавистных врагов. Уже в сотый раз он обдумывал, не отдать ли воинам приказ атаковать. «Будет славно почувствовать, как клинок разрубает человеческую плоть и по нему струится человеческая кровь. Будет славно крушить кости и проламывать черепа. Убивать — это славно», — думал он.

Потребность уступить своему жестокому темпераменту была почти подавляющей. Почти.

Угрек не стал бы предводителем всех орочьих племён Больших гор, если бы уступал своим побуждениям. По меркам орков Угрек обладал порядочной терпеливостью и был настолько хитроумен, что кое–кто подозревал наличие у него частички гоблинской крови. Если кто по–прежнему питал такие подозрения, то более их не озвучивал — Угрек убил и съел всех тех, кто бормотал о подобных вещах. Предводитель орков загнал отвлекающие воспоминания в глубины разума. Ему нужно подумать. Всегда имеется вероятность, что сны шамана ошибочны, и гномы могут не преуспеть в деле убийства чудовища. Угрек понимал, что если дракон вылезет из логова, его парням будет некстати биться с розовокожими. Это сделает их всех лёгкой добычей для чудовища, а Угрек не горел желанием сегодня обеспечивать кого бы то ни было обедом.

А если шаман прав, значит, вскоре заявится гном со здоровенным топором. С того момента, как он услышал россказни Грунда о бойне, которую учинил гном тем оружием, Угрек решил, что топор должен принадлежать ему. С таким оружием да с сокровищами дракона он сможет сколотить орду, что прокатится через земли людей подобно лавине. Со всех сторон соберутся орки, чтобы присоединиться к нему, чтобы убивать и грабить от его имени.

Его раздражало, что те люди встали на пути его предназначения. Настолько раздражало, что он в любом случае отдаст приказ атаковать. «Просто не повезло, что они оказались здесь, — подумал он. — Им не повезло. Моим же войскам достанется больше мяса». Эта мысль привела к тому, что Угрек стал гадать, каково на вкус драконье мясо. И предположил, что если сны шамана вещие, он выяснит это довольно скоро.

Ранее те сны всегда сбывались. Почему бы не сейчас?

— Что мы будем делать? — спросил Феликс.

Его описание ситуации, что сложилась снаружи, было встречено не особо радостно. Истребители помалкивали. Макс выглядел задумчивым. Кислевиты были встревожены.

— Если мы подождём здесь, произойдёт сражение, — высказался Макс. — Не вижу, как этого можно избежать.

— Возможно, они вышлют разведчиков для обследования пещер? — предположила Ульрика. — Лишь вопрос времени, когда одна из сторон наберётся решимости предпринять это.

— В любом случае, наша песенка спета, — сказал Феликс. — Похоже, нет иного выхода, как дождаться сражения и потом незаметно ускользнуть.

— Я не собираюсь ускальзывать, человечий отпрыск, — заявил Готрек.

— Если будет сражение, Снорри желает принять в нём участие, — прибавил Снорри Носокус.

— Боюсь, желание твоё сбудется, — произнёс Феликс.

— Всем умирать, рано или поздно, — заметил Улли.

Похоже, после боя с драконом он занял присущую истребителям позицию тупого упрямства. Либо так, либо он находится в состоянии шока.

— Я надеюсь умереть в своей постели спустя долгие годы, — сказал Феликс.

— Как–то раз я тоже хотел умереть в постели. Они были идентичными близнецами, — сообщил Бьорни. — Я думал, что уж это превзойти не сможет ничто.

Остальные гномы поглядели на него с отвращением.

— Да вам всем просто завидно, — высказался в итоге Бьорни.

— Довольно, — решил Готрек. — Время помирать.

Он прошагал к выходу из пещеры и поднял над головой свой топор, удерживая рукоять обеими руками.

— Мы убили дракона! — завопил он. — Если вам нужны его сокровища, вы получите их только через мой труп.

На мгновение повисла тишина, затем раздался рёв голосов. Через мгновение Готрек отпрыгнул назад, потому что на место, где он стоял, градом посыпались стрелы. Феликс отметил, что у одних оперение чёрное, а у других белое. Интересно, какие из них выпушены людьми, а какие орками?

— Я полагаю, что быть утыканным стрелами — смерть не для истребителя, — произнёс Феликс.

Готрек уставился на него.

— Ты скоро увидишь, какая смерть является подходящей для истребителя, человечий отпрыск.

— Боюсь, ты прав, — ответил Феликс и приготовил меч.

«Эк их проняло», — пробурчал Йохан Гатц, залезая на один из валунов, усыпавших склон холма. Появление гнома вызвало неразбериху среди орков. Передние ряды явно не поняли слов Готрека, зато верно предположили, что заклятый враг насмехается над ними. Будучи орками, они не могли на такое не отреагировать. Стоящие неподалёку зеленокожие лучники открыли огонь по Истребителю. Ближайший отряд орков начал карабкаться на холм.

Но больше всего Йохана удивило, что стрелять начали и некоторые из людей. Что за бесполезная трата стрел. Он предположил, что, должно быть, парни от ожидания уже на взводе. Крик из передних рядов дал ему ясное понимание, насколько те были напряжены. Группа алебардщиков метнулась во фланг двигающимся к пещере оркам.

Это был камушек, запустивший лавину. Всадники на кабанах ударили прямо на ближайший отряд людей. Копыта взрыли тонкий слой горной почвы. От растущего возбуждения существа обгадились крупными экскрементами. Люди из горских кланов, никогда не отличавшие дисциплинированностью и всегда жаждущие доказать своё бесстрашие, бросились вниз по склону. Лишь только они сделали это, из рядов зеленокожих вырвался какой–то одурманенный гоблин, размахивающий здоровенным железным шаром на цепи, что был размером почти с самого гоблина, и врезался в горцев. Меньше чем за минуту среди искалеченных и вопящих бойцов образовался полный хаос.

Наблюдая за происходящим, Йохан Гатц думал о том, что при малейшей возможности смотается отсюда.

Феликс слышал звон оружия об оружие, вопли умирающих, горловые возгласы орков, громкие боевые кличи людей.

— Во имя Сигмара, что там происходит? — спросил он.

— Да вроде бой идёт, — язвительно ответил Макс.

— Твоя наблюдательность меня изумляет.

Чтобы поглядеть, Феликс осторожно подкрался, памятуя о стрелах, что едва не пронзили Готрека. Глянув вниз, он увидел, что долина преобразилась в водоворот сражения. Люди, орки и гоблины сошлись в бою. Большинство отрядов людей сумели удержаться от нападения и оборонялись на возвышенной позиции против более многочисленных орков и гоблинов. На глазах у Феликса шеренга алебардщиков отразила атаку группы здоровенных зеленокожих воинов. Обе стороны несли ужасные потери. Люди преследовали отступающих орков и сами были внезапно атакованы во фланг толпой безумных гоблинов. Феликс наблюдал, как людей захлестнула волна крошечных человекообразных существ, вполовину меньше них ростом.

Внимание Феликса привлёк необычный звенящий звук и, оглядевшись, он заметил, как странно одетый гоблин забирается в гигантскую рогатку. Группа истекающих потом прислужников натянула канат, а затем внезапно отпустила. Гоблина выбросило в воздух в направлении позиций людей. Он двигал своими руками–крыльями, словно веруя в то, что этим как–то сможет повлиять на свой полёт, и исступлённо орал. Вероятно, он справился с управлением, потому как приземлился точно на одного из командиров людей, пронзив того пикой своего шлема. Должно быть, гоблин сломал себе шею при столкновении, так как после этого не поднялся. Лишь глупец или фанатик мог пожертвовать своей жизнью столь впечатляющим образом.

Внезапно внимание Феликса оказалось приковано к более важным событиям. Одна группа орков вырвалась из общей массы и побежала вверх по холму в его направлении. Феликс опустился на корточки и отступил в пещеру.

— Они приближаются, — закричал он.

Угрек сплюнул на труп мёртвого врага. «Столь долго ждал, — думал Угрек. — Столь долго терпел. Столь много запланировал. Но стоило тому проклятому гному разок крикнуть, и тупые ублюдки из племени Сломанного Носа бросились в атаку, словно орки–новобранцы в своём первом бою». Он разобьет несколько голов и сожрёт их мозги, лишь только сражение закончится. Ради великих богов зеленокожих, так он и сделает. Угрек огляделся. Всё было не так плохо. Он полагал, что его парни могут достаточно легко обратить в бегство этих людей. А затем топор и сокровища дракона достанутся ему. В конце концов, кажись, сей день не так уж и неудачен. Он окликнул своих телохранителей и начал пробиваться через поле боя по направлению к входу в пещеру дракона.

«Я заберу топор из холодеющих мёртвых рук коротышки, — подумал Угрек. — А затем обглодаю его пальцы».

Йохан заметил, что сражение проходит в строгом равновесии. За зеленокожими было преимущество в численности, а их странное оружие и тактика сделали своё дело. Те сумасшедшие одурманенные фанатики с шарами оставляли за собой кровавый след разрушения, пока не свалились от изнеможения или не запутались в своих же цепях. Летуны убили не одного лишь отважного всадника. Было удивительно наблюдать очевидную силу и свирепость орков. Он видел, что одного из орков буквально пришлось разрубить на части, чтобы тот перестал сражаться. Казалось, они не столь чувствительны к боли, как люди.

С другой стороны, люди были дисциплинированнее. Им в основном удалось сохранить построение и удержать возвышенную позицию. Арбалетчики наносили тяжёлый урон защищённым лёгкими доспехами оркам и гоблинам. Они завалили даже нескольких внушающих ужас паучьих наездников. Если бы только у них было несколько пушек или даже одна из тех органных пушек. Или эскадрон тяжёлой кавалерии. Они смогли бы одной атакой смять ряды орков. «С тем же успехом можно пожелать, чтобы появился Сигмар с войском почивших праведников, — подумал Йохан. — Среди нас нет ни одного рыцаря. Остаётся побеждать лишь тем, что имеется».

Гатц не был уверен, что это достижимо. По крайней мере, часть орков отвлеклась, попытавшись разобраться с гномами в пещере. И, похоже, предводитель орков, великий Угрек собственной персоной, пытается пробиться туда. Йохан решил, что ему не хочется дожидаться прибытия Живодёра. Даже за всё золото драконьих закромов.

Феликс зарубил последнего орка. Он тяжело дышал, пропитавшая его одежду вода смешалась с кровью. Часть которой была его собственной. Он пристально осмотрел вход в пещеру. Повсюду лежали мёртвые орки. Готрек и Снорри, как обычно, выполнили свою кровавую работу. Вместе они разделались, по меньшей мере, с десятком зеленокожих. Как свидетельство смертоносности магии Макса, дымились останки ещё пятерых. Ещё трое лежали с торчащими в груди стрелами. Сам Феликс разобрался с тремя. По его подсчётам, остальные убили около дюжины.

Они тоже понесли потери. Был мёртв Станда, голову которому раскроил орочий ятаган. Опасную рану получил Бьорни. Феликс наблюдал, как Макс пробормотал какое–то излечивающее заклинание, сращивающее плоть, а затем перевязал рану лоскутом, оторванным от своего плаща. Потеряв много крови, Бьорни выглядел бледным, словно покойник. Ульрика и Олег прохаживались между тел, собирая стрелы в свои колчаны.

«Около тридцати мёртвых орков, — подсчитал Феликс. — Маловато будет». Снаружи сотни зеленокожих и почти столько же отчаянных людей, кои, вне всяких сомнений, жаждут урвать свою долю драконьего сокровища. Возможно, вот в чём решение. Возможно, следует предложить людям разделить сокровища в обмен на их содействие. «Хороша мысль, — подумал Феликс. — Теперь остаётся лишь сообщить об этом предводителю людей. А затем ожидать неминуемого предательства, если доведётся пережить сражение».

Позади послышались шаги. Феликс увидел, как из коридора выходят Малакай и Улли. Инженер чуть ли не пополам согнулся. В одной руке он держал чёрную бомбу. И сыпал из неё на землю порошок. Феликс понимал, что делает инженер. Искра подожжёт этот порошок. Порошок выступит в роли фитиля. Фитиль вызовет взрыв той взрывчатки, что они оставили позади.

— Готово, — доложил Малакай. — Порох заложен. Колы буде заметно, шо орки берут над нами верх, я запалю це порошок и разом подорву идущий вниз туннель. Тогда побачим, як вони доберутся до драконьих сокровищ, колы на ци целиком обрушится гора.

Феликс вздрогнул. Он надеялся, что до этого дело не дойдёт. Ведь если дойдёт, то сие будет означать, что он и Ульрика погибнут вместе с остальными. Не слишком обнадёживающая мысль. Феликс приблизился к женщине. Настало время поговорить.

Угрек зарубил очередного человека, врезал одному из собственных телохранителей, который случайно натолкнулся на него, и продолжил прорубаться вверх по склону холма. С его могучего клинка стекала кровь. Топор тоже был измазан запёкшейся кровью. Предводитель выкрикивал приказы и подбадривал своих последователей, не сомневаясь в победе. Воодушевлённые его присутствием, парни бились с удвоенной яростью, дюжинами сражая розовокожих. Угрек почуял аромат победы.

Йохан скрылся за скалой. Шальная стрела прошла слишком близко, угрожая его жизни, а в данный момент он не собирался подвергать свою жизнь опасности. Он огляделся и, к своему удивлению, заметил пролетающего над головой мелкого гоблина с каким–то отрешённым взглядом. Руки гоблина переходили в некое подобие искусственных крыльев, похожих на крылья летучей мыши. На голове у него был остроконечный шлем. Йохан мог поклясться, что тот кричал: «Иээээххх!».

«Это безумие, — подумал Гатц. — Безумны орки, безумны гоблины, безумны его товарищи, да и сам он безумен, раз стоит тут вместо того, чтобы сбежать». К сожалению, Гатц находил сие зрелище ужасно завораживающим.

Почти у входа в долину, стремясь добраться до людей, сцепились друг с другом два отряда орков. И теперь они сражались между собой с той же дикой яростью, которую желали выместить на своих врагах–людях. «Возможно, они из разных племён или кланов», — заключил Йохан. Или всё–таки верны слышанные им слухи о том, что когда орка охватывает пыл битвы, тому уже неважно, с кем сражаться?

На поле битвы произошли перемены. Гатц ощутил действие скрытых энергий. У него дыбом встали волосы. Что–то притянуло его взгляд к гоблину–шаману, как железные опилки притягивает магнитом.

Накидка шамана развевалась позади него. Паук шамана встал на дыбы, словно в приветствии подняв свои четыре передних лапы. Глаза гоблина ярко светились жёлтым огнём. Водоворот зелёного света мерцал на конце его посоха. С верхушки посоха срывались полосы зеленоватой энергии. Когда магическая энергия касалась орка или гоблина, их глаза разгорались красным светом, подобно крупным канатам вздувались мышцы, из ртов выступала пена, и они бились с яростью берсерков. Везде, где происходило подобное, ход сражения начинал складываться не в пользу людей.

«Возможно, сверхъестественные силы шамана способны переломить ход битвы», — подумал Йохан.

— На поле битвы применена магия, — заметил Макс. — Полагаю, шаман воззвал к силе орочьих богов.

— Я бы хотел, чтобы боги помогали и нам, — пробормотал Феликс, осматривая прореху в своей кольчуге и болезненный разрез в боку, который залечивал волшебник. Когда тела Феликса касался исходящий из руки мага золотистый свет, в том месте сперва становилось очень горячо, а затем пробирал холодный озноб. Вся сила воли Феликса уходила на то, чтобы не закричать. Через некоторое время холод отпустил, растворившись в ноющей боли. Опустив глаза, Феликс увидел, что куски кожи, рассечённой ятаганом орка, срослись вместе. Он всё ещё помнил резкую боль и ухмылку удовлетворения на лице орка, который рубанул по нему. Феликс повернулся недостаточно быстро, чтобы успеть отразить удар. Его собственный выпад обезглавил нападающего орка. Феликсу доставило явное удовольствие осознание того, что он сразил негодяя, который, как он полагал, убил его самого. Это чудо, что Феликс не был убит. Ему удалось продолжить бой, пока зеленокожие не были отброшены, и Макс не смог его подлечить.

— Боги даровали нам мужество, чтобы выстоять, человечий отпрыск, и оружие, чтобы разить наших врагов. Разве нам нужно что–то ещё? — произнёс Готрек.

— Армия рыцарей–храмовников Сигмара пришлась бы кстати, — заметил Феликс. — Я предпочитаю, чтобы помощь моего божества выражалась в материальной форме.

Готрек еле слышно хмыкнул и снова обратил внимание на вход в пещеру. С краю стоял Снорри, уставившись вниз.

— Славный будет бой, — произнёс он. — Приближаются здоровенные орки и шаман на пауке. Паук — для Снорри.

— Можешь забирать его, — согласился Готрек. — Предводитель — мой.

Бьорни потряс головой.

— Слыхал я где–то, что самки пауков съедают своих партнёров во время спаривания. Встречались мне и некоторые женщины, которые поступали точно так же.

— Ты когда–нибудь думаешь о чём–то другом? — спросил Улли.

— Только во время боя, — ответил Бьорни. — Да и то не всегда.

Макс закончил заклинание. Феликс поблагодарил его и встал.

— Настоящую боль ты почувствуешь через несколько часов, но до тех пор заклинание сохранит тебе возможность двигаться. Тебе не стоит особо бросаться в бой. Разве что…

Феликс понял ход мыслей Макса: «Разве что толпой навалятся орки, и мне придётся драться по–любому. Через несколько часов это уже не будет иметь значения, потому что мы все погибнем. Последняя волна нападавших оставила Олега медленно умирать от раны в животе, которую не смогла излечить даже магия Макса. То же самое легко могло произойти и со мной. Будь удар орка чуть более сильным. Не сумей его в достаточной мере смягчить кольчуга».

Стоны и мольбы мужчины раздавались в помещении и действовали на нервы Феликсу, подобно яду. «Было бы милосерднее прикончить Олега, — думал Феликс, — Он бы замолчал, что было бы милосерднее и по отношению к нам».

Феликс вздрогнул. Он становится таким же равнодушным, как Готрек и прочие гномы. Даже хуже. Из них–то никто не предложил подобный выход.

Морщась от боли, он прошёл туда, где подле умирающего сидела Ульрика, держа того за руку. Феликс заметил, что они оба теперь молчат. Кожа Олега приобрела восковой оттенок. Усы поникли. Из уголка рта тонкой струйкой сочилась кровь.

— Я могу чем–нибудь помочь? — спросил Феликс.

— Ничем, — тихо произнесла Ульрика. — Он умер.

Внезапно Феликс ощутил ужасное чувство вины.

Угрек вёл парней прямо на холм. По пути он зарубил кое–кого из Сломанных Носов, просто в назидание за их провинность, и остановился в двадцати шагах от входа в пещеру. Он развернулся и какое–то время глядел назад, с удовлетворением заметив, что его парни почти выиграли сражение. Помогла магия шамана. Осенённые духом богов, его воины сражались, как одержимые.

Паук вынес своего хозяина–шамана туда, где стоял Угрек. Ему никто не воспрепятствовал. Он поприветствовал Угрека взглядом небольших круглых глаз, в котором проглядывал злобный интеллект. Военачальник призадумался, правда ли то, что Иксикс несёт в себе душу его прежнего шамана? Не то чтобы это имело значение. Если шаман позволит себе какую–нибудь дерзость в адрес Угрека, то сдохнет, как и любой другой. Шаман оживлённо тараторил и на что–то указывал. Угрек обернулся посмотреть, в чём там дело.

Вдали он увидел приближающуюся небольшую точку. Ориентируясь на размер, Угрек было подумал, что это дракон, хотя гномы и заявили о его уничтожении. Просто могло оказаться, что коротышки солгали, и дракон сбежал через другой выход. «Теперь уж поздно об этом беспокоиться», — решил Угрек.

— Ладно, парни, — завопил он. — В пещеру. Убейте коротышек. Хватайте сокровища. Топор оставьте мне!

Объяснив свой план, он тут же приступил к его осуществлению.

Феликс наблюдал, как на холм безжалостной волной накатываются зеленокожие, сознавая, что предстоит умереть. Это были самые крупные, самые свирепые орки из когда–либо ему встречавшихся, хотя на фоне своего предводителя они выглядели слабыми и кроткими. Тот был огромен, в полтора раза крупнее обычного орка, и в одной руке держал мясницкий тесак, а в другой — топор. Позади него развевался плащ из человеческой кожи. С клыков капала слюна. Его голос громыхал среди гула сражения. Феликс заметил, что орк смотрит на что–то позади себя, и тоже поглядел в том направлении.

У себя за спиной он услышал удивлённый вздох Ульрики.

— Похоже, нас могут спасти.

— Ага, если мы сможем продержаться достаточно долго, — кисло заметил Феликс.

— Кто–то что–то сказал об обороне? — спросил Готрек. — А я говорю — в атаку!

— Снорри поддерживает, — сказал Снорри Носокус. — Снорри собирается прикончить паука.

Истребители понеслись вниз по склону холма навстречу изумлённым оркам. Раздался мощный звон столкнувшегося оружия, и побоище стало стремительным и беспощадным.

Йохан заметил упавшую на него тень и поглядел вверх. «Ещё какое–то гоблинское колдовство? — гадал он, заметив огромный предмет, закрывающий небо над его головой. — Нет. Хотя тут, несомненно, имеет место мощная магия, на работу зеленокожих это не похоже. По правде говоря, больше напоминает изделие гномов. На его боках руны, и летит оно под знамёнами короля истребителей».

«Должно быть, это воздушный корабль, о котором рассказывали истребители», — решил Йохан. Тот оказался действительно впечатляющим. На его глазах в гущу сражения начали с шипением падать чёрные бомбы. Взрывы без разбора проделывали бреши в рядах и орков, и людей. Судя по траектории падения бомб, гномы старались метить в орков и гоблинов, но без особого старания. В любом случае, подобная задача была бы невыполнима. Обе стороны слишком перемешались для какой бы то ни было прицельной стрельбы.

Грохот сообщил о том, что в ход пошли прочие вооружения гномов. Из орудийных башен на внешней стороне гондолы подали голос многоствольные орудия. Снаряды с лёгкостью разрывали на части людей и гоблинов. Йохану хватило того, что он увидел. Пришло время сваливать. Возможно, он сможет поймать лошадь.

Звуки разрывов и грохот многоствольных пушек подсказали Феликсу, что „Дух Грунгни“ приступил к своей кровавой жатве. Похоже, его молитвы были услышаны. Должно быть, гномы закончили ремонт воздушного корабля и прилетели на их поиски. Судя по изобилию нового вооружения на бортах, они приготовились и к сражению с драконом. Феликс понимал, что даже если ему суждено тут умереть, за него отомстят.

Раздавшиеся неподалёку вопли снова привлекли внимание Феликса к схватке. Он увидел, как Готрек разрубил телохранителя Угрека Живодёра. Каждым ударом гном убивал по врагу. Снорри находился прямо возле него. Верный своему слову, он устремился к пауку и его наезднику. Феликс и хотел бы вступить в рукопашную, помочь гномам, но от усталости и боли в ране был не в состоянии сражаться. Нет, в надежде на своевременное прибытие воздушного корабля он останется здесь, чтобы описать гибель Готрека, если таковая его постигнет.

Снорри был уже почти возле паука. Тот направил на гнома огромные жвала, сочащиеся ядом. Уклоняясь от укуса паука, Снорри нырнул вниз, подкатился под его брюхо и рубанул по нему. Феликс услышал противный вскрик паука и заметил, что тот осел на землю. Снорри выкатился сбоку и нанёс удар по наезднику, но шаман соскочил со своего сидения и, избежав удара, второпях убежал. Он мог обладать могуществом, но силы духа для встречи с истребителем лицом к лицу шаману не хватило.

Ульрика, не произнося ни слова, раз за разом натягивала тетиву лука и стреляла. С каждым выстрелом падал орк. Казалось, смерть телохранителей вызвала у неё хладнокровную жажду убийства. Подле неё стоял Малакай, со своей ракетной трубой на плече. Он тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. С задней части трубы посыпались искры, и ракета с визгом разнесла ряды орков, убив с полдюжины. Малакай отбросил своё оружие.

— Це была последняя ракета, — пояснил он, снимая с плеча своё переносное многоствольное орудие и открывая огонь.

Бьорни и Улли спина к спине бились против здоровенных орков. Они искусно использовали размеры противников против них самих, в тесноте сгрудившихся тел проскакивая между ног врагов, рубя и кромсая. Феликс тяготился своей бесполезностью, испытывая желание присоединиться к схватке. Затем он увидел, как Готрек пробился к предводителю орков.

Угрек столкнулся лицом к лицу с гномом и его топором. Хорошо. Это избавило его от необходимости разыскивать коротышку, чтобы убить. Угрек выкрикнул вызов на бой и сверху вниз уставился на гнома. К его удивлению, гном даже не вздрогнул, что было необычно. Угреку не доводилось ещё встречать двуногое создание, которое не отпрянуло бы при столкновении с его массивной фигурой. От этого он ощутил слабое замешательство. Однако же не имеет значения. Он в два раза выше гнома и раза в три тяжелее. Угрек — самый крутой из когда–либо живших орков. И он убьёт этого коротышку.

Живодёр нанёс удар своей чоппой. Удивительно, но гнома там не оказалось. Что тоже было необычно. Угрек знал, что среди орков он самый быстрый. До сего момента не встречалось достойного соперника его быстроте, едва заметной глазу. Гном нанёс ответный удар. Что тоже неплохо. Угреку нравилось, когда его еда сопротивлялась. Это делало ситуацию интереснее.

От столкновения клинков высеклись искры. Сила удара истребителя застала Угрека врасплох. Он пошатнулся. Гном оказался силён. И это тоже хорошо. Угрек получит некую толику этой силы, когда съест сердце противника. Орк ударил топором. Гном поднырнул под топор и ответным ударом попытался подсёчь ноги Угрека. Орк подпрыгнул и с размаха одновременно опустил вниз оба своих клинка, полагая, что от обоих у гнома уж нет возможности уклониться.

Гном и не пытался. Вместо этого, он перехватил свой топор обеими руками и принял оба удара на топорище. Силой удара его бросило на колени. Откатившись назад и в сторону, гном с лёгкостью встал на ноги. Угрек наслаждался поединком. Гном уже выдержал дольше, чем кто–либо из прежних противников Угрека, и не выказывал никакого желания уклониться от боя. Угрек всегда верил в то, что орка оценивают по силе его врагов, и когда он убьёт этого истребителя, все орки узнают, что Угрек воистину могучий орк. Такая мысль принесла ему некоторое удовлетворение.

Гном приближался к нему — борода встопорщена, в глазу безумный блеск. Он обрушил на Угрека град ударов, каждый из которых был стремительнее и мощнее предыдущего. Пока орк отчаянно отбивал удары, до него стало доходить, что ранее гном бился не в полную силу. После того, как Угрек сбил его с ног, гном предпринял более мощные усилия. Угрек был вынужден признать, что истребитель почти столь же силён, как и он сам. Но это даже лучше. Теперь Угрек более чем когда–либо с нетерпением ожидал момента, когда сможет съесть сердце гнома.

Парируя удары гнома, орк почувствовал небольшую боль в руке. Было такое ощущение, что порезана кисть. Весьма необычно. Ранее Угрек никогда не встречал противника, способного на такое. Истребитель нанёс ещё один удар, и орк поднял чоппу, чтобы его блокировать. В последний момент он обнаружил, что чоппы в кулаке нет. На самом деле, не было и самого кулака. Та боль, что почувствовал Угрек, была вызвана отсечением кисти руки. «О боги, насколько же остр этот топор. Он должен принадлежать мне», — подумал Угрек.

Эта мысль промелькнула в мозгу орка последней, прежде чем опустившийся топор принёс с собой вечную тьму.

Феликс видел, как Готрек прикончил предводителя орков. Телохранители были на грани паники, их боевой дух уже был подорван бегством шамана, произведённым гномами опустошением и воплями находящихся позади собратьев. Некоторые повернулись и увидели воздушный корабль. Это стало последней каплей. Должно быть, они подумали, что покарать их явились боги гномов. Сначала один, потом другой разворачивались и пускались наутёк. Посмотрев вниз, Феликс обнаружил, что сражение превратилось во всеобщее бегство. Орки, гоблины и люди вперемешку, более не сражаясь друг с другом, бросились вон из долины во всех направлениях. Для них оказался чрезмерным безжалостный урожай смертей, собранный „Духом Грунгни“.

— Я полагаю, выжить нам удастся, — сказал Феликс Ульрике, а затем удивился выражению ужаса на её лице.

Он оглянулся туда, куда она указывала. В глубины горы уже убегала огненная полоска. Ракетная труба Малакая лежала рядышком. Феликс сразу же понял, что произошло. Искра от оружия подожгла взрывчатый порошок.

«Может, получится спуститься туда и остановить это?» — спросил себя Феликс. Он сознавал, что в своём теперешнем состоянии, ему такое не осилить. И он не будет просить ни Макса, ни Ульрику пытаться сделать то, что сам он делать не желает. Феликс понятия не имел ни о том, насколько мощная взрывчатка заложена внизу, ни о возможных последствиях, которые могут произойти от взрыва.

— Нам лучше выбираться отсюда, — произнёс он и, попробовав сойти с места, обнаружил, что ноги ему более не служат.

Феликс упал лицом в землю. Должно быть, его ранение оказалось более серьёзным, чем он думал.

— Уходите! — завопил он. — Спасайтесь сами!

Феликс почувствовал, как Ульрика и Макс поднимают его и несут вниз по склону в направлении гномов.

— Приготовьтесь, — услышал он голос Макса. — Туннель в любую минуту взлетит на воздух!

Гномы все как один бросились ничком на землю. Феликс ощутил, как сотряслась земля. Позади него возникла мощная вспышка огня и жара, послышался звук обрушивающихся скал и камнепада.

— Пропало такое баснословное богатство, — услышал Феликс бормотание Улли, а затем в воздухе зазвучали проклятия гномов.

Эпилог

Открыв глаза, Феликс увидел стальной потолок „Духа Грунгни“. Над ним склонились Борек и Ульрика. Качка подсказала ему, что воздушный корабль движется.

— Стало быть, я выжил, — заметил Феликс.

— Едва–едва, — произнёс Борек, и морщины на старческом лице разгладились, когда он благожелательно улыбнулся. — В рану попала инфекция. Я, в общем–то, удивлён, что ты жив после тех приключений, о которых поведала мне Ульрика. Убить дракона — через такое доводится пройти не каждому.

Феликс был столь же смущён, сколь и тронут его словами.

— Я рад тебя видеть. Вижу, ты умудрился починить воздушный корабль.

— Малакай оставил весьма чёткие инструкции.

— С ним всё в порядке?

— И с ним, и с остальными. Разве что все они расстроены из–за сокровищ.

— Значит, всё пропало?

— Ничто из хранящегося в земле для гномов не потеряно, — заметил Борек. — Чтобы разобрать завал уйдут годы, но, в конце концов, мы до них доберёмся.

Феликс помолчал с минуту, задумавшись о телах Стега и Гримме. Их могила получилась более основательной, что кто–либо когда–либо мог им предоставить. Мысль о том, что он столь же легко мог оказаться захороненным рядом с ними, встревожила Феликса. Он дотянулся и взял руку Ульрики.

— Не волнуйся, — произнесла она. — Макс сказал, что к тому времени, как мы достигнем места назначения, ты снова встанешь на ноги.

— Куда мы направляемся? — спросил Феликс, опасаясь, что ответ ему уже известен.

— В Прааг, — кратко ответила Ульрика.

Феликс вздрогнул, сознавая, что там же вскоре окажется и величайшая армия Хаоса последних двух столетий.